Итак, Уда оказался среди своих царедворцев в полной изоляции и был вынужден назначить Мотоцунэ канцлером, назвав на этот раз должности своими именами. Он заявил также, что Хироми ввел его в заблуждение. В дневнике Уда с досадой записал: "Я не смог провести свою волю в жизнь. Не смог и склонился перед подданным. В этом горестном мире всегда происходит именно так".
Однако Мотоцунэ не удовольствовался тем, что настоял на своем. Он сделал все возможное, дабы изгнать Хироми. По его наущению ни один из придворных не явился на литургию Великого Очищения от скверны — главную церемонию государственного синтоизма. Хироми не снес всеобщего остракизма, отошел от дел и через год умер. Но Мотоцунэ пережил его ненадолго — он скончался в 1-й луне 891 г. Его сыну Токихира был всего 21 год. Уда воспользовался этим обстоятельством для восстановления абсолютизма.
Во-первых, он оставил пост канцлера вакантным. Потомки, желавшие возрождения императорской власти, с постоянной ностальгией вспоминали этот факт. Во-вторых, в качестве наследника престола Уда выбрал собственного сына Ацукими, чья мать не принадлежала к главной северной ветви Фудзивара. И, в-третьих, он стал решительно продвигать своих ставленников, так что через два года в Высшем государственном совете представители северной ветви Фудзивара занимали уже менее половины мест.
Одновременно стремительно восходила бюрократическая звезда Митидзанэ Уда не забыл его преданности. Для царедворцев, да и для самого Митидзанэ это было полнейшей неожиданностью. Да, он был признанным сочинителем китайских стихов, знатоком классических текстов, и к нему могли обращаться за советом, но для людей его происхождения высшая административная карьера представлялась абсолютно невозможной.
В 891 г. Митидзанэ стал заместителем Начальника дворцовых покоев, в 893 г. назначен воспитателем Ацукими, а его дочь Нобуко император взял себе в наложницы. Демонстрируя перед Ацукими виртуозное владение техникой стихосложения, Митидзанэ по его просьбе слагал до двадцати стихотворений кряду.
В 894 г. произошло весьма примечательное событие — Митидзанэ получил должность главы посольства, отправлявшегося в Китай. Казалось бы, чего еще может пожелать человек, чья жизнь с самого детства связана с китайской культурой, но который тем не менее никогда не покидал пределов своей земли? Тем более что основной целью посещения континента должно было стать приобретение конфуцианских и буддийских текстов. Однако Митидзанэ оказался во главе неосуществленной миссии. И он сам употребил все свое красноречие, чтобы флотилия пределов Японии не покинула. Митидзанэ удалось убедить Уда, что в период политической нестабильности, который в то время переживал Китай, отправляться за море не имеет смысла. Следует дождаться или установления новой династии, или укрепления старой. Беспокойство Митидзанэ кажется вполне обоснованным — династия Тан прекратила существование через одиннадцать лет.
Однако более важным нам представляется другое соображение, о котором в источниках непосредственно не упоминается. А именно: японская аристократия к этому времени в значительной мере утратила интерес к событиям на континенте. Пусть дети аристократов еще продолжали изучать сочинения китайской древности, а сами они носили одежду заморского кроя и сочиняли китайские стихи, но в целом в стране был утерян побудительный мотив к овладению китайской образованностью. Отчасти это объясняется тем, что она не давала возможности продвигаться по службе — должности распределялись не в соответствии с приобретенными знаниями, а исходя из влиятельности рода, к которому принадлежал соискатель. Но самое главное состоит в том, что теперь аристократов прежде всего занимала сама Япония и ее культура. Тотальное заимствование иноземных образцов в VII–VIII вв. дало мощный толчок к развитию национальной государственности и культуры, которые теперь уже имели достаточно внутренней энергии, чтобы развиваться самостоятельно. Если дед Митидзанэ — Киётата — в 804 г отправился в Китай в составе того же посольства, что и Кукай, и с пользой провел там год, то у его внука не обнаружилось особого желания переплыть море. Выяснилось к тому же, что многие новшества, введенные в VIII в., оказались совершенно излишними. Так случилось, например, с чеканкой монет. Вначале деньги сочли необходимым атрибутом государственной власти, и в конце VII в. появились первые японские монеты. Однако перераспределение товаров продолжало носить в основном натуральный характер, и чеканка монеты была прекращена в 958 г., возобновившись лишь во второй половине XVI в.
