Вечером она, готовясь ко сну, не спеша пила зеленый чай. Как обычно, в углу работал телевизор с выключенным звуком. Появилась заставка: «Экономический обзор». Нина редко слушала подобные передачи – слишком уж много в них было некомпетентности и вранья, – но на этот раз лениво включила звук.
На экране возник гладкий, с бегающими глазами ведущий. Он стал задавать вопросы такому же гладкому субъекту, который был представлен как специалист по мировым финансам. Послушав минуту, Нина уже хотела выключить, но тут услышала то, от чего ее рука с пультом замерла.
Специалист по мировым финансам говорил о перспективах на следующий год. Прогнозы большинства экспертов – и его собственный прогноз – были оптимистическими, планету ожидал рост по всем статьям. «Правда, иногда звучат и другие мнения, – добавила говорящая голова в экране. – Вот, например, лауреат Нобелевской премии по экономике Бартоломью Маттиассон предсказывает мировой финансовый кризис. Ну, что тут сказать… – Голова снисходительно усмехнулась. – Нужно учесть, что премию Маттиассон получил сорок лет назад, и сейчас ему девяносто семь».
Нина даже встала с кресла. Кризис. Вот чего они с Самсоновым не учли: возможность мирового экономического кризиса. Во все их оценки закладывался прогноз экономического развития страны, с поправками на возможные случайные колебания. И прогноз, и поправки, многократно просчитанные по разным методикам, были вполне надежны, но… Но все они покоились на фундаменте мировых тенденций на ближайшие годы. Эти тенденции считались известными – все ведущие экспертные институты и рейтинговые агентства были единодушны. Крупный глобальный экономический кризис был так же маловероятен, как падение кометы.
Но что, если институты и агентства ошибались?
Нина никогда не задавалась вопросами мировой экономики и даже не знала, за что взяться. Она полезла в Интернет. На запрос «мировой кризис» вылезло огромное количество всякого мусора: предсказания старых и новых провидцев, начиная от Нострадамуса, прогнозы астрологов, бредни лидеров всевозможных сект, объявлявших скорый конец света, и немногим более осмысленные разглагольствования политических лидеров.
Перелопачивая все это, Нина понемногу находила то, что ей было нужно. Оказалось, что не один престарелый доктор Маттиассон верил в скорый глобальный кризис. То же предсказывали некоторые другие экономисты. Их было немного, и голоса их не находили отклика: мир не хотел слышать мрачных прогнозов.
Те, кто предрекал кризис, подходили к вопросу по-разному, каждый видел свой маленький кусочек общей картины. Беда была в том, что не существовало никакой мало-мальски удовлетворительной модели мировой экономики – никто не знал, как учитывать все великое множество разных по своей природе и разнонаправленных сил, океан субъективного фактора, хаос на поверхности, а в глубине – силовые линии глобального контроля, корни которых уходили неизвестно куда. Когда все шло плавно и хорошо, верный прогноз мог составить любой школьник. А большого кризиса, обвала не мог определенно предсказать никто, по существу это было гаданием на кофейной гуще.
Однако глашатаям кризиса удалось заразить Нину своей озабоченностью. Что, если мировой кризис все-таки разразится? И не когда-нибудь, а уже в этом году?
Теперь Нина целыми днями не вылезала из Интернета. Подобно тому, как кит процеживает тонны океанской воды, чтобы добыть планктон, Нина пропускала через себя огромное количество пустой информации, чтобы выцедить факты, которые могли иметь какое-нибудь отношение к возможности кризиса.
После недели такой китовой работы она имела представление об основных болевых точках мировой экономики. При внешнем благополучии дела в мире шли далеко не лучшим образом, глобальные экономические проблемы не решались десятилетиями, надувались многомиллиардные финансовые пузыри, которые должны были неминуемо лопнуть.
Все это в принципе было известно, и на это были известные контраргументы. У жизни в долг и постоянного откладывания проблем на будущее были свои идеологи, они писали книги, вели университетские курсы и выступали в телевизионных обзорах. «Все будет хорошо, – говорили они. – Рынок сам все отрегулирует».
