«Простой рабочий люд, гибнет от нужды и горя. Работные дома набиты битком. Упадок производства вынуждает владельцев выгонять работников на улицу»

Прочитав заметку, Олсуфьев прищурился. Получается, что эти люди бунтуют вовсе не потому, что с ними плохо обращаются владельцы производств, а потому что для них вовсе нет никакой работы. Это меняло дело. Он поднял перо и принялся описывать ситуацию, которая разворачивалась в Голландии.

— И что, вы не отдадите приказ, чтобы солдаты или те, которые прибыли с вами, или же те, которые заключили с компанией договор, подавили бунт? — его прервал возмущенный голос Ван Виста.

— Нет, я не уполномочен это делать, — ответил Адам, не отрываясь от своего донесения. — Я могу приказать солдатам действовать, если самой компании будет угрожать опасность от опьяненной кровью и жаждой насилия толпы.

— А вот его величество сумел бы справиться с ситуацией, — запальчиво произнес Ван Вист.

— Сомневаюсь, — покачал головой Олсуфьев. — Точнее, Петр Федорович, разумеется, сумел бы справиться, но не стал бы этого делать, все-таки Голландия не является ни частью Российской империи, ни принадлежит Гольштинскому герцогству, чтобы он мог вот так запросто распоряжаться на ее территории своими солдатами.

— Но немцы и австрийцы могут, — запальчиво воскликнул Ван Вист и тут же прикусил язык. Он не хотел говорить так много, просто так вот вышло.

— Как интересно получается, — Олсуфьев откинулся на спинку высокого кресла, в котором сидел. — Значит, вы не распоряжаетесь своими судьбами? Хочу вас огорчить. Вот прямо сейчас между немцами и австрийцами идет война. Так что, это очень большой вопрос, смогут ли они прислать сюда солдат для подавления мятежей. Разрешите задать вам вопрос, а где ваша армия?

— Эм, — Ван Вист закатил глаза к потолку, размышляя над этим вроде бы простым вопросом. — Во Фландрии. Под командованием Людвига Эрнста Брауншвейгского, пытается совладать с французами и выдавить отсюда этого выскочку Морица Саксонского. Но, даже, если бы она была здесь... Мятежи начались во всех провинциях, понимаете? Во всех! — Ван Вист заломил руки, а затем вытер лоб кружевным платком, внезапно успокоившись. — Такими делами занимается милиция, — осторожно начал он. — Из нее же формируются добровольческие отряды... Проблема в том, что они встали на стороны черни. Эти скоты недовольны, видите ли, высокими налогами и общим обнищанием страны. Как будто в том есть наша вина, что производство находится в упадке.

— Простите, а чья вина в том, что производство переживает спад? — Олсуфьев помотал головой. — Я не пойму вашу логику, господин Ван Вист. И кстати, его величество не любит, когда происходят подобные потрясения. Боюсь, что он прикажет закрыть здесь представительство компании и всех сотрудников пригласит в Петербург. Или в страны Ост-Индии, как вариант.

— То, что вы сейчас говорите, противоречит здравому смыслу, господин Олсуфьев, — насупился Ван Вист.

— Нет, здравому смыслу противоречит само устройство ваших Объединенных провинций, которые не понятно с кем объединены, и кто в итоге всеми этими провинциями управляет. Лично у меня голова идет кругом, когда я пытаюсь разобраться. — И Олсуфьев снова устремил взгляд в доклад, пытаясь вспомнить, что же хотел написать, потому что потерял нить своих рассуждений. Швырнув перо на стол, чего с ним никогда раньше не случалось, Адам Васильевич порвал так и недописанный доклад, и сунул обрывки в печь. — Мне нужно в Амстердам. Я должен с кем-то посоветоваться, потому что просто ума не дам, что нам со всем этим делать. — Он схватил колокольчик, а когда лакей заглянул, рявкнул. — Заложить карету, немедля. И вещи мои собрать. Я в Амстердам отправляюсь!

Ван Вист смотрел на него с задумчивым видом, что-то мучительно обдумывая, а затем осторожно спросил.

— Вы же не будете возражать, если я составлю вам компанию? — он чувствовал, что скоро здесь будет небезопасно, и семьи олигархов, которые и входили большей частью в совет директоров, могут подвергнуться нешуточной опасности, поэтому страстно хотел оказаться как можно дальше от провинции Зеландия.

