Из круга Кратета вышел один из наиболее самобытных сатириков эпохи эллинизма — Менипп из Гадар (сер. III в. до н. э.), творец «кинической» или «менипповой сатиры», в которой он органически соединил прозаическую диатрибу и поэзию киников. К сожалению, судить о творчество Meниппа можно почти только на основании античных свидетельств и подражаний (Варрон, Лукиан).
Раб по рождению, Менипп хорошо знал, чем живёт народ. В Фивах, куда его забрасывает судьба, он знакомится с Метроклом и, возможно, с Кратетом, приобщившими его к кинизму. Менипп становится одним из самых известных его пропагандистов. Лукиан ставит его рядом с Антисфеном, Диогеном и Кратетом (Беглые рабы, 11). Часть своей жизни Менипп провёл в Афинах. Есть основания предполагать, что он покончил с собой.
Плодовитая писательская деятельность Мениппа оставила заметный след в истории и вызвала многочисленные подражания. В своих произведениях он охотно прибегал к формам «путешествия в подземное царство», симпосия, фиктивных писем от имени богов, к фантастическим сюжетам, когда действие свободно перемещается в пространстве и во времени, к полемике с идейными противниками. Народная сатира Мениппа отличалась драматизмом построения, демократичностью языка, юмором, серьёзным философским содержанием, облечённым в шуточную форму, использованием фольклорных мотивов, соединением прозы и стихов, в котором стихи служат естественным продолжением прозаического текста, а не являются иллюстративными цитатами. В традиционно «серьезные» формы — диалог и письмо — он внёс элементы смеха, острословия, пересыпал их стихами. За редкое умение говорить о серьёзном легко и смешно Менипп получил эпитет «серьёзно-смешной» (spoudogeloios) (Страбон, XVI, 2, 29).
Герои произведений Мениппа — раб, бедняк, кинический мудрец. Писатель глумится над ходячей моралью, показывает никчёмность земных благ, призывает ни к чему не привязываться. Знаменитый римский стоик, «философ на троне» Марк Аврелий называл Мениппа среди тех, кто высмеивал «скоропреходящую и эфемерную жизнь людей» (Наедине с собой, VI, 47, 4). Точную и меткую характеристику Мениппа дает Лукиан в «Дважды обвиненном». «Смехотворец» Мениппа умел по-кинически смеяться, т. е. одновременно шутить и кусать, и не уступал в этом древним киникам. В киническом насмешнике его последователи видели не только создателя нового стиля, но и реформатора и учителя жизни.
Несколько лучше, чем произведения Мениппа, сохранились фрагменты произведений известного кинического поэта эпохи эллинизма Сотада из Маронеи. Он был близок к тому направлению в эллинистической поэзии, которое смыкалось с весёлым и фривольным, полным смелых сатирических выпадов творчеством низов — с фольклорными дорическими бурлескными сценками — флиаками, не щадившими ни богов, ни людей, с мимами — дерзкими стихами на ионическом диалекте (ионикологией), с непристойной кинедологией, гилародией, магодией, лисодией, симодией, этологией и т. п. Хотя официальная александрийская поэзия (Каллимах, Феокрит и др.) также кое-что почерпнула из этого источника, но по своей глубокой сути была чужда подлинной народной жизни и вдохновлялась образами царей, цариц, вельмож, придворными интересами, любовными интригами, красотой возлюбленных и т. п. Анализ немногочисленных подлинных фрагментов поэзии Сотада, сохранённых Афинеем и Гефестионом, а также поздних морально-дидактических подражаний (Sotadea), собранных Стобеем, говорит о том, что непристойности или физиологическая откровенность в некоторых стихах Сотада не преследовали порнографических целей, а были действенным, народным средством сатиры, имели точный социальный адрес: царская фамилия и её окружение, воспеваемые придворными поэтами.