Оптимистические прогнозы были несостоятельны логически и явно мотивированы политически, но в их пользу был простой факт: при всех кричащих проблемах мировая экономика устойчиво росла многие годы, так почему бы ей не продолжать расти?
Нина не рассчитывала, что окажется умнее всех крупнейших экономистов мира, вместе взятых. Но где-то в глубине души она надеялась, что сработает ее интуиция, которая много раз ее выручала. Однако интуиция молчала – видно, мировые проблемы были ей не по плечу.
Это был тупик. Для кризиса имелись предпосылки, но, как ни странно, вместо кризиса они могли породить еще пару десятилетий ускоренного роста. А если кризису и суждено было разразиться, то невозможно было определить, когда это произойдет. Ничего более осмысленного на эту тему никто сказать не мог. Не могла и Нина Шувалова, которая вдруг заинтересовалась глобальными проблемами, изнывая от безделья и любовного томления в своей однокомнатной квартире.
Что она могла предложить Самсонову? Исходить из того, что кризис то ли будет, то ли нет, учесть во всех оценках и расчетах обе возможности? Но такой учет имел свою немалую цену, чрезмерная осторожность снижала рентабельность проекта. Какие аргументы она могла привести за то, чтобы пойти на такие жертвы? Никаких. Да и в любом случае до подачи заявки оставалась всего неделя, менять что-либо было, наверное, уже поздно.
Засидевшись очередной раз допоздна над кучей разрозненных и противоречивых материалов, Нина наконец выключила компьютер, сказав себе: «Хватит, это не имеет смысла».
Она легла, но мировая экономика с ее непостижимыми проблемами еще долго не давала ей уснуть, а потом проникла и в ее сон. Во сне ей явился доктор Маттиассон, который почему-то имел вид гнома с окладистой белой бородой. Гном Маттиассон сидел на куче золота и имел очень печальный вид. Печалился он оттого, что золото на глазах превращалось в коровьи лепешки. Указывая на это безобразие крючковатым пальцем, Маттиассон говорил: «Эх, Нина, Нина, я так на тебя рассчитывал!»
Проснувшись, Нина, как всегда, накинула халат, нашарила ногами шлепанцы и пошла к окну посмотреть, какая на дворе погода. Солнце, как и Нина, встало поздно, его косые лучи не слепили и не грели. Нина открыла окно, впустила утренний холод и выглянула.
По всему чувствовалось, что на носу осень. Рядом на карнизе сидел нахохлившийся голубь, ожидавший, когда светило наконец его согреет.
– Мировой кризис будет, и очень скоро, – вдруг громко сказала Нина.
Голубь покосился на нее настороженно.
Нина испугалась гораздо больше, чем замерзший голубь. С минуту она стояла, держась за створку окна и пытаясь понять, она ли это сказала и не последует ли за этим что-нибудь еще.
Последовало озарение. Бывают картинки-головоломки, в которых, среди нарочитого хаоса линий нужно найти изображение, например, охотника с собакой. Всматриваясь в такую картинку, зритель раздражается оттого, что не может ничего в ней разобрать, а потом вдруг видит охотника и недоумевает, как это он не видел его секунду назад. Это же произошло с Ниной. Накануне она ничего не могла разобрать в хитросплетении глобальных экономических проблем, а теперь совершенно ясно видела надвигающийся кризис. Кризис был огромен, ему предстояло потрясти всю мировую экономику и начаться он должен был в ближайшее время.
Разумеется, никакому телевизионному болтуну-эксперту Нина не смогла бы ничего доказать. Но она и не собиралась ничего доказывать и обосновывать. Она просто знала, кто кризис близок, уже почти наступил.
Нина продолжала стоять у окна, не шелохнувшись, поглощенная открывшейся ее разуму картиной неминуемого мирового экономического потрясения. Картина была ужасная и завораживающая одновременно.
Нину охватил восторг первооткрывателя. «А ведь мир еще ничего не знает. Никто, кроме меня, не знает, – мелькнула в ее голове горделивая мысль. – Ну, то есть, кроме меня и доктора Маттиассона…»