— Вам не обязательно приходить на поединок, Ириан. Не знаю, зачем это понадобилось герцогу, но вам достаточно передать то количество лекарства, что посчитаете нужным, Лэту или Лину. Они будут моими свидетелями и обо всём позаботятся. Вам не надо видеть то, что там будет происходить. Вы непривычны к такому. Ни к чему это.
«Как же хочется кивнуть».
— Нет, Терри-ти. Спасибо, но… я пойду. Иначе до конца жизни не смогу простить себя за трусость. Не знаю, чем смогу помочь, но хочу быть уверена, что сделала всё, что можно.
Дайна-ви подошёл и положил руки ей на плечи.
— Спасибо, Ириан. Для меня это много значит. Тогда у меня будет личная просьба. Позже скажу. Уделите мне немного времени?
«Это что, будет… последнее желание?!»
— Конечно, — ответила она еле слышно, закрывая рот ладонью, чтобы не расплакаться. Терри-ти успокаивающе похлопал её по плечу и развернулся к мрачному ящеру.
— Варн, спасибо за ракуту, — сказал он.
У того поблёкли краски, когда передавал ветки, на которых место пустого не было от иголок. Рука Терри-ти тут же окрасилась алым. Левая. Правую, рабочую, он берёг. Ей предстоит сжимать оружие.
Осознание, предчувствие и страх набатом разбивали тишину. Никто не говорил ни слова, но она буквально кричала.
Лэтте-ри мог напугать кого угодно своей бледностью, делавшей его похожим на восставшего из могилы. Прямо как для фильмов гримируют. Только живьём. Реальный. Ира не удержалась от жеста, ей было плевать, кто и что подумает. Подошла и схватила его за руку. Они одновременно сжали пальцы, хрустнули костяшки. Под кожей лопались мелкие сосуды, обещая оставить после себя на память долгоиграющие синяки.
Линно-ри уставился в одну точку. Несколько глубоких вдохов, и он внезапно сорвал с шеи волшебный кулон, протянул его Терри-ти. Кристалл сильно уменьшился в размере с тех пор, как дайна-ви впервые демонстрировали их Ире.
— Наденешь его мне на шею, когда вернёшься с победой, — резко проговорил младший страж и дёрнул на себя руку друга, насильно вкладывая в неё дар. Тот побледнел.
— У тебя же семья…
— Будет лишний повод отправить на Мост Приходящую Топь, — перебил Линно-ри, — а у меня… — тихо добавил он, — лишняя уверенность, что случайности не вмешаются в ход дуэли. Осенний вечер убивает внезапно.
— Послушайся его, лекарь душ, — сказал внезапно Варн. — Мне тоже не хочется, чтобы тебя подрали в поединке. А за мелкого не беспокойся. Для нас законы эйуна как до перевёртышей Надвратный пик. Никто не рыкнет из-за моего присутствия. Дерись так, чтобы у врага сердце в лапы стукало, а с твоим другом я теплом поделюсь. Не сдохнет, не переживай.
— Спасибо, — сказал Терри-ти, осторожно надевая кулон на шею. — Тебе я тоже, получается, должен.
— Главное, чтобы, как у вас говорят, долги с тебя не Великочтимая взимала. Дерись! Я ненавижу ракуту, но с превеликим удовольствием утоплю эти дрова в ближайшем болоте после. После того как всё кончится.
— Спасибо. Я ценю, что ты нашёл в себе желание понять наш обычай.
— Да понабрался тут от всяких, — бросил ящер взгляд на Иру. — Но знаешь, вы и правда какие-то неправильные бесхвостые. С вами разговаривать можно, в отличие от остальных. Так что выходи победителем. А то кто ещё вечерами будет мне в голову лезть да душу пытаться врачевать?
Терри-ти кивнул, едва заметно и очень тепло улыбнувшись. Ира ощутила, как непроизвольная волна вещания скользнула от ящера к Терри-ти и тут же накрыла собственные мысли «заглушкой». Это ощущалось настолько личным, что она закрылась, чтобы избежать искушения узнать, когда и почему Варн и Терри-ти успели сблизиться.
— Осталось решить только одну проблему, — проговорил Терри-ти, бросая взгляд на окно. Тучи сегодня заволакивали небо, но периодически среди них проглядывали диски трёх светил. Местным жителям этой малости хватало, чтобы примерно прикинуть который час.
— Какую? — тихо спросила Ира, не желая и секунды лишней находиться в тишине. Проблема? Это хорошо! Это действие. Это работа. Движение. Это возможность думать о чём угодно, кроме…
— Оружие. Шейба-плеть запрещена условиями поединка, арбалет тоже. Мы с… Саланталем сошлись на мече в одну руку и на числе кинжалов, не более трёх. Проблема в том, что вряд ли карражский рынок примет меня радушно.
