– А сама я ей про свою жизнь рассказываю, это ей нравится. Надо же мне с кем-то поговорить.

Фигня полная! Как можно делать доверенным лицом маленькую девочку. Не годятся истории взрослой жизни для детей!

– А это что за крокодил? – спрашивает Тапочка у Мами́ны.

– А кто его знает. В зоопарк Лауру не водили. Может, из сказки какой. Помнишь, какой-то зверь пообещал девочку отвести короткой дорогой, самой короткой, но они ехали очень долго? Чего трясёшь головой, или ты уже все знаешь?

Да ведь это лакостовский крокодил, решила Тапочка. Рассматривала она где-то эту этикетку, вот и запомнила. Впрочем, можно проверить.

У Валеры этих лакостовских теннисок с крокодилами полный шкаф, так сказал Волк. За завтраком он потешил старушку рассказом про Тапочку, как она расспрашивала про его глаза и уши. Все смеются, а Валера серьёзен, объясняет Тапочке:

– У нас особая порода, голиковская. Обрати внимание, у всех крупные черты лица, а уши мохнатые. Угораздило же получить такое сокровище в наследство.

Валера по сравнению с Волком тот еще простак.

По случаю сбора семьи завтрак сервировали по высшему разряду – льняная скатерть, белый фарфор, но Волк намеренно толкнул бутылку и разлил красное вино. Бутылку выставляли всякий раз, но выпивали по маленькой рюмочке с наперсточек, потом больше не притрагивались.

Вот и вся скатерть в красном. Негодник, испортил им завтрак. Ему не нравилось слушать жалобы старушки за завтраком. «Сыр пармезан, тот, что со сладким вкусом, я не люблю». – «Он называется маасдам, тётя», – поправили её.

Долгушева взяла на себя приготовление кофе, но её напиток показался Тапочке слишком слабым, и она прибавила крепости. Пока хозяйка изумленно таращилась на неё, девушка вытряхнула из банки сушеный перчик – в лофте хватало пряностей, выставленных в красивых банках – и добавила в кофе. После первого глотка жизнь снова приобрела краски и перестала казаться скучной, а потом кофе превратился в огненную лаву, обжигающую горло, которую одна лишь Тапочка и могла вынести.

Волк продолжал дурачиться как ни в чем не бывало. На носу у него золотые очки, наверное, они прибавляли уверенности, что в них он выглядит неотразимым.

– С лёгкой руки отца у меня прозвище «большие уши». Он сетовал, что я родился уродом, эдакая личинка, непропорционально сложенная. Вот Валера вышел ладненьким – до тех пор, пока Леонид Ильич его не избил до полусмерти, тогда у него ухудшилось зрение. Может, он мне уши вытянул, но так глубоко я не анализировал. Ношу длинные волосы, это безопасно.

Не очень подходящие разговоры за завтраком.

– А кто будет заниматься столом? – спросила Тапочка, чтобы переменить тему.

В глубине души надеясь, что это не входит в её обязанности. Как оказалось, напрасные надежды.

– Готовка тоже на вас, мы с мальчиками вам поможем, – промолвила старуха и быстро удалилась.

Надежда Анатольевна ведет с кем-то переговоры по телефону. Она говорит так громко, что в комнате все слышно. Её собеседник – мужчина, а разговор ведется в деловом тоне.

– Голиков? – спрашивает Валера.

Волк мотает головой: нет, но он выяснит. У Долгушевой весьма ограниченный круг знакомых.

Как и предполагала Тапочка, готовку возложили на неё. После телефонных переговоров Надежда Анатольевна куда-то уехала, а молодые люди на кухню не заглядывали, зато в помощь прислали Тамару. Из кухонного полотенца помощница соорудила себе головную повязку. Когда всё было готово, она покричала «Прошу к столу!» Никто не отозвался. В помещении было пусто, холодно и сумрачно.

Наконец, послышались тяжелые шаги.

– Пришёл, – объявила домработница.

Это оказался Фермер, который кивком он приветствовал Тапочку.

– Я вам книгу передавал, помните? Я ваш поклонник. Вас невозможно забыть.

Тут и шагу не ступишь чтобы тебя не заметили, подумала Тапочка.

