Ни упреки, в виде ее слез, ни беседы друзей и товарищей, ничего не помогало! Так стали отдалятся многие, кто поддерживал с ним общение, кампания из пацанов и девчонок, с которыми он много лет гулял, веселился и проводил свободное время, —напрочь отвернулась. Как раз в тот период я с ним сдружился ближе, хоть и не вел, в отличие от него, подобного образа жизни. Незадолго до систематического пьянства, Антон помог мне в финансовом вопросе. Я тогда уже на протяжении года был в серьезных отношениях с одной девчонкой и мне срочно понадобилась приличная сумма денег. Почему-то эпизод с его согласием помочь мне, осталось навсегда в моем сознании. Антон был последним, к кому я обратился. Все мои приятели и близкие, и тем более дальние знакомые – отказали. Каждый назвал свою причину, несмотря на то, что я не отказывал в помощи, если кто из них обращался ко мне. После того, как я столкнулся с «холодной» взаимностью, то пересмотрел отношения и остался без друзей.
На этом фоне я и сдружился близко с Вершининым. До этого, мы были лет десять знакомы поверхностно, через нашего общего друга. Антон был старше меня на пять лет, но восприятие к жизни, было у нас одинаковым. Он так однажды и сказал, что я – будто его ровесник или человек, который может даже старше по уму. На это повлияла жизнь в моей судьбе. Своего отца я не помню, он ушел из жизни, когда мне было семь месяцев. А когда мне исполнилось восемнадцать, из жизни ушла и мама. Ее уход стал для меня катастрофой, концом света, я не мог видеть дальнейший смысл жизни, все вокруг стало серым. Настолько я был обескуражен ее уходом, а восприятие – оно изменилось ко всему, жизнь раскололась на «до» и «после». В этот момент, черпать поддержку я мог только от своей девушки, сыгравшей огромную роль, чтобы не позволить мне «скатиться в яму».
За полгода до трагедии, моя жизнь круто изменилась, успешно шла учеба, преобладала высокая успеваемость и в конце первого курса я познакомился с той девчонкой, о которой мог, казалось до этого, только мечтать! Мама, в тот момент, уже чувствовала себя неважно, но продолжала работать, чтобы имелась дополнительная копейка в доме.
Но за три месяца до ухода, резко потеряла силы не только в работе, но и по дому, поэтому все обязанности по хозяйству, возложились на меня. Постепенно я готовился к самостоятельной жизни, проходя ежедневные репетиции в уборке, кулинарии, как оплачивать квитанции, как списывать показания по прибору учета электроэнергии, воды и газа, что нужно покупать, какое мясо лучше, а какое является подделкой?..
Лена, моя девушка, очень переживала за мою маму, если не получалось встретиться больше двух дней, то мы созванивались и что в телефонном разговоре, что наедине, друг с другом, она постоянно спрашивала про самочувствие мамы. Сложно было обманывать, во благо ее спокойствия, Лена хорошо видела по глазам, что я могу что-то не договаривать. А в последнее время, я уже прикидывал, сколько мама проживет? Я уже четко отдавал себе отчет в том, что она серьезно больна. Мысли являлись мрачными и оставались лишь только при мне.
Трагическая развязка не ожидалась никем, я думаю в этот момент и мама не ожидала, что закончит свой путь в больничных стенах. Она была экстренно госпитализирована. Казалось, состояние стабилизировано и сам заведующий отделением утверждал это. Да и с мамой я разговаривал каждый день по телефону. То, что настроение у нее улучшается, – я и не сомневался, когда слышал приободренный ее голос в трубке.
