Сон сошел на нет. Таня остановилась, опуская табуретку на пол. Точно. Псих. Как она могла про него забыть?

Тот чем-то шебуршал в темноте на кухне, и как будто даже разговаривал сам с собой.

— Что ты делаешь? — спросила Таня, встав в проходе.

Псих выпрямился, заслоняя собой остатки света от окна. Кашлянул. Он как будто… Смутился, что ли? Таня понять не могла, какого черта происходит.

— Ищу еду для собаки.

— В холодильнике есть сосиски, — на автомате ответила Таня.

Псих кивнул.

— Спасибо.

Таня помотала головой. Вот уж действительно Полинка не шутила, когда говорила, что ее жизнь с этим психом скучной не будет.

Ну ничего. Она как-нибудь выдержит две недели, тем более, деньги ей и впрямь не помешают. А потом они распрощаются навеки.

Она развернулась, чтобы уйти, а потом вдруг… Замерла на месте.

— Подожди-ка, — произнесла она в темноту. — Для какой еще нахрен собаки?

Пес был взрослой и довольно вежливой дворнягой. Он сидел на полу, уже при включенном свете, и смотрел с благодарностью на протянутую ему сосиску. Брать не спешил. Ждал, когда псих разрешит.

— Итак, давай-ка мы с тобой повторим, — тихо сказала Таня, стараясь не издавать лишних звуков, потому что в квартире, мать его, была большая, незнакомая ей СОБАКА. — Ты пошел на пробежку ночью (я не собираюсь спрашивать тебя о мотивах такого поступка, потому что мне плевать), у подъезда встретил собаку, и решил, что нужно притащить ее ко мне домой. Все верно?

Псих спокойно кивнул и позволил, наконец, собаке съесть сосиску.

— Все верно.

— Окей. А у тебя не возникло, ну я не знаю, мысли, что я буду против?

— Нет.

— Серьезно?

— Ты что — живодерка? Позволила бы псу ночевать на улице?

Таня встала, прохаживаясь по кухне.

— Это бродячий пес. Он живет здесь уже несколько лет, его кормят все бабки в округе, у него там президентский люкс в подвале с игрушками и лежанками, ты что — издеваешься?!

Псих посмотрел на нее сурово.

Таня поверить не могла.

Просто не могла поверить. Почему бы этой горе мускулов не продолжить оставаться просто горой мускулов, без вот этой вот лишней блевотной милоты. Он теперь у нас еще и благодетель. А Таня, получается, та еще скотина.

— Бездомные люди тоже не жалуются на свои подвалы, но будь у них выбор — они бы предпочли что-то более комфортабельное.

— Правильно ли я понимаю, что завтра утром вполне могу обнаружить у себя на диване бомжа?

Псих стрельнул в Таню взглядом. Таким, ни черта хорошего не предвещающим взглядом.

— Нет.

— Отлично. Собаку тоже убери.

— Какая ты злая! Может, мне все-таки трахнуть тебя, чтобы ты успокоилась?

Таня была уже на полпути к выходу из кухни, когда слова психа догнали ее.

Она обернулась. И вдруг, вот прямо сейчас поняла, что они оба в трусах. На ней есть еще футболка, на нем — ничего. Только трусы.

— Кстати об этом. Чтобы окончательно замять эту тему — у меня все в порядке. В полном. Блять. Порядке! А даже если бы было не в порядке — ты был бы последним человеком на планете, к кому бы я обратилась за помощью!

Псих улыбнулся своей фирменной улыбочкой — уголком губ. Оскал, иначе эту улыбку не назовешь. Таня почувствовала себя размазанным по сковородке желтком.

— Так значит, все-таки обратилась бы?

И он вдруг пошел на Таню, как бульдозер. Прямо напролом, пока не припер ее к стенке.

Было неловко. Особенно, когда Таня с ужасом почувствовала теплую влагу в своих трусах.

Оооо нет. Нет, нет, только не сейчас, пожалуйста.

Она прикрыла глаза. Постаралась вспомнить что-нибудь мерзкое, склизкое, отвратительное… Но псих толкнулся бедрами, и…

Вот черт.

У него привстал.

Таня открыла глаза и посмотрела на него укоризненно.

— Зачем ты это делаешь?

— Чтобы ты немного расслабилась.

