Молчаливый свидетель убийства становится сообщником убийцы, тот, кто не осуждает преступника, – его пособником.

Бог велит нам протестовать. Тот самый Бог, который запретил нам убивать друг друга. Протестовать нам велит совесть. У любого человека есть право на любовь со стороны других людей. Наш святой долг – отомстить за кровь, пролитую убийцами. Тот, кто не присоединится к нашему протесту, не имеет права называться католиком»31.

– Почему евреи не сопротивлялись?

– Большинство евреев даже не подозревали, что обречены на смерть. Отправляясь в концлагерь Аушвиц, они были уверены, что их вывозят на «поселение» на восток Европы, где они будут работать на благо рейха. Депортация в первое время проводилась с некоторой оглядкой на мировое сообщество, нацисты до последнего пытались сохранить свои преступления в тайне. Поэтому она сопровождалась чудовищной ложью, чтобы жертвы не бунтовали, не сопротивлялись. Немцы цинично обманывали несчастных людей, продавали им несуществующие участки под застройку, сельское хозяйство, магазины, обещали работу на фиктивных заводах. И даже продавали билеты на поезда, которыми отправляли целые семьи на неминуемую гибель. Убеждали их в том, что еврейское население следует удалить от линии фронта для их же безопасности и отправить в трудовой лагерь. Более того, в те дни многие евреи получали открытки от своих родственников якобы из таких лагерей: «Мы на прекрасном курорте, быстрее приезжайте, чтобы успеть получить место». Я думаю, их заставляли писать такие письма перед смертью. Поэтому люди, ехавшие на уничтожение, часто брали с собой ценные вещи, украшения, предметы искусства, хорошую одежду, медицинские инструменты, книги.

Евреи не знали, что нацисты хотели истребить их всех поголовно, и что эшелоны, в которых их куда-то везут «на работу», доставляют их прямиком в газовые камеры. Когда нацисты устроили перепись евреев, отобрали у них имущество, поместили их в гетто, даже тогда ещё люди не подозревали, какой механизм набирает обороты и чем всё это закончится. Даже если возникали сомнения, доходили слухи, им не верили, настолько всё это было неслыханно и чудовищно. Например, в Польше, где находились пункты уничтожения, новости распространялись быстрее. Но не верили даже очевидцам, тем, кому удалось бежать из лагеря: то, о чём они рассказывали, просто не укладывалось в сознании нормального человека.

Более того, не хотели думать о том, что здесь никакой не трудовой лагерь, а работает чудовищная машина уничтожения людей, и многие находившиеся в лагере! Вот как описывает это состояние одной из заключённых в своей книге «Освенцим: нацисты и "окончательное решение еврейского вопроса"» Лоуренс Рис: «Пожалуй, самое странное во всей этой истории то, что, даже проведя много месяцев в Биркенау, Алиса не понимала, куда её отправили. Конечно, ей рассказывали о газовых камерах – о них знал любой, кто прожил в Биркенау хотя бы несколько дней. Но, пытаясь примириться с жизнью в лагере, она просто не воспринимала это знание и, конечно, понятия не имела о том, как именно происходят массовые убийства.

«Я так сосредоточилась на Эдит, – говорит Алиса, – что все силы, которые мне удавалось собрать, шли на то, чтобы поддерживать в сестре жизнь. И потому конкретно этот страх меня не мучил; наверное, возможность такой смерти была настолько невероятной, что она даже не пугала. Как мог пятнадцатилетний ребёнок, вырванный из нормальной жизни, поверить в то, что его посадят в газовую камеру? В конце концов, на дворе двадцатый век! Я ходила в кино, отец работал в своём офисе в Будапеште, и я никогда не слышала о подобном. В нашем доме никто даже не ругался. Так как можно было себе вообразить что-то настолько мерзкое, что кто-то может вот так убивать людей? И, кроме того, нас всегда учили, что немцы – народ цивилизованный»32.

