Тёма посмотрел на маму. Она правда была очень расстроена. Возможно, так, как никогда до этого.

В прошлом году он снял в классе штаны (трусы, конечно, остались), потому что они поспорили с Диланом, что ему слабо. Учителей в классе не было, но кто-то всё равно рассказал Ириде Армагеддоновне, и ему тоже пришлось писать объяснительную. Ромашка Бегемотовна была потрясена. За тридцать восемь лет её стажа никто не снимал штанов в классе. Но родителей это происшествие скорее насмешило.

В другой раз Тёма порвал лист бумаги на мелкие кусочки и продавал эти кусочки за монетки. Он, собственно, не собирался этого делать, просто рвал бумагу, а Миша спросил, что он делает. Тёма ответил, что вот, бумажки продаю. Это показалось всем очень смешным, и все стали покупать кусочки бумаги, просто по приколу. Это возмутило не Ромашку Бегемотовну, а Александра Бронепоездовича. Он снова вызвал папу и долго объяснял ему, что товарно-денежным отношениям не место в школе. Но папа тогда не ругался, просто сказал:

– Тём, правда, в школе не надо ничего продавать, даже в шутку. Потом обвинят не пойми в чём.

Ещё как-то он выкинул из окна рюкзак Дилана. Это была игра в «трах-бах», все сталкивали вещи друг друга с парт. Тёма скинул тетрадку Дилана, а тот – Тёмин пенал. Это было гораздо хуже, потому что пенал был открыт, и всё рассыпалось. А свой пенал Дилан сразу взял в руки. Тёме больше ничего не оставалось, кроме как выбросить его рюкзак в окно.

Да много всего было. Но получалось, что именно в этот раз он сделал что-то просто ужасное. Тёма сказал:

– Я же не специально. Я не хотел в лицо, эти листки просто так полетели.

Но родителей как-то крепко проняло. Всё время не верили Ромашке Бегемотовне и Александру Бронепоездовичу, а тут вдруг поверили. Может, дело в том, что за всё это время у них действительно накопилось. Или в чём-то другом. Тёме вдруг стало это всё до смерти неинтересно. Но ему было совершенно некуда деваться. Он сидел и слушал, как родители по очереди выговаривают ему за все проступки на свете.

– В общем, теперь они думают, не исключить ли тебя из школы, – закончила мама. – Если бы это была бесплатная школа, наверно, уже бы исключили, а так всё-таки… И им важно, что у них трое детей из одной семьи…

На следующий день, в качестве хоть какого-то утешения, была суббота – любимый Тёмин день. По субботам Тёма вставал, когда все остальные ещё спали, завтракал и тихонько выходил из дома. Дело в том, что по субботам была керамика.

Она проходила в странном, неожиданном для занятий керамикой месте – музее гетто. Музей гетто, в свою очередь, находился в странном, неожиданном для музея месте – зданиях бывших конюшен. С одной стороны текла река, с другой – гремела трамвайная линия. Ворота были прикрыты, но не заперты – это означало, что Руслан уже пришёл, открыл свою крошечную комнатку и пошёл уже, наверно, за водой.

Тёма проходил мимо депортационного вагона, стены памяти и трёх дверей – они вели на выставки. Тёме нужна была четвёртая дверь, за которой помещалось одно из лучших мест на земле, по крайней мере, по субботам рано утром – детская творческая студия «Перспектива».

Студия «Перспектива» занимала три комнаты: одну большую – с длинным широким столом и картинами на стенах, другую поменьше – с анимационным столом и стеклянным ящиком и третью – совсем маленькую, проходную, забитую глиняными фигурками, стеллажами, столами и табуретками. В эту маленькую комнатку и приходил Тёма. Туда помещалось мало народу. Не больше четырёх человек, а лучше – трёх, иначе сразу начинался хаос. Поэтому Тёма старался приходить как можно раньше, в самом начале, пока больше никого не было. Можно было спокойно подумать, что делать, и поговорить с Русланом. Для этого Тёма и вставал по выходным в восемь утра и ехал на трамвае через полгорода.

