Другие обитатели девушке понравились меньше. Взять хотя бы Волка, который засунул её сумку невесть куда. Тапочка заметила свою потрепанную термосумку, втиснутую между новеньким щегольским баулом и чем-то огромным, экстравагантным, обтянутым кожей песочного цвета. Когда-то и её чемодан был дорогой и солидной вещью, с вытисненным названием бренда, – теперь его заменила сумка с наклейкой «Редбокс». И что же? Шутник её куда-то спрятал.

– У нас рано ложатся. чтобы не жечь электричество. Проводка неважная, – говорит хозяйка.

И тут Тапочка не выдержала:

– Скажите, а где тут будет моя комната?

– Чем плохо здесь? Думаю, лофт «Алеко» тебе подойдёт.

– Сейчас она примет лекарство и уснет до утра, – прошептал Волк и оказался прав.

Долгушева ещё секунду постояла, словно хотела что-то добавить. Словоохотливостью она не отличалась, и, указав, где взять подушку и плед, простилась и удалилась к себе. Тапочка услышала ее мягкие, неторопливые шаги по коридору.

Тогда и Тапочка решила попрощаться.

– Что, любишь пустой чай? – Волк только что мелькнул в коридоре и уже вновь стоит порога. – Тебе никто не показывал, где бабушка хранит имбирное печенье?

Тапочка говорит, что с удовольствием его попробует.

Печенье отыскалось в лофте «Лос-Анджелес», который по величине превосходил «Алеко», но оказался необитаемым. Всё, что осталось от прежних хозяев, было снесено в зал, который здесь называли костюмерной: старые буфеты, шифоньеры, горки с застекленными витринами, даже сейфовый шкаф, и в нем хранилась винтовка, оставшаяся от прежнего хозяина. Она стоит хороших денег, но наследники не могут договориться, стоит ли её продавать.

– Нас трое – братья от разных матерей, – рассказывает Волк.

Коробка из-под датского печенья оказалась почти пустой, зато сухого крекера было навалом. Вот только среди посуды Тапочка не смогла найти двух одинаковых тарелок и чашек.

За чаем её собеседник становится развязным, и его голос звучит громче обычного.

– Как тебе старуха?

Грубость его неприятна, и Тапочка морщится, кто бы поучил его вежливости.

Она бы не решилась назвать Надежду Анатольевну старухой, хотя она и выглядела лет на семьдесят. Недавно исполнился шестьдесят один, уточняет Волк. Её двоюродный брат Леонид Голиков на десять лет моложе, но после смерти родителей она воспитывала Леню, так что стала ему вместо матери. В отсутствие хозяина Долгушева управляла имуществом. Своей семьи у Голикова не было, зато имелись дети, рожденные, как в прошлом браке, так и вне его, в возрасте от 17 до 9 лет. Старший сын Валерий, жил в доме (ты его могла встретить у шлагбаума, он охранник) и через месяц готовился отпраздновать совершеннолетие и получить долю в управлении. Характер он имел флегматичный и питал безразличие к благам жизни, так что с изменением его статуса в доме мало что менялось.

А вот Волк от денежек бы не отказался, но ему ничего не светит, он отцом не признан. Девушка поморщилась. Под грузом его претензий приятный разговор вот-вот рухнет. Пожалуй, Тапочка поторопилась, когда сочла его приятным человеком.

– Значит, вы здесь обитаете? – она спешит переменить тему.

– Пошли, я покажу тебе наше жилище.

Это был прелестный, постепенно разваливающийся старый дом. Первый этаж включал действующие помещения, лофты. Их сдавали внаём для увеселительных мероприятий, предназначенных для невзыскательной публики – клиентов привлекала невысокая цена. Волк похвастался, что делает здесь ремонт. Не сам лично, просто руководил работниками. В настоящее время денег нет, и работы заглохли.

Желая поразить Тапочку, он распахивает шкаф с киношными костюмами, он забит ботиками на шпильках и платьями с блестками и пайетками. Тапочка едва успела коснуться их рукой, как почувствовала сильный толчок в спину – Волк чудом её не уронил.

– Покажи руки! – Тон у него рассерженный.

– Я ничего не взяла.

Похоже, этот нервный парень тут изгой, не самая подходящая для неё компания.

– Это твоё?

– Платья? Это я из Лондона для моделей привез. Сумка из чистой кожи.

