Кедде был самым близким для нее человеком, хоть и не подозревал об этом. Просто не обращал на Кеолу внимания, походя оказывая ей услуги и даже не замечая этого.

Они тогда еще были оба драконами. И перед самым отлетом из Долины Кеола умудрилась повредить крыло, выбираясь из Заповедной пещеры. Родителям, конечно, не сказала: они строго-настрого запретили туда ходить, но Кеола любила делать наперекор и при первой же возможности принялась исследовать ходы и гроты. Впечатлений, конечно, получила массу, хотя в итоге пришла к выводу, что они не сравнятся с ощущениями в драконьем полете.

А потом она решила взять себе на память пару камушков в цвет своей чешуи. Но, едва прикоснулась к стене, от потолка пещеры отломился огромный нарост и придавил ей крыло. Много усилий потребовалось Кеоле, чтобы освободиться, но еще больше их понадобилось, чтобы перелететь через высокие горы с заснеженными вершинами, окружавшими Долину.

Кеола мужественно сражалась с бьющим в грудь ветром, но в какой-то момент поняла, что не справится. Она беспомощно хлопала непослушными отяжелевшими крыльями, но только медленно планировала вниз и от сдавивших горло переживаний даже не могла позвать на помощь. Тогда-то и появился Кедде. Обхватил ее лапами, поднял ввысь, выдернул из отчаяния. Кеола боялась поднять голову, чтобы посмотреть на своего спасителя, но сквозь слезы запомнила лазурный цвет чешуи и потом все время искала взглядом синего дракона, помогшего ей в самую трудную минуту в жизни.

Но Кедде не обращал на нее внимания, наверное, даже забыв о том эпизоде. Впрочем, Кеолу это не удивляло: она и сама бы о себе забыла. Что там вспоминать? Чешуя даже не красная, а какого-то ржавого оттенка. Рога короткие и совсем-совсем обычные. Гребень редкий — как будто боги костей для него пожалели. Да и общаться она совсем не умела: стоило кому на нее внимание обратить — тут же замыкалась в себе и торопилась убраться с глаз.

Это уж когда постарше сделалась, вдруг открылась у нее язвительность и способность не только защищаться, но и нападать. Правда, к тому времени Кедде рядом уже не было. А была хозяйская дочь, которая почему-то решила, что нет на свете лучше шутки, чем взять себе в услужение драконыша. Кеола помогала ей одеваться, подавала на стол еду, чистила ее покои, а в ответ получала лишь тычки да насмешки.

В первый же день хозяева опоили ее какой-то дрянью и заявили, что больше она не сможет превращаться в дракона.

Кеола не поверила.

Что потом произошло, она много лет старалась забыть, но так и не смогла. Хруст костей, нестерпимая жгучая боль и невозможность сделать хоть самый крошечный вдох напугали ее до такой степени, что с тех пор Кеола не могла себя заставить впустить вторую ипостась. Лишь однажды, под действием лишающего воли зелья, ей удалось принять образ ящера, но, на беду, даже после этого проклятье не пропало. День за днем Кеола пыталась пересилить себя, принять своего дракона, но накрывающий с головой страх лишал воли, а вслед за ней и надежды на прошлую жизнь.

И однажды Кеола смирилась. Что с того, если ей придется прожить жизнь человеком? Ее собратья, погибшие в плену, наверняка не отказались бы поменяться с ней местами, тем более когда выяснилось, что и среди людей есть нормальные существа, которым чужды жестокость и жажда унижения. Кеола заставила себя довериться новым знакомым, а отношение к ней армелонцев постепенно вытравило из души ненависть ко всем двуногим без разбора. И, наверное, рано или поздно она смогла бы найти свое счастье и в такой тихой человеческой жизни, если бы не Кедде. Не его жажда неба и не его мечта вернуться в Драконью долину.

И не нелепая, совершенно безнадежная влюбленность в него Кеолы.

Меньше всего на свете она ожидала встретить его в той же самой клетке, куда засадили ее новые хозяева. Как он умудрился попасться в руки охотникам, Кеола не знала и по сей день, но предполагала, что он опять спасал кого-то и не думал о собственной безопасности. Это было вполне в духе Кедде: за годы наблюдений за ним Кеола успела стать свидетельницей подобных поступков Кедде несчетное число раз. То он мелкого шкодника из колючек доставал. То спорщика одного из бурной реки вытаскивал. То просто добытыми сладостями с мальчишками делился и получал от этого самое настоящее удовольствие.

