— Что? А, нет. Просто кое-что стало понятно. А у вас и правда несколько мужей?
— Да. Четверо. С одним из них ты уже успела познакомиться. Надеюсь, он был не слишком напорист, его впервые отправили допрашивать гостей.
— Нет. Не слишком. Но я всё время боялась, что он порвёт мне шнуровку, — подхватить тон шаманки оказалось легко. — Попросите его больше так не делать, мне дорог тот костюм.
— Ты так спокойна. Будто то, что увидела, для тебя не ново. Не скребёт по ощущениям при мысли о моей семье?
— А должно? Это же ваша земля и ваш обычай. Не мне судить или осуждать то, что создано усилиями целого народа. Раз так есть, значит, это для вас важно. Для меня да, непонятно и неприемлемо, но вы же вроде и не собираетесь заставлять меня приобщаться к вашей культуре и принуждать участвовать в этом.
Енна рассмеялась.
— И не надо тебе! Ты хоть и выглядишь выносливой, но на бойца ни разу не похожа. Да и проснувшегося дара в тебе не чувствуется.
— А это тут при чём?
Енна, улыбнувшись во всю ширь улыбки, ответила:
— На всё воля Великого, но большей частью времени женщин у нас рождается меньше мужчин. Хватает на каждую, и с избытком, но иногда бывает так, что на одного неженатого претендуют две женщины. И тогда своё право на мужчину нужно доказать в поединке. Так что, увы, не проникнуться тебе нашими традициями, вестница.
Ира покраснела до ушей и промямлила:
— Нет уж. Спасибо. Я ни на кого претендовать не собираюсь. Со своими ещё не… — и заткнула рот меховым воротником плаща, но тут же убрала его, наглотавшись лекарства, которое, в отличие от запаха, вкус имело как сгнивший щавель. Ясно, почему Линно-ри так плевался.
Как-то странно действует на неё этот лес. Рот не закрывается. Она с подозрением покосилась на шаманку: уж не владеет ли она силой, подобной той, что у Мерини. Влиять на разум? Но пальцев в голове или вещания не чувствовалось, и она решила, что её состояние — следствие шока. Она и под землёй трепалась, не переставая и при любой возможности. Но там её никто не понимал, а тут — привычка осталась, а помнить об окружении приходится.
Енна не обратила внимания на оговорку, но смеха в её голосе поубавилось. Переводя разговор на другую тему, она заметила:
— Ты держишься уверенно и от нас не шарахаешься. Сразу видно, что совсем не амелутка. А у тебя дома есть такие, как мы, вестница? Чтобы женскою рукою мир строился?
— Были в далёком прошлом. А сейчас если только где-то в очень уединённых племенах. Я читала, что такое бывает, только если мужчинам нет необходимости защищать свой народ. Это так?
— Может, у тебя дома и так. У нас дело в другом.
— Простите, Енна, а кто в вашем лесу так горько плачет? — спросила Ира оглядываясь. — Сейчас тихо, но раньше…
— Ты слышала? У нас не принято отвечать на этот вопрос. Или поймёшь сама, или тебе это не нужно. Кстати, мы пришли! Отведите наших гостей отдохнуть и накормите их как следует! Пусть всякий сложит легенду о гостеприимстве Руин-Ло!
Ответ «да, связующая» потонул в кличе, приветствующем последнюю фразу.
— А ты и Мритнерилия, пойдёмте со мной, — тихо мурлыкнула Енна, наклоняясь к её уху. — К омовению на Песчаной поляне ещё ни одна женщина не осталась равнодушна!
И она обняла Иру одной рукой за плечо, второй схватила за руку Мрат и потащила за собой. Ира едва успела удивиться, что уверенная в себе эйуна не сопротивляется, а следует за ними, как ветка, подхваченная потоком реки. Енна своей бурной деятельностью очень на него походила.
Под конец они почти бежали, так торопилась шаманка довести их до Песчаной поляны. И когда, в конце концов, достигли цели, Ира вмёрзла в землю, будто налетев на невидимую стену.
Она считала красивым озеро, где стирала Птичкины лохмотья. Неимоверно прекрасным — Мрекское болото зимой. Помнила весну в Ризме с вышедшей из берегов Омулой и живую природу Каро-Эль-Тана. Но пляж в Руин-Ло, это было нечто! Мягкий жёлтый песок, отблёскивающий белоснежным кварцем, ласково обнимал овальное озеро с зеленоватой водой, искрившейся в лучах трёх светил, бросавших на неё последние лучи. От воды поднимался пар. На другом берегу с небольшого обрыва срывался водопад, обрамлённый разноцветными листьями лиан, а слева с каменной стены текли, сбиваясь в один поток, ключи.