— А почему вы не одолжите меч у Линно-ри? — спросила Ира. Очевидно же, почему нет?
Терри-ти замялся и ответил:
— Лет десять назад я повредил запястье. Всё зажило и работает, я умею и могу владеть мечом, но… Есть одна сложность. Вес. Дома у меня меч, подаренный матушкой, из алазия. Металла, что добывается в Северных горах. Из него ведьмы делают свои летучие диски. Алазий лёгкий, но при этом имеет прочность, присущую металлам, из которых принято делать оружие. Будь у меня мой меч, вопрос бы не стоял, но его тут нет. Левой рукой я могу работать, тренировался, но тем мастерством, что необходимо для поединка с Приходящей Топью, похвастаться не могу.
— Можно заменить мечом из вларийской стали, — сказал Лэтте-ри, чуть ослабляя хватку на Ириной руке. — Мы в Карраже. Влари не продают оружия, но металл, который ими добывается, местные мастера приспособили для военных нужд и без их участия. Я уточнял у барона Бирета, такой меч будет стоить семь камафов не меньше фаланги.
— Такая покупка почти полностью истощит наши запасы, — Терри-ти не спорил, а лишь констатировал очевидное.
— Мы не по трактирам ехали рассиживаться.
— Тогда остаётся дело за малым. Пойти и купить. Сомневаюсь, что торговцы продадут что-либо, даже если у них прилавок будет ломиться от мечей из вларийской стали.
— Продадут, — барон зашёл в комнату не поздоровавшись. Окинул взглядом бледные лица, ветки ракуты, мрачного ящера и ворот Терри-ти, из которого были видны шнурки талисманов.
— Ириан, вы приняли решение? — спросил он с порога.
— Да. Я приду.
— Хорошо. Слух о дуэли вызвал волнения в городе. Все взбудоражены, с утра в Собор ломились фанатики, требуя от Голосов Сестёр немедленно выдать их волю касательно «противоестественного» поединка. Даже среди дисциплинированных эйуна нашлись те, кому новость ударила по голове. Марша и мэтр Рохан успокоили толпу, пообещав прислать свидетелей дуэли из числа одарённых, чтобы исключить незаконное использование волшебных течений и огласить волю Сестёр, коли таковая будет явлена. Дринтаэцель оказался… удивлён… назовём это так, буйством толпы. С его лёгкого слова, чтоб ему подавиться, поединок объявлен публичным, а проходить будет на тренировочной арене в стенах Собора. Желающих поглазеть полно. И поскольку их несколько больше, чем могут вместить трибуны арены, был выпущен приказ — явиться зрителями дуэли между одним из тех, на ком защитное слово Карающей, и лучшим из мечников гвардии ставленника всем почитаемым жителям города. Знать. Звёзды с небосклона карражского Собора. Высшее командование и старшие командиры военных. Старшие ремесленники и мастера. Главы гильдий. Судьи и представители Казначейства. В общем, все, чьё слово имеет хоть какой-то вес. Послано приглашение За и его совету. Даже к перевёртышам с утра наведались, но среди них не нашлось желающих.
— Ко мне тоже совались, — нехотя сказал Варн. — Сам я буду, и может, кто-то из семьи подтянется. Я могу запретить, если это помешает. Но сам приду. Обещал.
— Наоборот. Лучше, если ваша семья пришлёт самых матёрых. Если уж Дринтаэцель задумал устроить балаган из дела чести, то будет неплохо, если вторую сторону поддержит кто-то помимо нашего разношёрстного отряда, половину которого уже успели записать в предатели короны слухи и пересуды.
— Хорошо. Сделаю.
— Мне всё равно, сколько народу будет на поединке, — сказал Терри-ти. — Это дело лишь моё и Приходящей Топи. Мне не важно, у скольких зрителей на глазах я вырву у него сердце. А если не удастся, то единственное, что будет волновать: те, кого я хочу видеть в такой момент, — рядом.
— Это уже не только твоё дело, Тер, — сказал Линно-ри, с усилием выдавливая из себя слова. — Ты борешься не только за честь своей семьи и проливаешь кровь не только ради мести. Ты дерёшься за наше право взывать к правосудию. Твоя победа уже в том, что поединок состоится. Хотел ты того или нет, но сейчас всё именно так. Мне… больно думать, что твоя смерть принесёт кому-то пользу. Но это случится независимо от моего желания. Потому сделай милость, не заставляй меня сообщать твоей матери, что ценой нашей возможности опираться на закон стала твоя жизнь.