Если элитарная культура эпохи Нара, а именно она известна нам в первую очередь, может считаться с определенными оговорками провинциальным вариантом континентальной (хотя и находящейся на достаточно высоком уровне), то в литературе, живописи и религии Хэйана с течением времени все более ощущаются элементы местной традиции. А уже в конце эпохи Хэйан произведения японцев на китайском языке сильно уступают в качестве ранним Авторитетнейший теоретик поэзии Фудзивара Тэйка (1162–1241) советовал перед сложением японских стихов почитать китайские, так как они вызывают необходимое чувство "просветленности и безмятежности" (Идзуцу, 1981, с 93], отнюдь не призывая сочинять китайские стихи. Появляется слоговая азбука, дававшая возможность адекватно отразить на бумаге устную речь В связи с этим мощный толчок получает национальная литература Зарождается японская живопись «яматоэ». Буддийские статуи перестают копировать континентальные и приобретают подлинно местный колорит
Итак, в отказе Митидзанэ поехать в Китай должно видеть не только прихоть и обстоятельства его личной судьбы Последнее посольство направилось в Китай в 838 г., и с тех пор Япония не имела с материком официальных контактов вплоть до 1401 г, хотя к этому времени в стране уже давно была достигнута политическая стабильность, отсутствие которой якобы побудило Митидзанэ остаться дома. Все это время лишь буддийские монахи сохраняли прежнюю почтительность к Китаю и постоянно ездили туда, чтобы набраться премудрости. Они да еще, пожалуй, не слишком многочисленные купцы осуществляли контакты между двумя странами Это обстоятельство имело далеко идущие последствия. И если для любых видов гуманитарной деятельности прекращение связей способствовало выявлению и развитию национального элемента, то естественным наукам был нанесен сокрушительный удар. Достаточно сказать, что японские астрологи оказались не в состоянии верно предсказывать затмения солнца и служили поэтому объектом постоянных насмешек.
Постепенному упадку наук в немалой степени способствовало почти безраздельное господство Фудзивара. В этих условиях подготовка к конкурсным экзаменам считалась многими аристократами бессмысленной. Детей зачастую предпочитали не посылать в Школу чиновников, а давать им образование дома, изгоняя из обучения знание всеобщих законов движения природы и истории и насыщая его более изящным содержанием: поэзией, музыкой, умением сочинять письма и дневники.
Прервались и оживленные сношения японцев с бохайцами — в 926 г. их государство было завоевано киданями. Официальные отношения Японии с материком полностью прервались, хотя это вовсе не означало окончания торговых контактов, в которых китайские купцы оказались заинтересованными намного больше их японских коллег. Некоторую роль в поддержании духовного диалога с континентом сыграли переселенцы из корейского государства Силла, которые в немалом количестве переправлялись в Японию в связи с установлением на полуострове гегемонии царства Когурё.
Общая японизация жизни сопровождалась перенесением акцента с общего на частное. Употребляя кинематографическое сравнение, можно сказать, что китаеязычное творчество — это общий, а японское — крупный план. Это касается как поэзии, так и прозы. Скажем, в области дневниковой литературы наиболее примечательными являются путевые записи Эннина (784–864) и Ки-но Цураюки (середина IX — середина X в.). Эннин оставил нам написанное на китайском языке подробное, беспристрастное и деперсонализированное описание всего увиденного им во время его путешествия в Китай, освещая самые разнообразные стороны жизни китайцев. А Ки-но Цураюки в "Дневнике путешествия из Тоса" ("Тоса никки") сжимает мир до себя и своего непосредственного окружения (перевод памятника см. [Горегляд, 1983]). Автора больше интересуют не события как таковые, а возможность их переживания.
