Мужчины уселись у огня. В свете камина Спектор выглядел как-то странно, словно восковая фигура, а не живой человек. Должно быть, он знал, что ему идет такой вид.

– Чаю, сержант? Или вы соблазнитесь более авантюрным напитком?

– Чай будет в самый раз, – ответил Хук. Он изо всех сил старался говорить солидным тоном. Ему это почти удавалось.

– Клотильда, – позвал Спектор. Он посмотрел на молчаливую служанку. Она снова качнула головой и вышла из комнаты. – Чем могу помочь? – обратился он к Хуку. – Должно быть, дело срочное, если инспектор послал вас ко мне.

– Плохие новости, сэр. Делла Куксон не дочь Человека-змеи.

– Откуда вы знаете?

– Потому что его дочь покончила с собой в 1929 году.

Спектор задумался над этим:

– Понятно. Что ж, полагаю, это логично. Наверное, инспектор весьма удручен. Я, однако, нет. Видите ли, у этого дела много граней. Может быть, слишком много. Возьмем, к примеру, вот эту.

Он повернулся в кресле и включил граммофон. Из него донеслись звуки одинокой скрипки: игривые, полные надежды, парящие, как голубь, над сценами ужаса и резни.

– Флойд Стенхаус, – пояснил Спектор. – Разве он не великолепен?

– Он очень талантлив, – признал Хук, смущенно покашливая.

– Конечно, всем известно, что гений и безумие идут рука об руку. Об этом говорит история. И я понял из записей Риса, что мистер Стенхаус – человек, которого мучает его бессознательное. Он видит сны – отвратительные сны. Чудовищные, способные соперничать с самыми мрачными фантазиями Эдгара Аллана По. Послушайте вот это.

Он протянул руку и снял иглу с граммофона. Музыка умолкла с резким скрипом, не смягчаясь. Затем он обратил свое внимание на блокнот:

– Вот запись, сделанная две недели назад: «Во сне пациент А лежит в постели, как обычно, корчась от лихорадки. Пот сочится с его тела, и он бьется в конвульсиях от скручивающей боли в кишках. Постепенно к нему приходит осознание того, что он не один. В лунном свете за окном спальни он видит фигуру, одетую в черное. И знает, что эта фигура, кем бы она ни была, является причиной его мучений. Под действием инстинкта он хочет нанести удар по человеку, ответственному за эту боль. Он берет что-то со столика рядом с кроватью и бросает в фигуру. В ту же секунду она исчезает в каскаде осколков стекла. А пациент А понимает, что разбил зеркало».

– Я ничего в этом не понимаю, сэр.

– Вот как? То есть вы не находите это интересным? Ни в малейшей степени?

– Это похоже на вуайеризм. Сны человека – это его личное дело.

– Я уверен, что вы правы. И все же мистер Стенхаус, кажется, очень хочет поделиться своими снами. Он делится ими настолько охотно, что позвонил доктору Рису посреди ночи, чтобы описать свой последний кошмар, пока он еще свеж в его памяти. Очевидно, сам доктор Рис находил большой интерес в ночных кошмарах этого беспокойного музыканта. Возможно, он предвидел, что скоро опубликует очередной бестселлер.

– К чему вы клоните, сэр?

– Ответьте мне на один вопрос, Хук. Как среагировал доктор Рис, когда Стенхаус начал пересказывать содержание своего сна?

– Он начал записывать его. Олив Тернер слышала, как перо царапает бумагу.

– Верно! Он сразу же начал делать записи. А теперь ответьте: что случилось с этими записями?

Хук был в замешательстве:

– Последние записи в тетради были сделаны перед тем, как Олив отнесла ему ужин. Мы не нашли ничего более позднего.

– И какой можно сделать вывод? Что убийца, возможно, вырвал соответствующую страницу из блокнота? Что, возможно, на этой странице было что-то еще, чего он не хотел, чтобы мы видели?

– Но почему?

Спектор усмехнулся:

– Похоже, что мы наконец-то начали задавать правильные вопросы.

Придя домой, инспектор Джордж Флинт почувствовал, что несколько рассеян. Жена поставила перед ним миску рагу, которое он с ворчанием поглощал. Джулия Флинт была терпеливой женщиной и знала, что не стоит ожидать от мужа слишком многого, когда он так погружен в дело. Но даже она была слегка обескуражена его пустым, стеклянным взором, когда он сидел у камина в тускло освещенной гостиной.

Вскоре он задремал в кресле, сцепив пальцы на животе. Джулия вошла в комнату с кофейником, но, увидев его спящим, что-то пробурчала и отправилась спать одна.

Флинт, откинувшись в кресле и бессознательно повторяя позу, в которой обнаружил Ансельма Риса, начал похрапывать. Но его кажущийся мирным сон вовсе не был таковым.

Он был в комнате без окон, без дверей. Без входа, без выхода. Место было знакомым и в то же время каким-то пугающим. Чувствовалась в нем какая-то необъяснимая угроза.

Он огляделся вокруг. Осмотрел стены в поисках какой-нибудь хитроумной панели или потайного отсека. В дальнем конце комнаты он заметил деревянный сундук размером с человека. Со страхом он вцепился в ручки кресла и поднялся на ноги.

– Доктор, – произнес голос. Он был женским и одновременно металлическим и неживым, как будто доносился из невидимого граммофона. – Доктор?

«Что такое?» – попытался произнести он, но его горло не издало ни звука.

– Доктор…

Он медленно подошел к сундуку.

– Доктор. К вам посетитель.

Его рука зависла над замком на сундуке. Когда он собрался открыть его, к его удивлению, тот открылся сам по себе. Крышка со скрипом откинулась вверх. Из сундука стала подниматься фигура.

Беззвучно ахнув, Флинт отступил назад. Фигура – скопление бесформенных теней – поднималась вверх, возвышаясь над ним. Он никак не мог сфокусировать на ней взгляд, но различил человека в пальто и шляпе.

– Кто вы? – попытался сказать он.

– Доктор, – повторил бесплотный женский голос, – к вам посетитель.

Флинт почувствовал, как знакомый ужас поднимается у него в груди. Существо протянуло к нему руки в перчатках, и его лицо медленно начало проясняться. Это было не человеческое лицо. Оно сверкало двойным рядом свирепых острых зубов, измазанных кровью и желчью. Глаза были двумя черными бусинами. Это была морда змеи размером с человека.

Флинт проснулся словно от толчка. Огонь в камине догорел, и сквозь занавески в гостиной пробивался утренний солнечный свет. Он сел, задыхаясь, и с ужасом обнаружил, что его рубашка насквозь пропиталась потом. Он поднялся на ноги медленно, как старик. Его колени дрожали, пока он, спотыкаясь, шел на кухню за стаканом воды.

Магазин «Скобяные товары Моррисона» был небольшим заведением в ряду магазинов, расположенных вдоль Портобелло-роуд. Его большая квадратная витрина была заполнена железными изделиями, катками и сушилкой для белья, удочками, швейцарскими армейскими ножами и прочими подобными товарами. Владелец, сам Моррисон, едва успел повернуть табличку на двери «ОТКРЫТО», как с улицы ввалился Клод Уивер. Уивер выглядел поникшим и растрепанным, но, когда он подошел к прилавку, его манеры и речь были абсолютно уравновешенными. Он говорил четко и властно:

– Мне нужно вот это, – и он, указал на предмет в стеклянной витрине на стене за прилавком.

– И вам доброго утра, сэр, – ответил Моррисон.

– И поживей, – сказал Уивер, изучая свои карманные часы.