-Вы с ним так близки?

-Нет, отнюдь… Владимир Петрович редко подпускает к себе настолько близко. Но некоторые вещи не нуждаются в объяснении. Мой отец был начальником его охраны, часто ездил с ним на важные встречи. И не раз они приехали на кладбище, где Владимир Петрович превращался в абсолютно другого человека. Жесткость и черствость сменялись мягкостью, а в глазах наблюдалась сильнейшая боль… Он до сих пор туда ездит, насилуя свою душу.

Матвей приутих… А потом продолжил.

-Так вот, мне было 14… Я относился к жизни беспечно. И просьбу начальника отца пообщаться с его сыном-тихоней, который закрылся в себе, принял нерадушно. Зато, увидев новейший компьютер и множество дисков с играми в его комнате, я очень обрадовался… Играл целый день, а Егор тем временем тоже играл… На пианино. Уже в конце дня я честно признался Егору, что… - Матвей вновь затих и тяжело выдохнул… -Ненавижу своего отца. – Его голос дрожал. –Мне было 14. Неуправляемый подросток, которому всегда всего мало. Отец нас хорошо обеспечивал, но я мечтал о мобильном телефоне, которые тогда только вышли, чтобы быть крутым в своих кругах…

Усталость после напряженного дня как рукой сняло. Мне было жутко интересно, что же было дальше.

-Я никогда не забуду тяжелый и печальный взгляд Егора. И уж тем более его слова: «Цени то, что имеешь. Жизнь слишком коротка, чтобы тратить ее на побрякушки. Цени людей, которые рядом. Цени родителей. Иначе потом может быть поздно!». Я отвлекся от компьютерной игры. Тогда Егор вновь положил пальцы на клавиши пианино и нота за нотой зазвучала очень пронзительная, грустная и такая волнительная мелодия… Она звучала в моей голове на похоронах моего отца. Она звучит в моем сердце до сих пор.

По моим щекам текли слезы. Матвей облегченно вздохнул, будто избавился от груза, который лежал камнем на его сердце долгое время.

Он проводил меня до подъезда.

-Цени то, что имеешь! – сказал мне словами Егора. Я улыбнулась только уголками губ, попрощалась с ним и поднялась к себе.

Сегодня Егор предстал для меня совершенно с другой стороны. Я его совсем не знаю. Но я хочу узнать…

Егор

В порыве злости я не в силах контролировать свою речь. Мозг даже не успевает сообразить, а язык несет по волне негатива, и он раз за разом говорит миллион колкостей и гадостей.

Только болезненное касание ее прелестной ладошкой вернули меня в чувство. Пытался вспомнить, что именно только что сморозил. По ее глазам и практически ненавистному взгляду понимал, что накосячил… В который раз. Только теперь это куда серьезнее…

Смотреть, как любимая женщина садится в салон чужого авто? Нелегко.

Надеяться, что она все же опомнится. Гипнотизировать взглядом тонированное стекло, мечтая, что оно сейчас опустится, и Варя, в который раз снисходительно глянет не меня… Тяжело.

Видеть, как чужая машина трогается с места, унося в глубокую даль твой воздух. Чувствовать, как на самом деле становится тяжелее дышать, будто кто-то разом сжал легкие и откачал из них весь кислород. Практически невозможно…

Так почему, спрашивается, я, оболтус эдакий, ничего не предпринял? Не мог…

Мое тело и мозг в этот момент проходили три стадии… Первая – омерзение, конечно же, к себе самому. Вторая – осознание и ненависть к себе же. А третья – угрызение совести.

Чувствовал, как ниточка, ведущая к ее сердцу, растягивается до невозможности, рискуя и вовсе оборваться. Но смотрел в след отъезжающего Форда и ничего не делал.

Чего я ожидал? Надеялся ли, что машина вдруг остановится, и Варя выпрыгнет в мои объятия? Глупо на это рассчитывать.

Когда автомобиль скрылся из виду, мои примерзшие к асфальту ноги сразу оттаяли. Сканировал улицу взглядом, надеясь найти хоть что-то, на чем можно сорвать свою злость, утихомирить свой пыл.

Остановился на мусорном баке. Со всей силы пнул его ногой, прямо почувствовав, как подошва моего ботинка где-то треснула и стала более податливой и мягкой. Еще один удар… На этот раз такой же хруст, но уже в пальцах ступни. Третий удар – решающий, кулаком в проржавевший мусорный бак. Старый металл, не устоявший перед мерзкой коррозией, слегка прогнулся от оказанного на него давления.

