– Ты рехнулась?!

– Я тоже тебе рада, Лизун. Прости, потеряла зарядник.

– И все? Вот так просто? Мне звонил этот твой.. Алекс, да. Голубой этот твой или кто он там.

– Пангендер.

– Фиолетово. Перепугала ты нас до хомячкового поноса.

– Какого? – она услышала вдруг, что звуки у лодки затихли. Вполоборота повернулась, Арат стоял на причале спиной к ней и отчего-то пристально смотрел на море.

– Ядреного. У тебя все нормально? Где ты была вообще или с кем?

– Или с кем. Потом расскажу все, хорошо?

– Так, стой!

Голос сестры раздался вдруг на весь причал. Нервничающая Марина случайно нажала на включение громкой связи и судорожно пыталась понять, как ее отключить. Мужчина обернулся.

– Давай все потом, Лизун. Меня, кажется, ждут.

Он отрицательно покачал головой. Что это могло означать?

– Кто ждет? Что у тебя произошло? Отвечай!

– Я… – перевела взгляд на окаменевшего Арата. – Я не знаю.

И отключила звонок.

Вот так.

Несколько секунд стояли молча, напряженно смотря друг на друга. Марине отчетливо вдруг увиделось, что между ними растет прочная ледяная стена. Почти Китайская. Еще немного – и больше она его никогда не увидит. Это будет в высшей степени правильно и целесообразно, не так ли?

Шагнула навстречу, он отступил, снова покачав головой.

– Тебя подвезти? У меня тут недалеко машина.

– Нет, спасибо. Предпочитаю ногами. Большой мальчик уже, справлюсь.

– Ты уверен?

Вместо ответа порывисто отвернулся. Сделал шаг от нее. Вздрогнул, снова вернулся, подлетел, как сокол – стремительно, хищно. Поймал ее за плечи, словно мышь. Такое мужское движение, Марина вмиг ощутила себя трепещущей добычей. На секунду сцепился с ней взглядом и поймал рот губами. Властно, словно метку ставил. Выдохнул в распахнутые ему навстречу губы, не дав ответить, не дав снова сойти с ума:

– Прощай!

Снова развернулся порывом – как ветер. И улетел.

Просто «прощай». Как все просто… Как она и хотела, ведь так же?

Проклятье, как больно.

Арат чувствовал такую пустоту внутри, словно его сердце осталось там, с ней на причале. Он не хотел уходить, не хотел ее оставлять и, испугавшись этих ощущений, силой оторвал себя от Марины.

Девочка поиграла с ним, хватит. Приложила к телу, словно пластырь на больное место, вылечилась и будет. При воспоминании о ее теле стало дурно. Он не был подростком, чтобы возбуждаться от одного вида длинных ног или красивой груди. Давно уже не был. У Арата хватало выдержки и на большие подвиги. Он давно считал себя разумным и хладнокровным. Ему даже нравилось отказывать особенно назойливым женщинам. Нравы Нью-Йорка продиктованы властью денег: плати и бери. Просто и без обязательств. Он мог себе позволить взять половину женщин этого города. Не хотел.

"Ты – последний романтик Запада, Арат!" – говорили ему друзья.

Пусть так. Он не обольщался.

Марина не из тех, кому нужны какие-то чувства и привязанности. К тому же у нее уже есть мужчина, и явно не какой-то убогий азиат ростом ниже ее на полголовы. Он, конечно же, обследовал и вторую каюту, в которой обнаружил пару рубашек и дорогой костюм. Монгол никогда не понимал этого пафоса: просто так носить дорогую одежду. Зачем? Можно подумать, костюм за пять тысяч долларов умеет сам одеваться, сам чистится и подсказывает хорошие шутки. Дичь. Нет ничего удобнее качественных джинсов и хорошо пошитой обуви. Конечно, на работе он был вынужден носить все эти маски статуса: и дорогие часы, и костюмы. Но дома, в кругу друзей, с любимой? Дикость. А электробритва с сапфировыми лезвиями и гарантией в пятьдесят лет? Этот сноб собирался передать бритву в наследство? Размер мужской одежды и домашней обуви, аккуратно расставленной во встроенном шкафу, одном на две спальни, совершенно недвусмысленно намекал ему: Арат, тебе здесь не место.

Ее мужчина был крепок, строен, высок, богат и аккуратен. Как же Арат его ненавидел!