Тапочка подтолкнула сумку к краю стола, и она опрокинулась. На пол полетел пиджак, вязаная жилетка и белая рубашка в целлофане. Из-под одежды показалась плетка.

– Это слушатели курсов подарили. Я грозил их выпороть за тупость. А ты что думала, пожаловали мне плетку? – Волк держался высокомерно.

Открыв створку шкафа, он перебирал свои игрушки. Взгляд у него стал мечтательный.

– Не желаешь примерить?

Тапочка покраснела. Она жалела, что начала разговор о платьях.

– Я не очень-то в этом разбираюсь.

– Есть вещи, в которых женщины дадут нам фору.

– Ты наряжаешься?

– Когда вхожу в образ. Тогда я становлюсь опасен. Вот тебе совет, увидишь, что я в образе, вали скорей.

– Думаешь, я совсем глупая и про маньяков не знаю?

– Я не маньяк. – Он издал рык, давая выход глухой ярости.

У Тапочки выскочило из головы, что фабрика раньше была киностудией и народ здесь артистический. Все они мастера пыль в глаза, пусть даже если за душой ни гроша.

– Хочешь выпить? У тёти Нади неплохой кофейный ликёрчик.

– Почему нет? Солнце село.

– В таком случае включим электричество.

В ярком свете сверкает стеклянная витрина, привлекая взор ярко рядами бутылок.

– Меня радует причастность к клану Голиковых. Раньше я завидовал людям, которые жаловались на проблемы в семье, а теперь у меня и семья, и проблема. Видит бог, я этого не хотел.

Та часть, в которой описывались его отношения с отцом, оставалась в рассказе Волка пропущенной.

– А почему у тебя такие длинные зубы? – Тапочка выпила лишнего, вот и спросила.

– Ты действительно курьер? Никогда не подумал бы. Больше похожа на сыщика.

– Мне не нравится, когда темнят.

– Нашла тайну. В роду Голиковых у всех хорошие зубы. Я тебе не нравлюсь?

– Просто я таких людей ещё не встречала.

– Каких?

– Уши у тебя большие. И мохнатые.

Волк расхохотался. Просто удивительно, как по щелчку он мог переключаться из человека в зверя.

– Мне кажется, ты справляешься с обязанностями.

– Какими?

– Быть душой общества!

От его манер веяло роскошью дореволюционных отелей ранга «Англетера». Вид у Волка прифрантившийся, только из Канн. Словно.

Черт дёрнул Тапочку попросить Волка поиграть на гитаре. Он посмотрел на неё, как на несносную девчонку.

– Я на отдыхе, – сказал, как отрезал.

Издержки профессии. Девушки вокруг него так и вились косяками, приносят воду, суют стакан с кофе, приглашают на вечеринку или в клуб потанцевать. А для него лучшее удовольствие – растянуться на диване с пивом.

– Мне до ночи надо кое-что успеть, – Волк подозрительно быстро заканчивает разговор.

Дверь за Волком закрылась, и Тапочка почувствовала облегчение: наконец-то свободна. Прожекторы освещают двор, но через час огни погаснут. Ещё немного время в запасе у неё есть.

Очень хочется ей найти одну вещь. Когда Волк удалился, Тапочка принялась размышлять. С какой стати он надел золотые очки. Не иначе, как использовал их для чтения. Но что такого в этой комнате он мог читать.

Убираясь после чаепития, она нашла пакетик сухого корма и положила его в карман. Будет чем приманить собак.

Эти псины явно рассчитывали заночевать в лофте «Алеко» и жались к её дивану, когтями царапали плед, в надежде, что им позволят устроиться в тепле, но с Тапочкой этот фокус не прошёл. Она выгнала собак на улицу, а следом и сама вышла подышать свежим воздухом.

Из верхнего окна светит прожектор, в его луче виден лес, а снизу – двор с пристройками и мусорными баками, на парковке ни одной машины. У арки сохранилась будка охранника, раньше здесь был вход по пропускам. На месте газона топорщатся какие-то холмы, которые напоминают могилы, на них не растут ни трава, ни цветы. Двор мрачен, как и дом.

Вернувшись к себе, Тапочка решила пройтись по дому, не сами же паркетины скрипели. Прямо на её глазах в окно метнулась тень, кто-то юркнул в отверстие, загороженное фанерой. Зацокали коготки, на полу стояла маленькая собачка.