Ему нравилось заботиться о слабых. Он и в клетке-то первым делом кинулся на защиту других пленников, подставляясь под кнут вместо них и беря на себя самые тяжелые задания. И сейчас вон приютил мальчишку-драконыша и возился с ним, как с братишкой родным, никому не позволяя вмешиваться. Даже от помощи Нетелл отказался. Только Кайю подпустил. Как будто она была для него особенной. А к Кеоле с тех пор даже не заглянул ни разу. Нашел, о ком заботиться, и забыл про нее. И ей бы порадоваться, что сбылось наконец ее желание и что она больше не связывает Кедде необходимостью ограждать ее от возможных бед, да только не было ни радости, ни облегчения. Одна только пустота.

Кеола все сделала правильно, не позволив ему растратить свою жизнь на такого недодракона, как она. Почему же тогда было такое ощущение, как будто у нее душу вырвали?

Богини, как же она хотела, чтобы Кедде хоть раз посмотрел на нее не как на свою подопечную, за которую нес ответственность, а как на равную себе! Чтобы увидел в ней ту, в ком он нуждался так же сильно, как она в нем! И чтобы она забыла о своей неполноценности и драконьем обещании отпустить его и отдалась его нежности и истинной заботе влюбленного.

Да только никогда этого не будет!

И напрасно Нетелл так суетилась, стараясь примирить их, пускалась на хитрости, сочиняла всякие предлоги. Кеола нашла способ свести на нет все ее старания. Она придумала себе Вилхе и заставила Кедде в него поверить.

Вилхе идеально подходил для ее замысла. Надежный, серьезный, правильный — он был единственным, кому Кедде доверял и кому смог бы без зазрения совести оставить подругу, чтобы вернуться к драконам. Было больно раз за разом отворачиваться от любимого, но Кеола знала, ради кого это делает. А то, что на самом деле Кеоле ни Вилхе, ни кто-либо другой не был нужен, Кедде знать не полагалось.

Вот только она никак не думала, что он подберет ей замену. Да еще и среди обычных людей, словно забыв о мечте. Неужели Кеола неправильно все понимала? И сама отказалась от возможного счастья?

Она простояла перед крыльцом дома Кедде уже с четверть часа, не решаясь постучать и только призывая на голову Нетелл все мыслимые беды. Что она должна сказать Кедде, заявившись к нему с корзинкой, в которой лежали вареники с грибами и медовые сладости? Привет от Нетелл передать? Так Кедде спросит, чего та сама не пришла или Джемму по старинке не послала. Вряд ли он жаждет видеть именно Кеолу, после того как она в последнее время с ним разговаривала. Осаждала, дерзила, даже оскорблениями не брезговала. Отплатила за заботу черной неблагодарностью. Оправдывала себя только благой целью, лучше всех зная, насколько на самом деле Кедде замечательный и как он заслуживает истинного счастья. Она должна была снять с него эту ответственность за свое благополучие и убедить вернуться в Долину. Одна слабина — и он все поймет, и снова пожертвует собой, потому что не может по-другому. А Кеола не имела права ему это позволить.

Кеола зажмурилась, выдохнула и поднялась на одну ступеньку. Ну, Энда с ним, найдет она, как в очередной раз побольнее его уколоть. Но что, если в доме будет Кайя? Ведь никаких сил не хватит вынести ее присутствие рядом с Кедде. У Кеолы слезы наворачивались при одной мысли об их близости. Но покуда своими глазами не видела, оставалась надежда на то, что их лишь Харде связывает. Он к Кайе если не как к матери привязался, то как к старшей сестре — точно. Кедде и то дольше к себе не подпускал, хотя тот драконом был, а Кайя — обычным человеком. Но Кеола не сомневалась, что Кедде рано или поздно подберет ключ к сердцу Харде. Он такой: вроде взрослый уже, способный отвечать за свои поступки и брать на себя ответственность за других; и в то же время совсем еще мальчишка, любящий подурачиться, пошутить, стать равным Харде. Невозможно перед ним устоять.