Вот и Долгушева хмурится. Своего постояльца она не любила, слишком проблем он причинял. И к меню мог придраться, и к обслуживанию. Как заметит грязь на столе или отсутствие какой-то мелочи, вроде бутылки с водой, так и устраивает выговор. Привереда. Так что к его выходу она спешила убраться из столовой.

Тапочка накрывала на стол, не отводя глаз от рук Фермера. На них заметны были синяки и ссадины.

– Животные забредают. Приходится их отгонять, – от него не укрылся интерес.

– А часто нападают? – спросила Тапочка.

– Раньше тут было охотничье хозяйство, животных подкармливали, вот они и расплодились. В лесу встретите кабанов и лис, они тут ходят свободно, – пробормотал он.

День оказался щедрым на сюрпризы. Когда за ужином семья собралась за столом (Валера отсутствовал, вечеряя в своем домике), со двора послышался долгий вой.

Первая мысль Тапочки была о собаках, не забыли ли их во дворе.

– Воют не со двора, а из леса, – поправила её Долгушева, которая во всем любила порядок.

Если бы Тапочка выслушала её рассказ, не перебивая, то старушка могла бы объяснить, однако объяснять не стала, потому что перебивали её постоянно. Такой тут в доме стиль – никому ничего не объяснять. Вот и приходилось разбираться самостоятельно.

Улучив предлог, Тапочка и выскользнула из дома. На дворе она никого не нашла, хотя под светом прожекторов рассмотрела каждый кустик, и отчаялась разгадать загадку, как вой раздался снова. Она свернула по тропе в парк, которым тут называли ближний участок лесного массива.

На поляне в турецкой позе восседал Валера и раскачивался из стороны в сторону. Он набирал силы для следующего вопля. Это продолжалось недолго. На него снова накатило, и он подал голос, исторгая звуки со всей силой, на которую был способен, продолжая раскачиваться в такт. Он отдавался этому самозабвенно, и выходило у него не слишком мелодично, но выразительно.

– Добрый вечер, – поздоровалась Тапочка, когда он перерыв отдышаться.

Раскачивание прекратилось. Валера, переводил дыхание. Пот с него лил ручьем.

– Это помогает? – спросила она.

– Если честно, не очень, но, когда на тебя столько наваливается, рад любому способу избавиться от стресса.

– Можно и мне попробовать?

– Давай. Садись рядом.

Тапочка расположилась неподалеку, и они принялись раскачиваться вместе, стараясь попасть в унисон. Валера подал голос, Тапочка подхватила ноту. Вышло не бог весть что, но ведь они не ради музыки старались. Между ними возникла эмоциональная пуповина, которая их соединяла и помогала им не затеряться в потоке других духовных субстанций.

– Пройдёмся, подышим воздухом, – предлагает Валера. – Можем дойти до станции.

Он ни разу не назвал её по имени, словно не расслышал его, а может, нарочно игнорировал.

– Далековато, если пешком, – пыталась возразить Тапочка. – Может, на машине?

– Не выйдет. Ключи забрала пергидрольная парикмахерша Волка.

– А ты ее не любишь или всегда вредничаешь?

– Прости, я с непривычки. Мне домой пора, – и Валера поворачивает к себе.

Тапочка приглашения не удостоилась. Рассерженная, она дает себе слово, что это её последний день в Колшево. Больше она сюда ни шагу.

Вернулась она, когда совсем стемнело, а ужин закончился и со стола убрали. Расходиться никто не собирался, все сидели сытые и довольные, размышляя, чем бы развлечься.

У Волка богатое воображение и способность подмечать детали. Вот он, изображая стыдливую девушки, отбивается от Фермера, а потом садится к нему на колени – и все помирают со смеху. Наконец старушка, отсмеявшись над гримасами Волка, уделяет толику внимания и Тапочке:

– А ты что скуксилась? Волка не знаешь? Нашла на кого обижаться! Он из нас старожил, еще на кинофабрике работал стилистом.

Сейчас он является наставником для стилистов и выезжает с обучающими семинарами, но происходит это не часто и много денег не приносит. Чем занимается Фермер, неизвестно.

– А почему Валеру не позвали? – спрашивает Тапочка как бы между прочим.

– Характер у него тяжелый, он плохо сходится с людьми, вот и живет отдельно, – вздыхает старушка и предлагает посмотреть семейные фотографии.