Нина покраснела.

– Да нет, я просто…

– Давайте, дорогая, не тяните. Мне через двадцать минут на процедуры идти.

И Нина, решившись, рассказала ему о делах отца – коротко, самое главное.

– Так вот чью компанию вы тогда спасали от банкротства? – сообразил Игнатий Савельевич. – Да, повезло вашему батюшке с дочкой…

Нина знала, что у Игнатия Савельевича был сын, но, старик как-то обмолвился, что они давно не ладили и почти не виделись.

– Игнатий Савельевич, скажите, как можно отвязаться от этого «Градстройинвеста»?

Игнатий Савельевич покачал головой:

– Скорее всего, никак. – Заметив удрученный вид Нины, он погладил ее по руке, но обнадеживать не стал. – Насколько я знаю стиль «Градбанка», они всегда получают то, на что нацелились.

Он обещал разведать, как обстоит дело.

– Конечно, я сейчас не при делах, но телефон есть, связи еще не все растерял, так что узнаю, что смогу… А вам, дорогая, огромное спасибо за то, что навестили болящего. Ну-ка, подставляйте вашу прелестную щечку.

И он опять ее чмокнул.

Через неделю Игнатий Савельевич позвонил Нине и пригласил заехать к нему – но уже домой. Из больницы его выписали.

– Только вы извините, дорогая, в свое жилище я вас не приглашаю – уж слишком все тут запустил, неловко. Если вы не против, давайте с вами прогуляемся.

Они условились встретиться во дворе его дома. Когда Нина приехала, финансист ждал ее на лавочке – в шубе и валенках. Дом был из желто-розового кирпича, стоял в тихом переулке в центральной части города. Четверть века назад, когда Игнатий Савельевич был в силе, в таких домах получала квартиры высшая бюрократия.

Погода была тихая, немного ниже нуля, падал ласковый снежок.

– А, вот и вы! – воскликнул Игнатий Савельевич. – Очень рад. Я, хитрый старик, опять буду вас эксплуатировать. Дайте мне вашу руку, я обопрусь, и мы будем гулять. Один-то я не выхожу, боюсь упасть. Вы не представляете, как много стариков зимой падает на улице, с самыми неприятными последствиями. В одном моем подъезде таких двое. Это все город – асфальт, гололед… А вот, помню, в нашей деревне – я ведь деревенский, деточка, – зимой сугробы под крышу наметало – падай, сколько хочешь…

Они пересекли улицу и вышли на замерзший пруд, вокруг которого гуляли редкие мамы с колясками.

Нина с нетерпением ждала новостей, но Игнатий Савельевич сначала попросил, чтобы она еще раз рассказала ему о своей проблеме. Нина не хотела вдаваться в подробности, но неожиданно для себя выложила ему все – и про Симоняна, и про Мишу Пермяка, и про долги отцовской компании.

Игнатий Савельевич слушал внимательно.

– Да, досталось вам, – сказал он, когда она выговорилась. – Черт-те чем приходится заниматься молодым девушкам. Эх, времечко… А вы молодец, Нина. – Он посмотрел на нее с уважением. – Ну, а теперь слушайте меня.

И он стал рассказывать.

Нина немало услышала о «Градстройинвесте». Оказалось, что всем руководил Константин, а директор являлся фигурой номинальной, представлял правление «Градбанка». За последний год «Градстройинвест» уже приобрел несколько компаний, схожих с компанией отца. Во всех случаях условия были щедрыми, и, что бывает редко, выполнялись до буквы. Таким образом, в платежеспособности и порядочности этих людей можно было не сомневаться.

– Однако дело тут не в ребятах из «Градстройинвеста», – сказал Игнатий Савельевич. – От них можно было бы отбиться, но за ними стоит «Градбанк» и его директор Самсонов.

– Он такой страшный, этот Самсонов? – спросила Нина.

– Для тех, кто оказывается у него на пути, – страшный, – серьезно сказал Игнатий Савельевич. – Он ломал через колено и гораздо более крупные компании.

– Но причем тут мой отец? Что он ему сделал? – воскликнула Нина.

– «Ты виноват уж тем, что хочется мне кушать». Вся вина вашего батюшки в том, Нина, что он вырастил хорошую инженерно-строительную компанию, которую заметили и решили прибрать к рукам большие люди.

По сведениям Игнатия Савельевича, руководство «Градбанка» поставило целью завладеть, через свои структуры, двадцатью пятью процентами всего коммунального и строительного бизнеса города. Для чего это было нужно, никто в точности не знал.

