– Ты самая лучшая, слышишь? Самая-самая. Может быть, где-то поломалась, но мы тебя обязательно починим.

– Нет… – плакала я. – Давай я уйду, а ты найдешь себе нормальную девушку!

– Мне никто кроме тебя не нужен, – твердо сказал он. – Мне не нужна нормальная. Нужна только ты.

– Ну да, конечно… все вы так говорите, а потом…

– Что потом?

Я не ответила, просто снова расплакалась и нелогично уткнулась в него.

Он осторожно поднял меня на руки и отнес в ванную, где усадил на бортик и как мог нежно принялся смывать со ступней стеклянную крошку.

Вот там, в ванной, весь облитый водой, он и сказал мне, сопливой и распухшей от слез:

– Лан, выходи за меня замуж.

– Нашел время… – пробормотала я.

– Самое правильное, – сказал Игорь. – Я тебя люблю и хочу, чтобы ты всегда была рядом. Пообещай мне, что никогда от меня не уйдешь, даже если тебе это покажется самым правильным? Что угодно делай – только не уходи от меня.

Я целовала его мокрыми губами и еще сильнее плакала от того, какой он невыносимо хороший. И всю ночь после того, как он заснул, гладила его волосы и думала, что не заслуживаю такого мужчину. И никогда не заслужу.

С Игорем мне было хорошо.

Мы поженились, отправились в свадебное путешествие в Италию, где я снова обрела все свои сброшенные перед свадьбой нелишние килограммы – и еще немножко сверху. Влюбилась в Неаполь, восхищалась Римом, плакала в Венеции. Вино, пицца, пирожные. Микеланджело, Рафаэль, Леонардо. Феллини, Антониони, Соррентино. Данте, Бокаччо, Петрарка.

В общем, с Италии и нашей свадьбы у меня начался новый этап в жизни.

Сначала я пыталась по старой привычке писать статьи о путешествиях, но потом поняла, что мне гораздо интереснее рассказывать живым людям о прекрасных местах, где я побывала, видеть, как загораются у них глаза и помогать построить маршрут так, чтобы увидеть как можно больше интересного.

В общем, неожиданно для себя, я стала турагентом.

– О чем ты мечтаешь? – спросил меня муж как-то раз после долгих поцелуев на парижском балкончике с видом на Эйфелеву башню.

– Хочу сына. Такого же умного и доброго, как ты, – призналась я неожиданно, хотя еще мгновение назад об этом не думала. – Чтобы таких людей было больше.

– Ты сейчас сделала меня самым счастливым человеком на свете, – ответил он, глядя на меня сияющими глазами.

Я думала, что двадцать шесть – идеальный возраст для рождения детей, и проблем с этим не будет, но у детей были какие-то иные планы. Месяц за месяцем я видела всего одну полоску на тесте, и Игорь научился приходить домой с упаковкой пирожных или новыми духами, чтобы хоть как-то утешить меня.

Он и сам расстраивался не меньше, но держал все в себе, как подобает настоящему мужчине. Иногда взрывало и его – и тогда я снова дергалась в сторону чемодана и загса, но Игорь строго напоминал мне о моем обещании. И мы снова засыпали в обнимку, мечтая о том, что когда-нибудь у нас будет настоящая семья – с детьми.

– Если в этом году не получится, значит – не получится никогда, – сказала я в день своего двадцадтидевятилетия. – Значит, я и правда бракованная женщина.

На следующий день Игорь посадил меня в машину и отвез в репродуктивную клинику.

Через год у нас было двое крикливых мальчишек, похожих друг на друга и на Игоря как горошинки в стручке.

«Женщина-ксерокс» – вот как он меня называл.

Как только Макару с Никитой исполнился год, мы снова стали путешествовать. Иногда с ними, показывая чудеса света еще ничего не понимающим малышам – но я надеялась, что природа Крита, небоскребы Нью-Йорка и древние стены Иерусалима отложатся в их памяти, станут глубокой и надежной базой для веры в чудеса. Иногда – только вдвоем, оставляя сыновей на няню.

А потом я решилась – и открыла свое турагентство. Маленькое уютное местечко, где можно поболтать о любимых городах, выпить чаю – и выбрать новый маршрут для очередного путешествия.

Кстати, первым его клиентом стала Полина.

К тому времени мы общались с ней совсем редко, раза три в год от силы, но я похвасталась своей «новой игрушкой», как называл мое турагентство Игорь, и она позвонила мне:

– А можешь придумать мне путешествие туда, где будет красиво, вкусно и я смогу забыть о реальности хотя бы на неделю.

– Ты хочешь совсем одна? – осторожно спросила я. – Или с мужем? С дочкой?

– Совсем. Хотя нет – я бы поехала с кем-нибудь, с кем не нужно обсуждать школьные поборы, уроки, то, как я неправильно воспитываю дочь и что в моем возрасте надо прилагать усилия, чтобы держать себя в форме.

– У меня есть одна идея…

Так мы с ней оказались в маленькой греческой деревушке с белыми домиками, пестрыми цветущими кустами вдоль дорог и невероятно вкусной едой.

Утром я уезжала по своим делам, а Полина спала до полудня, во второй половине дня мы шли к морю, а вечером сидели в саду, пили просекко и болтали о чем угодно – кроме детей и мужей.

– С тобой так легко, – сказала она как-то раз. – Вроде видимся редко, но каждый раз как будто с полуслова продолжаем прерванный разговор.

– Та же фигня, Джульетта! – засмеялась я. – И вроде с новыми знакомыми у меня больше общих интересов, но с тобой до пяти утра не можем заткнуться.

– Выпьем за дружбу! – она потянулась чокнуться бокалом.

– Выпьем!

Но когда мы вернулись домой – снова никак не могли найти время, чтобы пересечься.

Германа я видела еще реже.

Если бы я задалась целью сосчитать наши встречи – то на все десять лет хватило бы пальцев одной руки. Кивнул в аэропорту, забирая Полину, обсудили затяжной дождь, когда я забежала за ней, чтобы пройтись по магазинам, да махнул рукой, выруливая из подземного гаража и оставляя нас поболтать у нее дома без лишних ушей.

О нашем знакомстве мы больше не вспоминали – он стал для меня таким же, как мужья остальных моих подруг, с которыми меня знакомили мимоходом.

Но я никогда особенно и не любила общаться с ними – мне все время казалось, что эти роскошные женщины могли бы найти себе супругов и получше.

Холодный Герман, по словам Полины, целыми днями пропадавший в своем банке и работавший до середины ночи дома, исключением не был.

Все шло спокойно – обычная жизнь взрослых людей между тридцатью и сорока – семья, дети, работа, ипотека – да редкие загулы, больше воспоминание о молодости, чем настоящий отрыв.

Пока однажды ранней осенью я не столкнулась с Германом прямо рядом у дверей моего турагентства.

Поцелуи Германа – это наркотик.

Любые его прикосновения – это наркотик.

Пока мы просто разговариваем, пока мы стоим на расстоянии друг от друга – мы можем вести себя как нормальные цивилизованные люди.

Но стоит нашей коже соприкоснуться, губам дотронуться до губ – не говоря уж обо всем остальном – как наша кожа словно вступает в химическую реакцию, рождая новое вещество, взрывающее все органы чувств сразу. От него и больно, и сладко, и жарко, и громко, и легко, и ярко, и тянет, неумолимо тянет друг к другу, чтобы получить его еще, еще, еще, потому что зависимость возникает мгновенно, а ломка – так страшна, что лучше умереть, чем знать, что никогда больше не испытаешь этого взрыва.