На пустой площади у колодца жгли костер три ведьмы. На огне висел пузатый бронзовый котел, в котором что-то булькало и постреливало паром, разбрызгивая мелкие шипящие капли. Рядом стояла бадья с водой, а в двух шагах задрал к небу деревянное ведро длинный журавль у колодца. Ведьмы были замотаны в рванье, имели харизматичные бородавки, длинные носы и остроконечные кожаные шляпы.

Мелкая ведьма подкладывала щепочки в огонь и была в хорошей форме умирающей от голода гончей — сухая, поджарая, с резкими движениями ударенной током и постоянно дергала длинным носом над котлом. Толстуха, что мешала ложной варево, напоминала массивный бочонок, который расперло от забродившей браги, и ширины такой, что показалось ее проще перелезть, чем обойти. А вот старшая, та, что сидела на небольшом табурете и не суетилась с ужином, явно была за главную. Высокая, худая, с седыми патлами волос, многочисленными амулетами из косточек и черепов мелких зверей, ракушек и засушенных ушей. На впалой груди болталось ожерелье из трех мумифицированных человеческих голов с зашитыми суровой ниткой ртами и глазницами. Именно она вскинула голову и уловила мой взгляд.

— Иди погрейся, путник! — радостно осклабилась она, поманив грязным когтистым пальцем. — Иди-иди, не бойся!

Две товарки вскинули черные глаза и тоже заулыбались, показав неполный набор кривых и желтых зубов. Тощая даже пустила слюни в котел и тут же получила ложкой по лбу.

— Ну раз вы так просите, — решился я, — как можно отказать?

— Кто таков? — рокотнула повариха неожиданно густым и злым баском. — Почему костьми воняет?

— Я не чую скелетиков! — взвизгнула тощая, нервно приплясывая, как припадочная. — Их стало меньше! Он убил!

— Моих скелетов? — зарычала толстуха, выставив совсем не старушечьи клыки, упырям впору. — Этот гад?

— Наверное, паладин, — предположила старшая, сверля меня взглядом. — Так их называют, сестры? Охотники на ведьм, паладины?

— Паладин? Падла-дин! — разоралась толстая, размахивая ложкой. — Я их месяц поднимала!

Я не слушал перепалку, оторопело созерцая варево. Там булькало, выныривали крысиные хвосты, панцири улиток, дергающиеся лягушачьи лапки. Я с трудом проглотил ком в горле, когда в гадостном бульоне показалась и тут же скрылась уродливая голова крупного нетопыря, вроде как даже живого.

— Э-э-э… О чем вы, я прослушал? — оторвался я от ведьминого супа. — Чего шумим, бабульки?

— Мы думаем о нехватке мяса в котле, — ответила старшая, ковыряясь в зубах мизинцем. — И о добрых путешественниках, готовых помочь убогим старушкам.

— Кабанятина подойдет?

— Жестковато, — оскалилась тощая, уставившись голодными глазами на мое бедро, — а вот ты сгодишься. В самый раз.

— Вы, одуванчики безбожные, скажите лучше, как к людям выбраться, — предложил я. — И разойдемся, как в море корабли.

Ведьмы хором засмеялись, запрокидывая головы и подвывая.

— Люблю смелых и глупых, они наваристые! — хохотала старшая. — Хочешь, погадаем куда попадешь? В котел или к людям?

Тут и гадать не надо, подумал я. По рожам бородавчатым понятно, куда определят.

— На чем гадаете-то? — спросил я, выбирая какую ведьму бить первой. — На кофейной гуще?

— Ишь ты, — буркнула повариха, — гущи ему кофейной, слышь? Хвою завари, да выхлебай, а я гляну, чего там.

— На потрохах надо гадать, — облизнулась тощая. — На печеночке, да на кишочках.

Я с силой врезал по когтистой лапе, что потянулась к моему животу. Ведьма зашипела и отдернула конечность, едва не расплескав варево.

— Шуток не понимает, — злобно процедила она, баюкая ушибленную руку, на которой багровели следы цепей. — Железяка вместо мозгов.

Я заметил, что звенья оставили ожог на ведьминой коже. Старшая перехватила мой взгляд, прищурилась и нахмурила седые брови.

— Могу добавить, — предложил я тем временем. — Посмотрим, что у тебя мозги заменяет. Гадали мне как-то и ничего не вышло. У меня карма плохая.

— Да? — ехидно оскалилась тощая. — А как гадали?