— Господи, что же это творится? — Хельга с ужасом смотрела, как разгорается пламя, поглощающее ее дом. К счастью для соседей, он был каменный, и стоял особняком, поэтому практически не угрожал городу, так что мог спокойно себе выгорать внутри, бегущей по улицам Амстердама не было до него никакого дела.

— Что ты здесь делаешь? — услышав знакомый голос, Хельга едва не разрыдалась от облегчения. — Я же сказал, чтобы никто сегодня не смел выходить из здания компании! — Криббе выскочил сбоку из переулка, а с его любимой рапиры на землю упало несколько капель крови. Он где-то потерял плащ, а его камзол был разрезан в нескольких местах. Ленточка, обычно стягивающая его длинные темные волосы, пропала где-то на улицах Амстердама, и теперь темные пряди беспорядочно лежали на плечах, а при порывах ветра падали на лицо. Сейчас Гюнтер как никогда прежде был похож на удалого пирата. Хельга на мгновение залюбовалась им, но Криббе схватил ее за руку и слегка встряхнул. — Хельга! Пошли отсюда, быстро!

— Мой дом, Гюнтер, мой дом, — на нее нашло понимание того, что ей внезапно стало негде жить.

— Он тебе все равно не понадобится. Как только придут указания от его величества, я отправлю тебя в Петербург, — и Криббе потащил ее по проулку из которого выскочил, в направлении хорошо укрепленного здания компании.

Им навстречу выскочил какой-то тип с ножом в руке. Увидев Хельгу, он ощерился и рванул к ней, совершенно игнорируя при этом Криббе. То ли в запале не увидел его темную фигуру, то ли не обратил внимания. Но самому Гюнтеру тип был прекрасно виден. Он даже не останавливался, когда на ходу насадил типа на рапиру. Тип упал, тоненько завыв, а Криббе просто отпихнул его ногой с дороги и продолжил бежать к надежному укрытию. Когда они заскочили в приоткрытую дверь черного хода, которую открыл русский гвардеец, когда в окно увидел бегущего командира, дверь тут же захлопнулась и на нее лег тяжелый засов.

Как только они оказались в относительной безопасности, Криббе повернулся к Хельге.

— Ради всего святого, что тебя понесло домой? — набросился он на любовницу.

— Мне нужно было забрать кое-какие вещи, — она, всхлипнув, показала небольшой сундучок, который, оказывается не выпустила из рук, когда они бежали, а он даже не заметил, что у нее что-то находится в другой руке. — Я как знала, что так получится, — Хельга вздрогнула, вспомнив, как в дом ввалились какие-то мужчины, как они схватили ее приходящую служанку и потащили в гостиную, а она сама сумела выбраться через окно, привязав к подоконнику простынь в то время, как они с гоготом пытались взломать дверь в ее спальню.

— Запомни, ни одна побрякушка не стоит твоей жизни. Боже мой, женщина, я думал, что поседею, когда вернулся, а тебя здесь нет, — Криббе на секунду прижал ее к себе и оттолкнул. — Петров, Головкин Александр Гаврилович прибыл? — спросил он у гвардейца.

— Никак нет, ваша милость, мы вот здесь с Шишкиным стоим, а Березин с Овчаровым у главного входа, значит, караулят. Токмо не приехал еще никто, — отчитался гвардеец.

Хельга с любопытством прислушалась к русской речи. Сразу после встречи с Петром, она старательно изучала этот, оказавшийся таким сложным, язык, но особыми успехами похвастаться не могла. Все-таки для полноценного понимания ей необходим был учитель, желательно русский. Но кое в каких нюансах она разбиралась. Например, с каким-то веселым изумлением Хельга поняла, что Криббе говорит по-русски практически без акцента, тогда как у Петра легкий, едва заметный акцент все-таки иной раз проскальзывал.

Криббе выругался и повернулся к Хельге.

— Мне нужно снова выйти, я должен доставить сюда русского посла и... — тут в тесный коридор, в который вел черный ход, вбежал еще один гвардеец.

— Приехали, ваша милость. На трех каретах. С Александром Гаврилычем еще кто-то присоседился. У них своя рота была, охрана посольства, значит, мы помогли, толпу оттеснили и во внутренний двор кареты загнали. Ворота наглухо закрыты, и дозоры возле каждого входа изнутри выставлены. — Отчитался гвардеец. — Ничо, пересидим. Они там тоже не совсем дураки, которые по городу шастают. Супротив пушек точно не попрут. Ну а попрут уж парой холостых завсегда сумеем чистоту их штанов проверить.