«Возможно, когда-нибудь я ей расскажу о них, но не сейчас», – подумала я прежде, чем услышала мамины последующие слова:
– Это Красницкий? – вот и все проявление моей скрытности. К гадалке не ходи – мама и без нее все узнает.
– С чего ты взяла?
– Ты напряглась, – я и сама не заметила, с какой силой сжала чашку с чаем. – И как он тебе?
– Просто космос, – я больше не видела смысла врать матери, тем более она сама уже обо всем догадалась.
– Надеюсь, понимаешь, что на серьезные отношения с ним не стоит рассчитывать, – прекрасно понимала, знала об этом и видела собственными глазами итог подобного романа, но почему-то нарушила собственные принципы и ввязалась в отношения с Ником.
– Мам, он ничего для меня не значит. Это просто хороший секс, – и это правда. Чистейшая. Я никогда не привязывалась к мужчинам и не собиралась делать исключение. Он женат, а я очень люблю свободу, только почему-то в его руках этот факт испарялся из памяти.
Я не задержалась у мамы надолго, уже через час направилась в салон красоты на процедуры. Мама, как всегда, выглядела улыбчивой и довольной, провожая меня у дверей родной квартиры, только взгляд таких родных и знакомых с самого детства глаз казался мне не столь теплым и жизнерадостным. Каким-то потухшим. Неспокойное ощущение внутри вновь начало на меня давить, напоминая о себе в самый неподходящий момент. Да, я радовалась за маму, но что-то меня гложило. Не оставляло в покое. Даже после маникюра и педикюра в салоне красоты я не могла успокоиться и прийти в себя, все время вспоминала слегка потухший взгляд матери. Я бы хотела забыть о своих переживаниях, свалить на собственную паранойю, но успокоиться мне все же не удалось. И тогда я нашла один единственный вариант, который поможет развеять сомнения, раз мама отказалась это делать.
Я редко звонила отцу, только по срочной необходимости. Перевести деньги, помочь пробиться в определенную сферу или что-то в этом роде. Мы никогда не были близки, да и не пытались, если честно. Нас устраивала роль в жизни друг друга: он выполнял мои просьбы, а я не вмешивалась в его жизнь и не напоминала о себе чаще положенного.
– Деньги переведу через пару недель, – заслышала я в телефоне через пару гудком. Обычно отец не поднимал трубку так быстро, находясь в обществе своей настоящей семьи, но, видимо, я вовремя застала его в полном одиночестве.
– И тебе привет, папа, – в моем голосе слышался сарказм, как и всегда при разговоре с отцом, только он никогда не обращал на это внимание. – Зачем вы с мамой едете в США?
– Уже рассказала? Быстро в вашей семье разносятся слухи, – акцент на слово «вашей» на этот раз не резал ухо, не задевал меня, ибо меня интересовал лишь ответ на свой вопрос, который я так и не получила.
– Не верю, что вы едете отдыхать в дальние страны. Как на это отреагирует твоя жена?
– Это уже мои проблемы, – отчеканил отстраненным голосом отец, – а твоя мать сглупила, раз не сообщила тебе причину столь скорого отъезда, хотя версия с отдыхом мне нравится, – версия? Мама обманула меня? Не верю. Не хочу верить. Но и отцу нет смысла мне лгать. Да, наши отношения далеки от идеальных, однако он не станет плести интриги, играя на моих чувствах к самому дорогому человеку на свете.
Я сильнее сжала трубку, кое-как стараясь следить за дорогой и слушая в телефоне лишь глубокое, редкое дыхание собеседника. Отец еще некоторое время хранил тишину между нами, видимо, собирался с мыслями и, глубоко вздохнув, произнес то, что мне не снилось даже в кошмарных снах:
– Ей диагностировали рак. В США нас ждет химия и дальнейшее лечение…
Телефон резко выпал из моих рук, затерявшись где-то между креслами, педаль тормоза сработала, казалось, без моего участия, остановив машину практически возле парковки и позволив мне встать на свободное место. Все вокруг, казалось, происходило на автомате. По системе. Я припарковала машину, заглушила двигатель, нашла телефон, связь по которому уже разорвалась. Но это неважно. Так будет лучше. Никто не должен видеть мое состояние, никто не должен видеть мою боль. Никто, кроме меня самой и собственного отражения.