К кинической школе поэтов эпохи эллинизма принадлежит также Феникс из Колофона. Новые папирусные фрагменты холиямбов Феникса впервые опубликовал и исследовал Г. Герхард[8]. Анализ «Ямбов» Феникса обнаруживает их несомненную киническую направленность. В античной литературе мало таких прямых, сиюминутных откликов на современное зло, откровенных, не замаскированных мифологией или басенными условностями. Это негодующие стихи о богах и расточителях, лишённых чести и совести, заботящихся лишь о растленной роскоши. Им противопоставлены честные бедняки, умирающие с голоду. В своих стихах Феникс сознательно или невольно использует аргументацию и стилистику диатриб. К «Ямбам» тематически примыкает холиямбический отрывок об ассирийском царе Нине, приведенный Афинеем (XII, 530с). «Песенка вороны» Феникса — стилизация в народном духе, нечто вроде античной колядки, свидетельствующая об интересе поэта к жизни простого народа, к народным обрядам и фольклору, из которого киники нередко черпали образы и приёмы художественной выразительности. В творчестве Феникса даёт себя чувствовать умеренный кинизм. Критика идеологии и психологии верхов, потребительской морали, неприятие действительности содержатся также в стихах других холиямбических поэтов, современников Феникса, имена которых не сохранились (ниже приводятся фрагменты из Гейдельбергского и Лондонского папирусов, направленные против стяжательства). Наличие целой плеяды кинических и кинизирующих поэтов и писателей, сравнительно недавние находки новых отрывков кинической поэзии и диатриб говорят о популярности демократической поэзии социального протеста, значение которой недооценивается в истории античной литературы.
В кинической поэзии эпохи эллинизма есть еще один выдающийся и оригинальный поэт, чьё творчество свидетельствует о том, что кинизм задел также какие-то глубинные чувства прогрессивных людей из состоятельных классов, заставив их встать на сторону народа. Это Керкид из Мегалополя (ок. 290—220 гг. до н. э.) — не только крупный поэт, но и видный государственный деятель, по достоинству оценённый только в XX в. в связи с находкой в Оксиринхе папирусов с отрывками из «Мелиямбов киника Керкида». Источники рисуют Керкида как дипломата, воина-патриота, «замечательного законодателя и автора мелиямбов» (см.: Полибий, II, 48—50; 65; Стефан Византийский и др.). Центральным из сохранившихся «Мелиямбов», является сравнительно большой отрывок (более 35 стихов), сатирически бичующий богатство, полный ненависти к уродствам современного общества. В нём наиболее рельефно отразились как мироощущение Керкида, так и его художественно-эстетические принципы. Конец стихотворения звучит угрожающе, поэт предупреждает богатеев: если они не поделятся с неимущими добровольно, то ветры судьбы начнут дуть им в лицо, и тогда придётся им «выблевать из самого нутра» всё награбленное у народа «ненавистное богатство». В этом контексте сильное социальное звучание приобретают и нападки на традиционную религию, и прежде всего на владыку Зевса. Керкид порывает с религиозной моралью, требуя нравственности и правды вне религии.
Прямое обращение к объекту сатиры (Ксенон), людям и богам, восклицания, многочисленные риторические вопросы, парентезы, подчеркивающие личную позицию автора, ирония, лаконичная многозначительность в соединении с необычным лирическим размером, сочетание лексики высокого стиля и вульгаризмов, обдуманная разностильность, энергичность и динамизм, профетический тон — всё это производит ошеломляющее впечатление. Устрашающая «диковинность» его сатиры связана прежде всего с дерзкими и неповторимыми неологизмами, составляющими отличительную черту керкидовского стиля. Новые композиты Керкида при всей их смелости понятны и доступны, ибо источником творчества таких поэтов, как Керкид или Плавт, наряду с классической литературой была и неисчерпаемая стихия грубоватой народной речи.
Сохранилась часть стихотворения Керкида о любви (фргм. 2, Диль), обогащающая наше представление о поэте, ибо в основном он известен как серьёзный публицист. Эти стихи о любви — отнюдь не традиционная лирика. Они построены на киническом принципе «серьезно-смешного», на сцеплении скоптики и дидактики. В данном случае поучение перенесено в область интимных человеческих чувств, и на всём послании лежит печать добродушной иронии. Антитеза любви спокойной и любви бурной естественно подводит к выводу о предпочтительности безмятежного плавания по коварному морю страстей, что логически завершается ещё более безопасной и удобной любовью «Афродиты с площади». Киник ни в чем не хочет поступиться своей свободой!
