У ворот стоял один из близнецов. Который? Разберемся. Младший Клоб в это время плевался в кукурузер из кортежа олигарха Сатаров. Очень занят был. И он – светлее, выше, тоньше старшего брата. Волосы у Сула золотятся. А этот уже заматерел (пусть на вид тридцатник не стукнуло) – плечи и руки как напряжет, так вены вздуваются. Кость твердая, матерая. Голос с хрипотцой. Старший как раз рыжий.

Одет Клоб был в рабочую униформу – синий комбинезон и серую футболку с буквами АО Тылвинское на спине. На рыжих лохмах форменная кепка, нахлобученная козырьком назад. Очевидно, дорогой итальянский костюм пришел в полную негодность после ночных приключений с флагом и башней – и с корыльбуном, конечно. Хоть у старшего брата обе руки целые и здоровые. Сделав такой вывод, визитеры обшарили глазами все открытые участки на теле Клоба в поисках, куда же его корыльбун клюнул. Особо обратили внимание на лоб (ну, и все лицо, и нос). Облик чистый и бледный. Ран и повреждений нет. Очень жаль.

– Проходите. Чего стоять-то, – повторил Клоб. – Вас ждут.

Наша компания – по-прежнему молча и серьезно – последовала в дом. Шли и сверлили взглядом затылок ворпаня. Привиделось, или его рыжие волосы слегка золотились на свету? Даже если так, ничего сказочного. Кожа чистая. Лицо человеческое. Существо прямоходящее.

Почему Клоб здесь, в усадьбе Сыродя? Какое отношение имеют ворпани к владельцу агрохозяйства Тылвинское? Если рассуждать совсем фантастично, то самое непосредственное отношение – и даже подчиненное. И кому же в сказках Пятигорья подчиняются ворпани? То-то и оно! Дальше пусть домысливают читатели. А вожак четверки – В.И. Щапов – решил пока не вдаваться в эти хитросплетения. Его волновал очень конкретный вопрос – для его решения экстраординарных средств не требовалось. Он хотел остаться в рамках закона. Надеялся каким-либо образом договориться. Призрачная надежда?

Клоб привел гостей в комнату, служившую, очевидно, кабинетом. Просторное, не загроможденное мебелью помещение. Как и во всем доме, лавка вдоль стены – под окнами. Солидный предмет обстановки с торца комнаты – прямой диван. Характерная высокая спинка в деревянной раме. По бокам подлокотники-валики. Обивка из дерматина, но очень приличная. Классические венские «гнутые» стулья с жесткими сиденьями – старые, лак местами облез, крепкие, исправные. Два или даже три стола – для различных целей. Один персональный Сыродиевский – добротный письменный стол с прямоугольной столешницей на двух тумбах. Второй – длинный, грубо сколоченный, придвинутый к лавкам. Имелся еще третий столик возле окошка. Тюлевые занавески – очаровательные, «бабушкины». В красном углу традиционно помещались иконы – здесь не было. Также нет книжных шкафов и книжек – Сыродь совсем не читатель. Тяжеленный деревенский сейф с секретами – сундук, обитый железом, с навесным замком. Сосновый ящик с ручкой – для инструментов. На стул брошен брезентовый плащ. Армейские сапоги с кирзовыми голенищами торчали из-под лавки. Не попадалось особых вещей, изобличающих какое-либо хобби Сыродя.

Своеобразный кабинет – подстать хозяину. И мебель тоже под Сыродя – под его габариты и его же характер. Много старых предметов, но их никто специально не искал, не платил больших денег, не реставрировал. Не прилагались усилия соблюсти определенный стиль. Все из обыкновенного обихода – если хозяин хотел, то брал и использовал. Для конкретных нужд, а не для показа и удовлетворенного тщеславия. Здесь ничего не берегли и не жалели – не ремонтировали, не шкурили и не красили дерево, не чистили металлические ручки, не смахивали пыль с лаковых поверхностей. Везде лежала печать небрежности и составляла собственный стиль – чисто мужской, основательный, функциональный. Комната – да и весь дом – со своим стилем. Хотя в доме еще таились сюрпризы (об этом позже).

Судя по всему, Сыродь здесь проводил большую часть времени – ел, спал, работал. Вот и характерная примета сегодняшнего дня – на третьем столике мигал красным огонечком системный блок, и огонек тот отражался в темном экране монитора. Невероятно, но Сыродь, оказывается, не мужичье сиволапое, не простая деревенщина. Выходит, внешность обманчива? Однако дом именно производил прямое, безыскусное и даже равнодушное впечатление (тем, что не пускал пыль в глаза, и пыли в нем скопилось горы). Подобная атмосфера уже встречалась в бараке Мобути. И там, и там мужское жилище. Было в Утылве подобное жилище в женском роде – бабылидина квартира. Но гости сейчас на хуторе у Сыродя.

