Мастеров копателей было немного. По некоторым сведениям отец Гранита являлся таким мастером. Его звали копать колодцы в Утылву и в окрестные хутора. Копатели сродни ворпаням – и те, и те роют. Потомок мастера Гранит Решов небезосновательно ощущал степень сопричастности к злостному рыжему племени. Подземные норы издалека пролегают, соединяются и разветвляются, образуя запутанные лабиринты. Под Пятигорьем издревле масса лабиринтов. Но есть ведь прямые простые ходы – раз и провалился в дырку. Колодец – это тоже дыра в земле. Ищут, где грунтовые воды близко подходят. Это ж уметь надо! чтобы вся работа насмарку не пошла. Чего только не придумывали! И посудину ставили на выбранное место, опрокинув; через время смотрели – запотели стенки или нет. Животных использовали, полагаясь на их чувствительность. Например, белых котов. Прибегали к разным ухищрениям. Копали ночью, опасаясь людского сглаза. Особенно боялись при копке провалиться гораздо глубже, чем рассчитывали – прямо в подземное царство Энгру. Ну, а то, чего боишься, рано или поздно произойдет. Интересно, в нашей истории еще рано или уже поздно?
Для бесперебойного водоснабжения в усадьбе любителя старины Сыродя пробурили скважину, установили обсадную трубу и фильтр. Скважину прокачали. Осталось еще опустить рабочий насос, оснастить систему водоподачи автоматикой и дальше наслаждаться городскими удобствами. Однако с этим пока застопорилось
К какому колодцу пошел Колесников? К новому или старому? Разумеется, к бревенчатому срубу.
– Как из него пить-то? Ведро должно быть. Где же оно? Утонуло?.. И цепи нет… Что там?
НИЧЕГО. Ни ведра, ни цепи, ни деревянной бобины, на которую цепь наматывалась. Просто забранная в сосновые бревна дыра в земле (куда? в никуда). Интересно же… Кто бы в данной ситуации удержался от соблазна заглянуть внутрь?
Сколько сказок и суеверий существует про старые колодцы!
Повинуясь сильному порыву, Колесников наклонился над верхним венцом колодезного сруба – с всхлипом втянул воздух и приник, пытаясь разобрать, что там, внизу. Вглядывался напряженно. Ничего не видно. Звезд не видать (а они видны в колодце или из него??). Тьма, хоть глаз выколи. Или все же что-то есть? было… На дне колодезного ствола, куда не проникал ни один дневной лучик, угадывалось красное мерцание. Колесников угадал это и тут же ощутил резкий толчок в грудь. В голове мелькнула и сбилась мысль: что за источник красного свечения на дне? сосредоточен в одном месте – в одном русле. Не рассеивался по сторонам. Как красная тонкая ленточка между невидимыми в темноте камнями. Девичья ленточка в колодце. Интересно, а здесь в усадьбе были женщины или девушки? Дальше выяснится, что были. В Утылве были даже русалки – девушки с фальшивыми рыбьими хвостами! Но как можно потерять ленту на дне? Колесников не представлял. Его подружка Тамара не цепляла на свои волосы ни красных, ни синих ленточек – слишком провинциально, разве только для малыханских доярок (или для тылвинских русалок). Тамара Кулыйкина считалась модной городской девушкой!
Словно раньше Колесников не заглядывал в другие колодцы! еще пацаном в родном Кашкуке. Да неправда это! Некая причудливая (чудесатая) иллюзия. Первое впечатление всегда обманчиво, успокоил себя Колесников. Но уже не на коже, а под кожей лопались возбужденные пузырьки, вызывая зуд. Острый зуд любопытства. Мэр чертыхнулся. Всхлипнул и со свежей порцией воздуха в легких повторно приник к колодцу. Глаза широко раскрылись.
Во второй раз все происходило немного дольше. Зато достигнут просто ошеломительный эффект! Бомбический, как недавно обещал Петька Глаз молодежной ячейке. А ведь Колесников уже не так молод – не так юн. Пошатываясь, переступая и путаясь, мэр отдалился от колодца на приличное расстояние. И рухнул, больно стукнувшись пятой точкой – его некому было подхватить.
– Твою мать!.. Не найти, не потерять…
Сидя на земле, Колесников побелел как мел – так быстро кровь отлила от головы. Лицо стало нечувствительным, и симметрия (нормальность) в нем (в лице) нарушилась. Прежде всего, это выразили глаза: один закрылся веком, другой вытаращился, насколько возможно – почти вылез из орбиты. Не хуже, чем у Сыродя. Колесников прижал рукой закрытый глаз, который, как ему показалось, затрепыхался. Вот номер! Никогда подобных признаков за собой не замечал.