В голове звенел протяжный свист… Пульсировал собственный пульс, так что я понимал, насколько сильно бьется мое сердце. Просто разрывается на части.

Старался не думать! Не представлять! На его месте должен был быть я, сука!

Хотелось выть, выпустив наружу боль, которая за долгие годы накопилась внутри. Уход Вари стал последней каплей.

Взяв в руки свое потускневшее тело, сел на мотоцикл и, нажав на газ, тронулся с места.

50 км/ч. 100 км/ч. 200 км/ч. 250 км/ч.

Скорость выбивала из головы все мысли. Благодаря ей я мог не думать о том, что Варя и этот мужик… Блядь! Пусть только попробует прикоснуться  к ней. Я его уничтожу.

Летел к ней. Надеялся, что она спровадит гостя, и я смогу объясниться. Чудом не врезался. С тех пор, как купил мотоцикл, ни разу не попал в серьезную аварию. Уверен, на небесах у меня есть очень сильный ангел-хранитель. Только… Кому нужна эта никчемная жизнь?

Припарковал мотоцикл недалеко от Вариного дома и наблюдал из-за угла за нужным подъездом. Форда не было. Не знал, пока или уже. Свет в Варином окне не горел, значит, ее не было дома.

Мысль о том, что она могла поехать к нему, вихрем кружила по всему телу, застряв где-то в горле. От злости прикусывал губу, чувствуя слабый металлический привкус во рту.

Но все же через пару минут Форд мягко и тихо, словно подлый разведчик, въехал на нужную улицу. Из него вышла Варя и тот мужик, которому я с радостью набил бы морду.

Он что-то ей сказал, а она так и светилась счастьем. Бабах-бабах, - так лупило мое сердце по ребрам. Вновь стало тяжелее дышать.

Я не мог просто смотреть на то, как моя самая большая, единственная драгоценность достается другому ювелиру. Что надо было сделать? Подлететь к ним, пусть и на крыльях любви? Наброситься на соперника, пусть и с благими намерениями? Сомневаюсь, что это вызывало бы у Вари восторг.

Не хотел вмешиваться, не мог… Не желал снова упасть в ее глазах ниже плинтуса, достигнув самого дна. Насильно мил не будешь.

Переступил через себя и через свою любовь.

-Ты заслуживаешь быть счастливой… А что могу дать тебе я? – прошептал, понимая, что никто меня не слышит.

А что могу я ей дать? Тонны слез, опухшие губки и отеки под глазами?

Кому нужен потерянный по жизни человек?! Я не хочу причинять ей боль.

Теребил пальцами ключи от мотоцикла. Сесть и уехать? Так я себя выдам. Не хотелось рушить «идиллию» между этими двумя.

Поэтому, устало глянув на кусок железа, не приносивший мне больше былой радости, пошел прочь. Ноги сами несли меня. Я мог споткнуться, удариться башкой об асфальт или свернуть себе шею. Где-то внутри я даже мечтал об этом. Чтобы разом отключиться, навсегда потерять связь с реальностью – может хоть тогда бы больше не болело.

Проходя мимо невзрачного бара с выцветшей вывеской, вспомнил о своем друге, с которым давно не встречался – бутылка. Алкоголь ударяет по мозгам, опьяняет и делает твою жизнь хоть чуточку краше. Конечно, это иллюзия. Но только так я смог выживать последние пару лет.

Сел за барную стойку. Ко мне подбежала тетка средних лет, слегка заплывшая жирком. А где же классический парень бармен? То есть, сегодня плакаться о своей никчемной жизни я должен именно этой госпоже?

-Виски со льдом! – танцевать, так с музыкой. Просру все свои сбережения, которые я копил тяжким трудом. Плевать.

-Виски нет. Только разливное пиво и водка. – Ну да, а чего еще стоило ожидать от подобного заведения?

-Тогда мне водки… Пока 500 мл. - Женщина недовольно скривила губы.

-Молодой ведь совсем, сопьешься? – чье-то беспокойство о моем никчемном существовании приятным теплом разразилось в районе груди.

-Мне нужно… - дама взглянула в мои глаза. Не знаю, что она в них увидела… Наверное, сильную боль, тоску, разочарование. Потому что больше не сказав ни слова, отлила нужно количество горячительного напитка в графин, поставила его передо мной, а рядом поместила натертую до блеска рюмку.