Щапов, Васыр, М. Елгоков, Колесников и Мобутя заняли места, на которые указали. Разумеется, не диван – да и самим гостям это представилось бы кощунством (очевидно, диван служил спальным местом – там лежало сбитое в комок одеяло). Широкая лавка у стены. Пришлось протискиваться, поскольку к лавке близко примыкал стол, и расширить проход даже на миллиметр не получалось. Присев на лавку, визитеры очутились как в ловушке. Не слишком удобно. Лишь Щапову – последнему в ряду – было с краю свободней. Уселись и замолчали – не знали, что и как начинать. Растянутую паузу нарушил шорох. Гости повернули головы.

Щапов (и другие) узрел своего старого знакомого. Вернее, сына старого знакомого. Сам черт ногу сломит. А уж с отцом и сыном Сыродями черт обе ноги переломает. Все у них перепуталось. Сын – точная копия отца. Может, и был когда-то молод и наивен, но теперь, годы спустя, заматерел. Явственно проступили фамильные стариковские черты. Мужик на вид черный, унылый, неприятный. Тягостен, медлителен, напряжен. Сыродь не толстый – жир с костей не свисает. Но весь он какой-то монолитный, неподатливый, движениям не хватает живости. Вот не вызывал симпатий ни у кого – даже больше – отталкивал. Кожа холодная, бледная, с железистым оттенком. На весеннем солнце Сыродь нисколько не загорел, не посвежел. Нос блестит как начищенный металл. Волосы иссиня-черные, жесткие, без седины. Сыродь-отец носил бороду по грудь и еще усы длиной, как у бороды. Сыродь-сын не каждый день, но брился. На щеках, подбородке и шее короткая черная щетина. Зубы волчьи – крупные, желтые, все целехонькие. Клыки с боков торчат – Сыродь их не прячет и не стесняется. Каменное упорство – постоянное выражение на лице (даже во сне). Этого замкнутого типа невозможно развести на другие искренние эмоции. Вроде внешне все как у людей – и одновременно не по-людски.

Сыродь – не обыкновенный тылок. Появился неизвестно откуда. Якобы с Украины (а в действительности, кто ж ведает). Чужой. Никому не враг и не друг – даже не простой знакомый. Привычные радости жизни его не трогали. С мужиками не пил, по бабам не бегал. И иной отдушины – охоты, рыбалки – не было. Карьера его тоже не занимала – приехал в Пятигорье на должность директор совхоза и до смерти директорствовал. Жил бобылем. Скучно, неинтересно (кажется, про кого-то так уже говорили?).

Гости и хозяин хутор Чагино встретились. Как и прежде чувствовалась тяжелая аура хозяина. Благодаря неведомой – не иначе колдовской – способности выпивать чужие силы, оставляя смертельную усталость. Как это удавалось Сыродю? Он не объяснял. Из него клещами слова не вытянешь – а уж не ругался он, вообще, ни с кем. Честно говоря, из-за нелюдимости, молчаливости, безучастности Сыродя считали недалеким. Привычка таращиться исподлобья придавала ему простецкость, если не примитивность. Все (т.е., все притязания внешнего мира) куда-то падало – словно в бездонный колодец, а оттуда НИЧЕГО не откликалось (ни адекватно, никак). И вот с таким невосприимчивым человеком надо разговаривать и договариваться. Выхода не было.

Может, нынешнюю ситуацию спасет вожак и мозговой центр группы ходоков В.И. Щапов, который не столь легковерен. И Сыродя к дуракам не относил по объективным причинам. Ведь с бывшим совхозом Сыродь пусть не преуспел, но вырулил – в отличие от ТыМЗ. Агрохозяйство – не кандидат на банкротство и закрытие. Это, значит, как сейчас? Значит, взял кредит весной – технику подлатать, купить семенной материал, удобрения, топливо, молодняк животных, оплатить текущие платежи, работникам крохи выдать на руки. Затем, с полученного урожая, выращенного скота, молочных продуктов и пр., долг вернул с процентами. Себе уже не осталось. Про развитие, прибыль речи не идет. Хозяйство живет в режиме жесточайшей экономии. Но ведь выживает! Ох, как сейчас Васыр взвился бы с обидой – дескать, на предприятие Сыродя холдинг не покушается! И Сыродь управляет своей собственностью по-капиталистически. Эксплуатирует бесправных гастарбайтеров. Со старыми работниками не нянькается. Зато Васыру приходилось с тылками!..