— Еще чуть-чуть, и подумаю, что я твой трофей. Очередной спор? Что тебе нужно?

Псих фыркнул, ладони его легли на стену по обе стороны от Таниной головы, и он дыхнул в ее рот, потираясь кончиком носа о нос.

— Если бы это был спор — я бы уже выиграл.

— Не подавись самомнением.

— Не волнуйся за меня.

Они какого-то черта говорили шепотом. Тане казалось, что она сейчас на воздух взлетит от этой жгучей смеси возбуждения и злости.

А еще…

Она жутко, до боли, просто невыносимо сильно хотела…

Секса, разумеется, не психа. Псих — просто качок с членом, ничего особенного.

Ничего особенного.

Ничего.

Особенного.

Она повторяла это себе, пока отталкивала психа от себя, пока шла в свою комнату, пока лежала, толкаясь в подушку, пока кончала, закусив кулак…

* * *

— Охренеть! — выпалила Полина, оглядев Таню с головы до ног.

Она знала. Знала, что ее старания будут оценены по достоинству. Потому что она, мать вашу, вытащила эти кожаные брюки из самых глубоких недр своего шкафа. Глубже — только бабушкины шали, покусанные молью. Эти брюки лежали там со времен основания мира, а точнее — с Таниного одиннадцатого класса, и сидеть плотнее на бедрах могла, пожалуй, только ее кожа. Она даже дышать в них боялась, чтобы они не лопнули по швам.

В дополнение к узким брюкам шел топ, который сама Полли подарила ей в качестве подарка-издевательства на прошлый Новый год. Ну, знаете, такие подарки, которые радуют только того, кто дарит. Потому что он считает это хорошей идеей. Или потому что просто хочет поржать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Здесь было все: и открытый пупок, и сетка, из-под которой сейчас отчетливо виделся черный кружевной лифчик, и блестки. От блесток, кстати, все чесалось, но Таня твердо уверовала в то, что красота требует жертв, и сказала самой себе, что снимет этот топ только ради сногсшибательного мужчины. И никак иначе.

— Пойдем, тебе еще нужно меня накрасить, — она схватила Полину за руку и затащила в квартиру.

— Накрасить? Кто ты и что сделала с моей подругой? О мой бог!

Последнее — это была ее реакция на психа.

Тот вышел на них из душа, как черт из табакерки — весь из себя такой мокрый. Ну, короче…

Полинка чуть в обморок не грохнулась. Она вцепилась Тане в руку и, вытаращив глаза, долго пыталась сказать что-то цензурное, но взгляд ее блуждал между прессом психа и его лицом, и Таня реально испугалась за подругу.

Псих, надо признать, явно обрадовался такой реакции-комплименту, и хотел что-то ответить, но тут его взгляд остановился на Тане, и он…

Как бы вам это сказать?

Одеревенел.

Таня впервые его таким видела. Это было жутко и комично одновременно. Псих словно в камень превратился. Его большие глаза как будто выкатились из орбит еще сильнее, и он сжал челюсти, кулаки и, Таня готова был поклясться, если бы она могла проверить, то убедилась бы, что его задница тоже крепко сжата.

И ей… Вдруг стало так приятно. Было сложно разобрать, хочет ли псих ее трахнуть или же — прибить за такой наряд, но Таня определенно вывела его из себя, а ради чего еще стоит жить?

Так они и стояли минуты две. Полли таращилась на психа, капая слюнями так, что притащенный им пес (которого он, кстати говоря, все еще не выкинул), выглядел оскорбленным. А псих таращился на Таню, и та, от греха подальше, с Полинкой под руку, скрылась в своей спальне. А то мало ли что.

— Это он? Он? ОН? — визжала Полли, но шепотом, ведь у нее был к этому природный талант.

Таня захлопнула дверь и протянула ее сумку, в которой явно было достаточно косметики, чтобы накрасить какую-нибудь маленькую страну.

— Смотря кого ты имеешь в виду.

— Ну этот… ТОТ. Тогда.

— Полли, я понятия не имею, как к тебе люди на концерты ходят. Ты же двух слов связать не можешь.

Она стрельнула в Таню глазами.

— Злюка. Ты же меня поняла.

Таня вздохнула, когда она вытащила темно-синие блестки из сумки и начала наносить их ей на верхнее веко.