Однако за три дня до смерти, ее перевели в неврологию с подозрением на инсульт, а далее становилось только хуже. Врачи приняли решение перевести ее в реанимацию, где она через сутки и скончалась. Это случилось рано утром, в тот день, когда она должна была по плану выписываться…
Антон со своей пагубной привычкой и аморальным внешним образом загремел в наркологический диспансер, а позже был переведен в какую-то престижную частную клинику по воле своей матери. Она была скрытной и мрачной женщиной, будто не видевшая ничего хорошего в своей жизни. Адрес диспансера, куда он изначально был помещен, она дала. Антона я периодически навещал, но заметных улучшений в его зависимом состоянии, не замечал. Учреждение было казенным, поэтому должного внимания к каждому, персонал, уделять не старался. Подход ко всем был единый! Когда я навещал Антона, при встрече со мной, он, как только не проклинал собственную мать, упекшую его в эту «тюрьму». Но когда он был переведен в неизвестном направлении, Надежда Михайловна не сказал мне ни слова, не знаю по какой причине, но на мою просьбу: дать адрес, – вылила зло, которого, считаю, я не заслуживал, и попросила больше не тревожить их. Связи с Антоном не было, телефон конечно был, но номер стал сначала недоступным, а через пару месяцев и вовсе, как бы незарегистрированным в системе связи. Мне хватало собственного завала, только одна проблема решится, тут же, – появлялась другая! Окончательно потерялась связь с ним, когда я и Лена перебрались в Москву, несколько лет работая в ее окрестностях. Наступил непростой этап становления жизни…
По дороге, когда мы ехали в кафе, рассказали друг другу уже немало подробностей, пока не особо шокирующие и эксклюзивные. Оказывается, Вершинин был тогда переведен в частную клинику под Новокузнецком, где жили его родственники. На данный момент, он и жил там, как на постоянном жительстве, став, за десятки лет – «большим человеком». Свои подробности я держал пока при себе, их лучше произносить не тогда, когда находишься за рулем.
– Почти на месте… – предупредил я.
Кафе находилось напротив Новодевичьих прудов. В теплый сезон здесь разворачивалась и летняя веранда. В июле прошлого года, когда мы праздновали день рождения Кости, то праздник проводили на веранде. Была теплая и комфортная погода, безветренная. Да и сами дети предпочли находиться на свежем воздухе, отторгнув идею размещения в помещении.
Антон спросил:
– А ты кого на вокзале провожал?
– Дочку… – произнес я обычным голосом.
– Она у тебя симпатичная…Только не обижайся: на тебя она не очень похожа.
– Пфф… да какие обиды! Я считаю логичным, когда девочка больше похожа на маму, как и сын на отца.
– А у тебя еще и сын есть!? – восхитился Вершинин.
– Нет, только дочь, – снова я обратил на него взгляд. – Приехали…
– Ммм, симпатично тут, – оценил Антон окружающую обстановку.
Рядом, в близкой доступности располагался Новодевичий монастырь, в нем же присутствовал старинный некрополь, где покоились знаменитости из многих профессиональных сфер. Это были люди, сыгравшие огромную роль в истории нашего государства: культуре, политике, строительстве, науке… Виднелся стадион «Лужков». Он был переименован в день столетия второго мэра Москвы, а чуть подальше, на Воробьевых возвышенностях, виднелся главный университет страны – МГУ.
– Да-а, мне тоже это место нравится!
– Ну ты в целом, сам как? Что изменилось? Надеюсь в лучшую сторону? Хотя почему «надеюсь»? Я уверен, что у тебя все хорошо…
– Сейчас сделаем заказ, и я тебе все расскажу.
То, что я собирался ему рассказать, даже не знаю: может после этого он просто встанет и уйдет, предпочтя не видеть меня дальше. Может даже в морду даст! Он, смотрю, по телосложению выглядит отлично, нежели тех времен, когда был дохлым и конченым алкоголиком.
Мне было важно выговориться. Антон сейчас передо мной, будто психолог, может даже больше! Только он один в данный момент знал, какая была моя жизнь в юности, может и с заботами, но счастливая в любви. Именно он поймет, что я буду ему рассказывать, какой ад я переношу в виде пожизненной душевной боли.
– Евгений Дмитриевич, добрый день! Рады снова Вас видеть, – поздоровался подошедший официант к нашему столику. – Здравствуйте, – поздоровался он отдельно с Вершининым.
Антон молчаливо кивнул.
– Я пока подумаю над заказом, – принял я меню. – Антон, ты как? Сразу?
– Подойду к вам тогда через пять минут… – предупредил официант.