Хотя все спали, дома по-прежнему чувствовалась некоторая напряжённость. Тёма не захотел завтракать и даже пить чай и вышел раньше, чем обычно. На улице стоял густой туман. Туман – это очень распространённое явление. Тем более осенью. Хотя и зимой – во время оттепелей, и весной – просто так, и летом, особенно в сумерках, в Городе постоянно сгущались туманы. Но сегодняшний выделялся даже среди них. Это был прямо-таки из ряда вон выдающийся туман, король туманов. Он скрыл не только верхушки деревьев и крыши домов, но и большую часть улицы.

Тёма сел в трамвай с запотевшими окнами и поехал как будто на фоне хромакея. Иногда только из серого облака выплывала стена дома или дорожный знак, но потом начался парк, и там уж совсем ничего не осталось. Национальная библиотека, которую называют Замком света, – хотя она больше похожа на водяного дракона, который вылез погреться на берег реки, – под действием тумана стала окончательно противоположна своему названию. Она сама превратилась в глыбу тумана, причём особенно густого и непроницаемого.

За библиотекой был мост – Каменный, второй по старшинству в Городе. Сейчас на нём было видно только первую пару фонарей, и ничего больше. И вёл он никуда, этот мост, – всё исчезло, не стало ни другого берега с соборами и шпилями, ни соседних мостов – вантового и железнодорожного. Тем не менее Тёмин трамвай смело двинулся в это никуда – по рельсам.

Все пассажиры трамвая с любопытством смотрели в окна, хотя через них совершенно ничего не было видно. Они старались рассмотреть сам туман и сравнить его с привычным приморским туманом и с рекламным плакатом внутри трамвая. Плакат изображал как раз то, что должно было вот-вот начаться: установку Машины перевода часов.

В этом году Совет безопасности вселенной решил немного изменить работу некоторых Машин. В том числе – перенести Машину перевода часов из Лондона, где она собиралась последние тридцать лет, в какой-нибудь город поменьше (но не совсем уж маленький). Кроме того, этот город должен был быть в Европе, потому что Машина перевода часов должна базироваться сравнительно недалеко от нулевого меридиана. Он должен быть столичным или университетским – это связано с необходимым качеством обслуживания, а также обладать сравнительно прохладным климатом с частыми туманами. Совет безопасности провёл конкурс, и победил Город – он и правда идеально подходил под все условия.

Трамвайный плакат сообщал в немного истеричной манере:

«Одна из Машин вселенной в Городе – это большое и важное достижение! Теперь Город получает особый статус! На содержание Машины будут выделены гранты!» Дальше шло про количество новых рабочих мест, привлечение туристов и какие-то налоговые льготы – всё это было Тёме неинтересно.

Тёма, конечно, радовался, что у них будет хотя бы какая-то Машина, хотя Машина перевода часов казалась ему наименее интересной из всех. Во-первых, она работает всего два раза в год – осенью и весной. Во-вторых, перевод времени, конечно, очень мощное действие, одно из самых сложных, но его всё равно никто не видит! Для этого и нужен туман – он скрывает Машину в течение всей сборки, запуска и работы. Три дня место работы Машины окутывает туман – это с запасом. Если всё прошло хорошо, то можно вообще ничего не заметить. Это довольно сильно отличается, например, от Машины стабилизации катастроф – её всегда видно. И слышно.

Некоторые жители Города не одобряли даже Машину перевода часов. Они говорили, что её установка, а тем более сборка два раза в год, – это опасно. Кто знает, что может случиться? Пусть лучше все эти Машины стоят где-нибудь в других местах. Машина стабилизации катастроф, должно быть, вызвала бы у них сердечный приступ. Другие жители Города считали, что вообще уже пора перестать переводить часы – это вредно психологически, а польза не доказана. Но и тех и других было сравнительно немного, сторонники установки победили с огромным преимуществом, и теперь Город готовился к первому запуску. И вот, наконец, наступила суббота – последняя суббота октября, день перевода часов.