В книге «В сердцевине ада. Записки, найденные в пепле возле печей Освенцима» впервые были опубликованы заметки одного из узников, Залмана Градовского, в которых он оставил очень важные свидетельства массового уничтожения людей в Аушвице. В этих условиях, тайно (смерть грозила немедленно всякому, кого могли застать за таким занятием) он создал настоящее художественное произведение, написанное ярким, образным языком. Читать эти строки очень тяжело: всё, что происходило с людьми, попавшими в лагерь, описано так, что ты будто находишься там же, рядом с ними, и не просто читаешь, а наблюдаешь за всем происходящим собственными глазами:

«Я вижу, друг мой, что ты хочешь меня о чём-то спросить. Я знаю, чего ты никак не можешь понять, – почему, почему мы позволили себя довести до такого состояния, почему мы не могли найти себе лучшего места – места, где наша жизнь была бы вне опасности. На это я дам тебе исчерпывающий ответ […]

…Огромное множество евреев пыталось смешаться с деревенским или городским польским населением, но всюду им отвечали страшным отказом: нет. Всюду беглецов встречали закрытые двери…

Ты спрашиваешь, почему евреи не подняли восстания. И знаешь, почему? Потому что они не доверяли соседям, которые предали бы их при первой возможности. Не было никого, кто бы мог оказать серьёзную помощь, а в решительные моменты взять на себя ответственность за восстание, за борьбу. Страх попасть прямо в руки врага ослаблял волю к борьбе и лишал евреев мужества.

Почему мы не скрылись в лесной чаще, почему у нас не было групп, отрядов, не было своих героев, которые боролись бы за благополучное завтра?

Думая над этим вопросом, нельзя забывать о других важных моментах – о личных чувствах, тревогах и инстинктах, которые погубили целый народ: огромные толпы людей, из которых каждый был оглушён своим личным горем, безропотно шли на бойню.

Кто мог поверить в то, что развитый народ может слепо повиноваться власти закона, который несёт только смерть и уничтожение?

Кто бы мог подумать, что цивилизованный народ может превратиться в дьяволов, которые стремятся только к убийству и уничтожению?..»33

Но он же приводит и вот такие эпизоды: «Исключений за нашу 16-месячную службу было только два. Один раз бесстрашный юноша, прибывший транспортом из Белостока, бросился на солдат с ножом, нескольких из них ранил и, убегая, был застрелен.

Второй случай – перед памятью этих людей я склоняю голову в глубочайшем почтении – произошёл в варшавском транспорте. Это были евреи из Варшавы, которые получили американское гражданство, среди них даже были люди, родившиеся уже там, в Америке. Их должны были выслать из немецкого лагеря для интернированных лиц в Швейцарию, под патронат Красного Креста, но «высококультурная» немецкая власть отправила американских граждан вместо Швейцарии – сюда, в печь крематория. И здесь произошла поистине героическая драма: одна молодая женщина, танцовщица из Варшавы, выхватила у обершарфюрера из «политуправления» Освенцима револьвер и застрелила рапортфюрера – известного бандита унтершарфюрера Шиллингера. Её поступок вдохновил других смелых женщин, и они зааплодировали, а после бросились – с бутылками и другими подобными вещами вместо оружия – на этих бешеных диких зверей-людей в эсэсовской форме»34.

Примеры мужества людей, которые уже понимали, что их ждёт и которым уже нечего было терять, есть. Вспыхивали восстания, случались и побеги из лагеря. Но в большинстве своём они были неудачны, а бунты жестоко подавлялись.

– Неужели никому не удалось бежать из лагеря и рассказать о нем?

– В апреле 1944 года Рудольф Врба и Альфред Вецлер сбежали из концлагеря и рассказали о газовых камерах. В дополнение к своему рассказу они нарисовали подробный план лагеря Аушвиц-Биркенау. И опять многие им не верили, хотя и старались избегать поездок на восток. Да, в такое действительно трудно было поверить. Практически невозможно. Бежали из лагеря и советские военнопленные, но об этом мой рассказ впереди.