Хедин внимательно на нее посмотрел, и Ана с волнением отметила бледность его лица и взмокшие на висках волосы. Все-таки она своей неловкостью причинила ему сильную боль, и, начни Хедин ее задевать, Ане было бы проще справиться с угрызениями совести. Но он почему-то только прищурился.

— «Ладошку» не отдам! — заявил он. — Пригодится еще.

От изумления Ана даже не сразу поняла, о чем шла речь, и лишь смешная решительность Хедина, будто он на самом деле собирался защищать свое имущество, объяснила ей, что он имел в виду.

Ана никому не говорила, как называла этот подаренный солнцем камень. И, пусть к его форме так и просилось такое название, Ане почему-то стало тепло на душе от этого случайного совпадения.

— Подарки назад не беру, — миролюбиво отозвалась она. — Хоть ты и не сдержал обещание.

На лицо Хедина вдруг набежала тень, и Ана, в первую секунду решившая, что он сейчас станет отнекиваться и делать вид, будто не помнит, о чем речь, неожиданно поняла, что это совсем не в его духе. И когда она только успела столь кардинально поменять о злейшем враге мнение?

— Мало было охоты на могилку твою сиротливую смотреть, — пробурчал Хедин, хоть Ана вовсе и не требовала оправданий. Сама обо всем догадалась. Потому и брату навязываться не стала. У него дело — сложное, опасное, — а он со своей ответственностью за все живое только и думал бы, как сестру от неприятностей уберечь. Нет уж! Вилхе все про нее знал: если она ему понадобится, позовет. А пока он и сам неплохо справлялся. Во всяком случае, лучше, чем Хедин. — Но слово тоже назад не беру, — нежданно продолжил он. — Не приучен.

И замолчал, как будто давая Ане возможность проявить характер, и ее ничуть бы это не удивило. Раньше она за каждое слово цеплялась — нужное и ненужное, — а сейчас было непаханое поле для колкостей, да только Ане совершенно не хотелось дерзить. Хотелось, напротив, продолжить разговаривать с Хедином — пусть немного нервно, пусть не представляя, что от него ждать, но зато раз за разом узнавая его с новой стороны. С такой, которая Ане все больше нравилась.

— Я… — начала было она, отчаянно стараясь придумать, что еще сказать, потому что понимала: больше она подойти к нему не решится. А Хедин… Может, и вовсе не вспомнит о ее существовании. Как до этого не вспоминал, если вступиться за нее не требовалось. Может, он на себя обязанность Вилхе взял, покуда тот одну только Кайю видит? Еще вчера подобная мысль только рассмешила бы Ану, а сегодня вдруг причинила тупую боль. Уж в еще одном брате Ана точно не нуждалась! Совсем не так ей оказался нужен Хедин. — Я обед Вилхе принесла! — обозлившись сразу на себя, на Хедина и — за компанию — на обоих своих братьев, Ана чуть отступила назад и задрала подбородок. — Дядя Эйнард не сказал, сколько его в госпитале продержит, и мама велела… — тут она нырнула в принесенную с собой корзинку и выудила оттуда любовно завернутый в полотенце горшок с мясным рагу. Отличный предлог, чтобы зайти в госпиталь. А о том, что Ана сама все уши матери прожужжала о голодном брате, да еще и целое утро на кухне колдовала, Хедину знать не полагалось. — Можно мне его в палату занести или тебя слезно просить товарищу гостинец передать?

Не дожидаясь ответа, она решительно прошагала внутрь, устроила посудину на подоконнике и без единой заминки вышла обратно. Собиралась было обогнуть Хедина и, даже не прощаясь, покинуть госпиталь, но он вдруг задержал ее то ли насмешливым, то ли озабоченным вопросом:

— Обидел?

Ана лишь усилием воли заставила себя остановиться, потому что после такой фразы больше всего на свете захотела убежать подальше и забиться в такую пещеру, где в ближайшие сто лет ее никто бы не нашел.

Понял!

Вот же Ойра милосердная, и как только Хедину это удалось? Да неужели он и о причине догадался? Наверняка же Ана не первая девица, что кренделя такие перед ним выделывала! А Хедин вовсе не дурак, как бы ни убеждала себя в этом Ана полтора десятка лет. Решит, что она тоже…

Дудки!