– Возможно, потом этот консолидированный кусок продадут с прибылью или обменяют на что-нибудь по-настоящему крупное, – высказал предположение Игнатий Савельевич.

Программа эта быстро проводилась в жизнь, но Самсонов был недоволен, торопил.

– Месяц назад он проводил совещание по этому вопросу с директорами дочерних компаний. Говорят, орал там на этих директоров так, что стекла дрожали. Кстати, не исключено, что и компанию вашего отца там упоминали. Его фамилия Шувалов?

– Нет… Его фамилия Кисель, – поколебавшись, назвала Нина.

– Ну, верно! – воскликнул Игнатий Савельевич. – Вы уж извините, Нина, вам будет неприятно это слышать, но вы должны это знать.

Со слов какого-то своего информатора он рассказал об эпизоде на совещании. В самый разгар разноса, который учинил Самсонов, ему на глаза попалась папка с делом отцовской компании. «Кисель… Что за «кисель»?» – спросил Самсонов. Ему объяснили, что это фамилия владельца. «Отлично! Мне это нравится, – воскликнул Самсонов. – Очень символично. Вся эта мелкота, – он хлопнул рукой по стопке таких же папок, – это кисель, который мы должны съесть. И очень быстро. Если не будем шевелиться, то сами станем киселем для других едоков. Это всем понятно?» Директора молчали, они понимали свое: если они не ускорят намеченные приобретения, Самсонов превратит в кисель их самих.

– Так что, Нина, вы сами понимаете: для вашего отца вариантов нет, от него не отстанут. Нужно продаваться, и как можно скорее.

– Он на это не пойдет, – пробормотала удрученная Нина.

– Да, дела… Вам не позавидуешь, – сказал Игнатий Савельевич сочувственно. – Может быть, вы хотите, чтобы я с ним поговорил? Организуйте нам встречу, я постараюсь его убедить.

Нина махнула рукой:

– Спасибо, Игнатий Савельевич, но это бесполезно. Никто его не убедит, он только разозлится, нагрубит вам, и все.

– М-да… Ну, что же, желаю вам, чтобы все у вас как-нибудь устроилось. Если я чем-нибудь смогу помочь, звоните. И вообще, держите меня в курсе. А теперь, дорогая, проводите меня до подъезда, я что-то устал.

Нина проводила его и стала прощаться.

– Не стоит, – пресек ее благодарности Игнатий Савельевич, а помолчав, сказал неожиданно: – Смотрю я на вас, Ниночка, и вижу свою жену-покойницу. Мы поженились, когда оба институт заканчивали. Тут распределение, и мне выпадает Караганда. Ох, как она взялась за дело – все пустила в ход, горы свернула, чтобы меня оставили в столице, и добилась-таки своего. Настырная была, вроде вас… Верите ли, я все помню будто вчера это было. Как жизнь пролетела, не заметил…

Он махнул рукой и скрылся в подъезде.

Только потом Нине пришло в голову, что старику, возможно, нужно было сходить в магазин или заплатить за квартиру. Поглощенная своими мыслями, она не предложила ему помощи. Больше она Игнатия Савельевича не видела и, кроме еще одного короткого телефонного разговора, с ним не общалась. В банк он не вернулся, а спустя несколько месяцев, когда она уже сама работала в другом месте, он скончался. Нине никто не сообщил, так что на его похоронах она не присутствовала.

Поговорить с отцом ей удалось на Новый год, который они отмечали у него дома. Праздничный стол ломился от блюд, приготовленных умелыми руками Лидии Григорьевны, но Нина и отец пировали неохотно. Разговор поддерживать тоже пришлось в основном Лидии Григорьевне – благо, она могла без конца говорить о театральных новостях.

Потом отец проводил Нину до метро. Новый год уже наступил, во дворе десятками запускали петарды, ночное небо полыхало огнями. От грохота петард Нина оглохла и не сразу поняла, о чем говорил отец.

А говорил он о том, что его деловые партнеры один за другим порывали с его компанией. Уже три заказчика – хорошо, что из числа некрупных, – отказались от своих заказов. Причины выдвигались несерьезные, явно фальшивые. Отец убеждал их, ругался, угрожал судом. Те отмалчивались, говорили что-то бессмысленное, потом стали вовсе избегать его, отключали телефоны. Отец пытался было в самом деле подать в суд, стребовать неустойку, но оказалось, что, будучи кругом неправыми по сути, эти заказчики-отступники были правы формально. В каждом случае для отказа нашлась юридическая зацепка. По тому, как эти зацепки были сформулированы, было видно, что заказчиков консультировали хорошие юристы, а, скорее, – один и тот же хороший юрист.