Не допуская даже мысли о возможности конкурировать, он готов был задушить неведомого противника голыми руками. Забрать свою женщину и увезти домой. В предгорья и степь. Никому и никогда не отдавая.

Нужно было срочно выкинуть все это из головы, отравляющее его, растворяющее. Еще немного, и не останется на этом свете Арата, будут лишь жалкие головешки на пепелище его внезапной и неразделенной любви.

Кинул сообщение друзьям. Кратко и лаконично:

«Мне надо нажраться».

У него были отличные друзья. Самое главное его богатство. Лишь два встречных вопроса:

«Где?» и «Когда»?

И планы на вечер сложились в один плоский паззл.

Ему не задавали вопросов. Виски без льда, на закуску – дольки лимона с солью и красным перцем. Его личное изобретение. Пили молча в маленьком уютном баре с русским владельцем. Давно знакомый бармен лишь взглянул на Арата из-за стойки и молча выставил большую бутылку текилы: «утешительный подарок от заведения».

Видимо, нечто такое читалось на обычно невозмутимом восточном лице, что пора утешать.

– Ты как, Рат? – сокурсник и почти брат Кирюха тоже попал сюда «по работе» сразу после учебы.

– Тебе честно или цензурно?

– Второе, – Кир усмехнулся, наливая себе и всем, сидевшим рядом.

– Тогда молча и не чокаясь.

– Ага. Баба, значит.

Арат пожал плечами. Слишком они хорошо его знают.

– Судя по скорби на лице монгольского народа – красивая баба.

Наморщил нос. Ему не нравилось сочетание прекрасной и лучезарной Марины и плебейского слова «баба».

– Даже так? Ну так женись тогда. Фигня вопрос. Подумаешь, проблема.

– Так она меня и ждет. Не Пенелопа. Да и я – не Одиссей, как видишь.

Он вдруг стал словно еще меньше. Сидел за барной стойкой стремительно опьяневший, взъерошенный, словно воробей.

– Ага. Так укради ее тогда. Как там у вас в степи делают? За хвост и об забор… Не, на плечо и в кумыс или как там? Ну, разберешься. Слушай, я тебя не узнаю.

Друг снова по-хозяйски разлил по стаканам напиток. Бармен даже не пытался вмешаться в этот священный ритуал, лишь кивая головой, словно в согласие ко всему сказанному.

– Ты же совершенно недавно, отшив эту… как ее.. не помню, ну, не важно… нам тут вещал про любовь и про свои высокие идеалы. Получил? Так распишись и радуйся, Рат.

– Я рад.

– Оно и видно.

Выпили. Ему было достаточно. Обычно мало хмелеющий, устойчивый к алкоголю Арат стремительно терял контроль над сознанием. Как и хотел.

– Значит так, дорогой друг. Сейчас я вызываю такси, забираю тебя к себе, и не спорь, не хочу завтра вылавливать из Гудзона хладное тело неизвестного монгола. Ты валяешься на коврике всю ночь, можешь даже поблевать – тазик у меня есть. А завтра утром борешься с похмельем и, мучительно его побеждая, решаешь, что тебе делать с твоей долгожданной любовью.

– Угу.

– Так, ребятки, концерт окончен, всем спасибо, труппу я увожу на антракт. Созвонимся.

И больше Арат ничего не помнил. Зачем? Кто такая Марина? Обо всем подумает завтра.

Завтра настало.

– Вставай, боец невидимого фронта.

Кто давал право этому монстру орать прямо в ухо Арату? И где он?

Глаза не спешили открываться, голова распухла, конечности отказывались считать себя руками и ногами. Мироздание, за что ему эти муки! Впервые с ним такое. Даже думать не мог, что приобщится к великой культуре борьбы с похмельем. Бр-р-р!

– Ты там не умер? – Кир был бодр, весел и уже стоял на пороге комнаты с высоким стаканом томатного сока в руке. – Тебя ждут очистительные процедуры. И хотел бы напомнить, рабочий день по случаю похмелья отменить никто не позаботился.

– Лучше бы я умер. Который час?

– Шестой час утра. Ты успеешь принять душ, позавтракать, и не корчись – эта часть процедуры обязательна, поговорить со мной по душам и дождаться такси. Я сегодня тебе не водитель. Выползай давай из образа бренного тела, порушенного безответной любовью. Я жду на кухне, у тебя ровно тридцать минут.