Это приговор. Для мамы, для отца. Для всех. Я даже не спросила о стадии и других решающих жизнь мелочах. Меня слово ударили в солнечное сплетение, затрудняя поступление кислорода в организм. Вроде бы крови нет, но боль ощутима. Не хватало воздуха. Очень сильно. Его просто не было внутри. Я задыхалась. От боли. От досады. От беспомощности. Мама являлась единственным человеком, которой я всецело доверяла. Именно она научила меня жизни и направила на истинный путь. Именно она помогала мне разобраться с трудностями, если таковые возникали. А теперь выясняется, что я могу в любой момент лишиться этого человека. Потерять раз и навсегда. Сегодня она есть, а завтра может и не быть.
Слез не было. Ни капли. Я никогда не плакала в трудных ситуациях, никогда не ныла, не проклинала все на свете. Мама учила меня не позволять эмоциям брать над собой власть. Так и произошло сейчас. В кофейне, возле которой я на свою удачу остановилась, оказалось не так много людей, и если бы я позволила себе расплакаться, то вряд ли бы это кто-то заметил, а пополнение посетителей произойдет ближе к двум часам. Все на работе и из своих закоулков под названием рабочий кабинет выйдут нескоро. Меня такая перспектива больше устраивала. Спокойное утро, спокойный завтрак, без посторонних. Без лишних ушей и случайно встреченных знакомых. Мне нужно побыть одной.
– Скучаешь? – знакомый голос неожиданно оторвал меня от мыслей. «Только не это», – подумалось мне, когда я почувствовала на себе взгляд слегка потемневших зелено-карих глаз.
Сейчас я бы смирилась с появлением любого знакомого из светского общества, любой властной стервы, держащей все под каблуком, да хоть заклятого врага, но только не Ника. Не того, перед кем не желала выглядеть слабой. Уязвимой. Он и без того знал точки соприкосновения, которые ему подвластны, и вчера этот мужчина привел весомое доказательство.
– И тебе доброе утро, Ник, – он присел за мой столик, не спрашивая разрешения, хотя, если бы я и была в состоянии строить из себя богиню дискотеки, вряд ли бы оттолкнула его.
Официантка быстро приняла заказ и оставила нас наедине. Давящая тишина дала знать о себе сама. Мы молчали. Смотрели то на окружающих, то в окно, но не друг на друга. Я не сразу осмелилась посмотреть ему в глаза. Боялась. Чего именно? Что он начнет лезть в мою душу, чего не происходило ранее. Ни с кем. Я никому не позволяла проникнуть глубже позволенного, но, видимо, ему это и не требовалось. Почему? Потому что его потемневший взгляд, непривычный и не такой яркий, как вчера, не спешил грызть путь в мою душу, ибо его собственная была не менее обеспокоена.
– Как поживает мой офис? – он нарушил тишину первым. Наверное, ее можно назвать неловкой или напряженной, однако таковой она не являлась – каждый из нас задумывался о чем-то своем, не обращая внимания на собеседника. Интересно, о чем волновался Ник?
– Проект больше не менялся. Ремонт в твоем кабинете практически завершен, скоро привезут мебель, – я старалась говорить спокойно, даже жизнерадостно, но, когда вспоминаю диагноз матери, мне это удается не так легко, как прежде.
– Отлично. Хочу поскорее переехать в новое помещение.
– Не переживай, скоро получишь свое, – его рвение даже заставило меня улыбнуться. Ненадолго. Всего на мгновение. Взгляд Ника казался мне более оптимистичным, чем пару минут назад, однако и он исчез вслед за моей мимолетной улыбкой.
– Почему ты ничего себе больше не заказала? – выгнул темную бровь в вопросе. Странно, что он беспокоился обо мне. Не привыкла к этому со стороны мужчин. Они мало обращали внимания на мое питание, но, кажется, на моем пути встретилось исключение из правил.
– Мне достаточно кофе.
– А как же полноценный завтрак? – он внимательно посмотрел на меня, пытаясь найти в глазах хоть какой-то намек на ответ. Но его там не было и не будет. Не в том я состоянии, чтобы принимать пищу. Совсем. – Девушка, принесите, пожалуйста, один овощной салат и сэндвич с лососем, – он быстро позвал официантку, которая молниеносно записала заказ и принялась исполнять его. – Подумал, ты бережешь фигуру и вряд ли будешь баловать себя мучным.