Ира пришла в себя оттого, что Енна, коснувшись подбородка, помогла ей вернуть на место отвешенную челюсть. Шаманка разразилась хохотом, не стерпев.
— Я вижу, тебе уже начинает у нас нравиться, вестница! Но то ли ещё будет! И она поволокла их к кромке воды, где сидели, разбирая что-то, две женщины-сквирри.
— Ваффи. Йoли, — представила их Енна, и те, улыбнувшись, поздоровались. — Давай-ка сюда свой плащ, — и она, не церемонясь, стащила его с Иры. Сразу стало неприятно: влажный эликсир начал раздражать кожу, которая не нуждалась в лечении, а ветер, остудивший его, заставлял Иру мёрзнуть. Но она не успела этого прочувствовать, потому что Ваффи поднялась и стала шустро орудовать по её телу плоской деревянной лопаточкой, чем-то напоминавшей скребок для депиляции. Вот только волоски на теле после процедуры оставались на хозяйке. Она соскребала лекарство с кожи и стряхивала его в глиняную расписную пиалу, оформленную маленькими бусинами. Йоли занялась её причёской, распустив косу и бережно снимая плотный слой субстанции расчёской, заточенной под эту процедуру.
— Плащ почистим, а всё, чем одарил тебя владыка Низз, отдадим перед отъездом, — сказала Енна, наблюдая за действиями женщин.
— Лекарство? Мне?
— Конечно! Кто мы такие, чтобы забрать то, что принадлежит тебе по воле Великого? Хм… — она обошла её со спины и внимательно рассмотрела шрам, по-хозяйски тронув его в районе талии, что вызвало дрожь в Ирином теле. — Почему же он не исчез? Может, попробовать смесью на порошке синецвета…
— Не надо! — крикнула Ира, заставив Йоли выронить расчёску. — Не надо… — сказала она уже тише. — Он мне нужен.
— Ясно, — пожала плечами Енна.
Послышался плеск воды, и Ира отвлеклась, наблюдая, как скинувшая с себя всё до последней тряпки Мритнерилия полощет в воде пятки, а после разбегается и красивой рыбкой уходит в воду. Зябко повела плечами. Воздух не майский, а вода хоть и клубится паром, но кто её знает.
— Неисправима, — прокомментировала шаманка действия эйуна. — Самые лучшие наши душистые мази не заставили её испытать желания насладиться омовением спокойно и получить от этого наслаждение. А вот в воде готова жить. Дай волю, и до завтра не вылезет. Ничего не меняется.
— Почему же вы тогда не хотели её пускать? Вы же её знаете.
— Мало знать само существо. Надо знать того, за кем следуют его мысли. Это водоплавающее, — она кивнула на Мрат, — наш частый гость. Она быстро разобралась, как устроен наш быт и традиции, с вниманием отнеслась к тому, что для нас важно. Мы знаем её как ведущую и как солдата. Как ту, что командует торговыми караванами, и как ту, что следует тенью за Латнерией, матерью тану. В первом случае — сворачивает горы, уверена в себе, на своём месте. Во втором — как тень. Ну или как моса на поводке у хозяина. Во всех случаях знает, чего хочет, и идёт на это с холодной головой. Приходит ведущей — мы разговариваем с ней. Приходит от хозяйки — оцениваем поступки, учитывая это. Латнерию тоже знаем. Но сегодня она сказала, что пришла за герцогом Альтариэном. И наши силы возмутились, ибо та, что уже тень одного, не пойдёт за другим. Весь твой отряд в разброде и разладе. У вас нет единства.
— Это не мой отряд. Я им не руковожу.
— Возможно, в этом-то и беда, — шаманка стала серьёзной. — Неважно, что сбило вас вместе. Но если за тобой идут, если признали проводницей, то «иду вместе со всеми» — уже не ответ. Тебе доверяют судьбу и жизни. И не важно, чем ты их охраняешь, — мечом в руках или советом. Единственное, что ты не можешь себе позволить, — отнестись к этому беспечно. Тебе доверились. Бери ответственность!
— Но я не умею! Мне не по себе от того, сколько ярлыков успели понавешать на меня за последний месяц! Сначала судья, потом вестница, уходящая в небо, теперь вот — проводник или кто там ещё. Я не готова к такому! Меня никогда не учили руководить и тем более отвечать за чужие жизни!