— В хрустальном шаре одна старушенция. Вот такая же как ты, гадкая и с бородавками.

Тощая сверкнула глазами и выставила зубы:

— Там очень просто, в шаре. Кем надо быть, чтобы не…

— Не знаю, — я мерзко ухмыльнулся, глядя на нее в упор. — Смотрела в шар, смотрела… Потом побледнела и кинулась из шатра. А я схватил хрустальный шар, догнал ведьму и и бил ее этим шаром по башке, пока она не сдохла. До сих пор интересно, что же она все-таки там увидела?

Ведьмы опешили на секунду, а старшая встала, выпрямилась во весь немалый рост, оказавшись на две головы выше меня.

— Угахатар вурх!

Засушенные головы в ожерелье распахнули рты, порвав нитки, а из их мумифицированных глоток полетели струи пепла. Серые полосы закрутились вокруг меня струями и разом облепили со всех сторон. Ведьмы визгливо захохотали, а я чихнул. Кроме зуда в носу никакого эффекта пепел не возымел. Система молчала, красные сообщения не лезли со всех сторон, что приятно удивило.

— Сбрендили, старухи? Сами вы угахатары, мать вашу бородавчатую!

Смех как ножом отрезало. Я отряхнул пепел с плеч и лица, потряс головой и плюнул в котел.

— Мерзость какая.

Ведьмы обомлели, не веря, что колдовство дало осечку. Я воспользовался заминкой, пнул котел, опрокинув кипящее варево на тощую ведьму, сбил ударом в челюсть толстуху и взвился в длинном прыжке через костер. Старшая успела отреагировать и неуклюже отпрыгнула в сторону, рявкнув заклинание. Я дернулся, оцепенел, врезался в табурет, отбив колено, и покатился по земле.

Позади орала обожженная, ей вторила скулящая повариха, а старшая выкрикнула речитативом длинное заклинание. Оцепенение быстро прошло, как и не бывало. Я успел вскочить и попытался атаковать повторно, но тут меня приподняло и внесло спиной в ближайшую хибару. С грохотом разломав ветхую стену, я влетел в дом, разбивая останки мебели и глиняной посуды. Следом быстро скользнула повариха, выставив когти и лязгая зубами. Ее встретил удар цепью, сбив боевой настрой старухи, а я рывком вскочил и сшибся с толстухой в рукопашной.

Ведьма потеряла координацию, получив звеньями поперек физиономии, и я быстро заработал кулаками, круша заодно мебель и стены, часто промахиваясь, когда оступался из-за мусора под ногами. Ведьма верещала и полосовала когтями вслепую, а я улучил момент и подпрыгнул, вбив колено в массивный живот. Старуха всхлипнула и переломилась пополам, кашляя и хрипя. Сцепив руки в замок я изо всех сил ударил по хребту, сбив ее на пол. В проеме мелькнули драные тряпки, пахнуло псиной и в меня вцепилась тощая, клацая зубами и целясь перегрызть мне глотку. Я в последний момент успел подставить предплечье и теперь она грызла его, роняя пену и сверля меня безумными глазами.

— Гадство! — рявкнул я, размахнувшись и воздев ведьму к потолку. — Сдохни, тварь!

Шарахнув тощее тело об утоптанный земляной пол я поспешно отскочил. Тонкие звенья влились в ладонь, я замахал цепью, осыпая валяющихся ведьм ударами, благо что потолков деревенские не строили, а крыша была очень высоко. Лачуга тряслась и ходила ходуном, едва не разваливаясь по бревнышку, а когда ведьмы перестали верещать и дергаться, я добрался до двери и выпал наружу, хватая воздух. Нужно было успеть или сбежать, пока площадь с другой стороны, или…

Доски на крыше скрипнули. Я мгновенно прыгнул в сторону, не рассуждая, и перекатился через голову. Цепи выстрелили из рук, со свистом вцепились в шею старшей ведьмы, что подло прокралась поверху и едва не выпотрошила меня, сверзившись с иссохших досок.

Ведьма хватанула цепи, но тут же отдернула задымившиеся ладони.

— Не нравится, да? — процедил я, приближаясь. — Ну что, гадалка?

Звенья чуть сжались, повинуясь команде, а горбатая шея стрельнула дымком и вздулась волдырями.

— Погоди… — захрипела ведьма, вращая глазами. — Я откуплюсь… Не дави!

Цепи рванулись в стороны, в пыль упала голова с перекошенной рожей и растрепанными седыми патлами.