Не кокетничала Ана с ним и не собирается! Так что пусть знает!..

— Девочке-дракону не давайте! — старательно выровненным голосом проговорила она. — Ей пока только жидкое можно, и то понемножку. А то размахнетесь по доброте душевной.

Хедин изучающе на нее посмотрел, нервируя Ану до слабости в ногах, и сказал опять то, чего она совсем не ожидала:

— Долго опекать меня собираешься? Избитого и беспомощного?

Ана ошеломленно хлопнула глазами. Вот же кулема! За себя оскорбилась, а о том, что его своим попечительством унижает, и не подумала. А про Хединову гордость она, пожалуй, лучше всех знала.

Наверное, ей стоило снова изобразить обиду; заявить, что Хед даром ей не нужен, чтобы на него свое время тратить; что он белены объелся, если считает иначе. Это было бы правильно и очень просто.

Обрубить все раз и навсегда.

И забыть…

— Пока не прогонишь, — выдала Ана и даже губу закусила, пряча улыбку из-за его ошалевшего вида. Хедин силился что-то ответить, но явно не мог не только придумать ни одной достойной фразы, но даже и уразуметь Аниной подачи. А Ану заливало хорошим настроением, и губы переставали повиноваться, выпуская улыбку на волю. И, чтобы не выдать себя окончательно, Ана развернулась и наконец выскочила из госпиталя.

Но далеко уйти не смогла. Воспользовалась еще не окончательно рассеявшимся туманом и заглянула сбоку в то самое окно, возле которого поставила горшок с едой.

Хедин сидел на кровати и уминал рагу за обе щеки.

Ана хрюкнула, подавилась и со всех ног припустила домой.

Глава тридцатая: Понимание

Когда два дракона и три их седока вернулись в Армелон, была уже глубокая ночь.

Арве, привезший из Гвала Ору и двух ее спасителей, отдохнув ночь, отправился обратно за Кедде и Кеолой. Джемма и Вальгард, успешно собрав в Южных лесах необходимые для противоядия травы, а недостающие прикупив в лавке с непривычным названием «Аптека», вернулись в Гвал чуть позже него.

Волевым усилием Валя было решено дать ребятам отдохнуть хоть несколько часов и отправиться в путь уже ближе к концу дня. Драконам темнота не мешала: в небе врагов у них не было, а ориентироваться они умели и по звездам, так что добрались до Армелона без приключений, лишь немного напугав стражу на крепостной стене, среди которой на этот раз не было обычно встречающего их Хедина.

Кедде пригласил Арве и Вальгарда переночевать в его доме. Там, конечно, по-прежнему имелась единственная кровать, но гостей это смущало значительно меньше, нежели необходимость соседствовать с двумя девицами. А поскольку приготовление ужина обещало плавно перетечь в подачу на стол завтрака, от него было решено отказаться в пользу крепкого здорового сна.

Кедде, правда, был совершенно уверен, что прободрствует и эту ночь, несмотря на усталость и почти ускользающее сознание. Все-таки в последний раз он спал почти трое суток назад.

Первую ночь после отлета он теперь будет, наверное, всю жизнь видеть в кошмарных снах, и совсем не потому, что крыльев тогда лишился. Да и вторая едва ли не мучительнее предыдущей оказалась. Лежать в темноте, на сеновале, в обнимку с Кеолой — и пальцем не сметь прикоснуться к такой желанной, такой близкой, такой необходимой девушке — врагу не пожелаешь. Кедде тщетно уговаривал себя заснуть, припоминая детские считалки и драконьи песни и всеми силами пытаясь хоть ненадолго отвлечься от сводящего с ума тепла доверившейся ему Кеолы, но боги, очевидно, решили сделать вчерашнюю ночь частью искупления. И Кедде с честью выдержал это испытание, хотя и чувствовал себя наутро так, словно по нему пробежало стадо драконов.

Они с Кеолой ушли из деревни вместе с Вальгардом и Джеммой, пообещав ждать их возвращения возле лесной опушки, чтобы, не приведи Ивон, не попасть в дурную компанию, и Кеола без всякого зазрения совести воспользовалась этой возможностью остаться с Кедде наедине, может, возместив ему ночные метания, а может, добавив к ним еще огня.