Ну, и что ошеломило Колесникова на дне сыродиевского колодца?
Вопреки правилам внутреннего устройства и, вообще, всем законам физики ствол колодца (очень длинный, за тридцать метров, но представлялся бесконечным) сверху вниз расширялся. Собственно, это никакой ни ствол, а воронка, которую кто-то опрокинул. И как при первом заглядывании в дырку повторилась иллюзия – только сейчас Колесников наблюдал ее дольше. Что это было? Ощущение – не осознанное, но вполне явственное для всех органов чувств – огромного пространства. Точно бездна разверзлась внизу. Темнота еще больше завораживала: как оценить размеры? да и что оценивать? НИЧЕГО. Тьма раскинута, и в ней вырисовывается (иллюзорно?) единственный цветовой контраст – волнистая красная полоска. На дне? но дна не видно, и его даже невозможно предсказать – как далеко или близко. Взгляд погружался в воронку – все ниже, ниже и стремительней. Дырка темнела и засасывала. Голова кружилась. Колесников словно отрывался от своего тела и падал вниз – стремительно, оглушительно, страшно. Или не тело совершало чудеса, а дивор отрывался, пока тело согнулось над срубом, засунув голову в колодец. Сыродь, если бы очутился рядом, сказал (абсолютно правильно): нашел, куда соваться!.. Дивор уже не поймать и не спасти – потерян он… Тем более, глаза не различали никакого просвета – ни близко, ни далеко. Темнота. И это не тоннель! Если же тоннель, то никуда не ведет.
Наш герой не сдавался – смотрел старательно. Да, точно, он не ошибся при первом взгляде: красная полоска – сначала как ленточка. Колесников падал вниз, ленточка летела ему навстречу. И росла с такой же скоростью. Нутряной красный цвет – не свет, а красная струя. Вот уже лента стала рекой. Колесников еще сощурился, почти сомкнул ресницы над обоими глазами (как после над одним). Он почти приблизился к красной реке, завис над ней (словно у него за плечами образовались корыльбуньи крылья) и только тогда понял, что видит не обыкновенную (пусть красную) реку, а множество – великое! – красных огоньков, двигающихся в согласованном ритме, благодаря которому казалось, что река текла. Она извивалась, обтекая бесчисленные темные объемы – то ли скалы, то ли башни, то ли другие выступы неведомой тверди. Огоньки не яркие, словно притушенные. Прорва маленьких диворов – украденных у какой прорвы народа?! Ужасно. Вместе огоньки колебались, как колеблется все везде – мы сами, наше окружение и выше – земля, вселенная. Даже бездна под нами.
Сидя на земле, Колесников попытался привести свои впечатления хотя бы в подобие разумной системы. Человек все меряет своим разумом. Разумной системы не получается – только сказочная. Огоньки-диворы в красной реке. Река на дне колодца. Вспомнилась старая сказка про деда, жившего в ледяном тереме, и попасть в терем можно было, лишь бросившись в колодец. Хорошая сказочка! Если броситься, а там нет никакого деда? Короткие конвульсии смеха сжали Колесникова и отпустили. Не смешно – то, что весьма впечатлило его во тьме.
У сказочного деда-то что? Ничего у деда. Белые борода и усы как у Мобути. И в остальном полный порядок. Все убрано, перемыто. Перина взбита, и травка под периной до весны спит. Так весна уже наступила! А у Сыродя в колодце не травка, хотя в легендах о подземном мире люди внизу, как и наверху, пасут скот. Скот есть траву. Это подобие жизни. И скот ненастоящий, и трава – не трава, и в красной реке – не красная вода. Ею невозможно напиться! Но Энгру может и пьет. Злобный черный бог питается диворами! А что остается людям без души?
В легендах люди живут под землей и занимаются подобием обычных дел, пока на земле их помнят. «Жизнь после смерти состоит из прежних занятий – люди устраивают жилища в скальных основаниях, пасут скот, едят мясо, носят одежду, пользуются обыкновенными вещами… Люди живут после смерти ровно до тех пор, пока о них помнят близкие. Как только забывают, превращаются в тени – сохнут и истончаются, и в конце исчезают. Великий грех забыть предков (даже не отцов и дедов, а много дальше) и отказаться от прошлого…» (Сказки Пятигорья). Так написано в старой книжке (в старой сказке). Приходится верить. Кого в итоге больше? Кого помнят или память о ком давно испарилась? «Мир, земля, сама жизнь, благополучие – это наследство предков, которым мы пользуемся и передаем своим потомкам». Людская неблагодарность как бездна бездонная. Она больше царства Энгру. С какой легкостью мы забываем. Даже своих близких… И множится тьма – только кажется, что в колодце – нет, тьма внутри нас и мы внутри тьмы. Ужас!
