– Простите меня. – Мне вдруг стало неловко перед ним. – Простите, ваше величество. Я просто напугана и не доверяю вам.

– Это естественно. А я не доверяю вам. Мы друг друга не знаем. Но от наших шагов будет зависеть судьба моего королевства, леди Эллен. Поэтому нам придется придерживаться одной и той же политики. Религия Всевидящего Ока была принята для того, чтобы объединить людей, поскольку вера имеет сильное влияние на народ. Храмовники всячески способствуют поддержанию воинственного пыла населения и подбадривают его в борьбе с захватчиками из халифата.

– То, чего священнослужители пяти богов делать бы не стали. Они далеки от политики, – поняла я.

– Да, верно. Поэтому было принято решение об изменении религии. – Король говорил холодно и бесчувственно. Не знаю почему, но меня его тон вымораживал. Я постаралась слушать только слова, не обращая внимания на интонацию. – И построены новые храмы. И все живущие на территории моего государства, мои подданные, обязаны принадлежать Храму. Если я сделаю исключение для вас, начнется недовольство. Потому что далеко не все согласны со сменой веры в стране. И продолжают тайком поклоняться своим богам. Я не буду против, если вы будете делать это одна, без свидетелей. Но прошу вас пройти через этот ритуал. Это важный вклад в вашу будущую свободу.

У меня не осталось возражений, я кивнула, и король отпустил меня.

Я впервые выезжала из королевского замка в город, поэтому мне было все любопытно. Мы проехали по широкому каменному мосту, повернули, и я посмотрела на замок. Он действительно стоял посреди озера. Вокруг зеленые холмы, одинокие лодочки на водной глади, а вода такая чистая и голубая, что манит окунуться. Эмеральд был чем-то похож на столицу Альбиона: такой же суетливый, полный приятных и не очень запахов, выстланный камнем, но, в отличие от экипажей Альбиона, пересчитывающих каждый булыжник, мой катился ровно и мягко. Слава рессорам маэстро Фермина!

Я с любопытством разглядывала своих будущих временных подданных. Кто-то из прохожих кланялся экипажу, а кто-то был занят своими делами. Мы проехали мимо звонкой кузницы, ароматной пекарни, площади с шумным рынком, какого-то здания, возле которого стоял небольшой отряд солдат в блестящих доспехах и красных плащах, по улице с очень красивыми домиками, и выехали на большую площадь, где нас встречали жители города, придворные и служители Храма Всевидящего Ока. Я вышла на красную ковровую дорожку, еле сдерживая смех, потому что это сильно напомнило кинофестивали. Не хватало только шумных фотографов и их фотовспышек. Дик, как представитель Альбиона, повел меня за руку к Храму.

Я догадывалась, что это, возможно, прежний Храм пяти богов, переделанный в Храм Всевидящего Ока. По крайней мере, так показалось снаружи: культовое здание классического типа с портиком и колоннами украшено было лишь золотой вывеской в форме глаза и исходящих от него лучей.

Мне было немного не по себе, поскольку Храм Всевидящего Ока для меня всегда был сектой, представителей которой было принято избегать. И вот теперь я сама должна была вступить в эту секту.

«Это ради победы Франкии и моей будущей свободы», – напомнила я себе, но рука все равно дернулась, и Дик почувствовал мое волнение.

– Для нас ты все равно останешься леди Эллен из Альбиона. Не переживай, это все ненадолго.

Я повернулась к нему, поймала взгляд и улыбнулась. Мы с ним походили на брата и сестру: оба светловолосые и светлоглазые. Мне безумно нравилось, когда Дик улыбался. С детства его улыбка автоматически вызывала мою. Это было как рефлекс, потому что его губы очень красиво приоткрывались, на одной щеке появлялась ямочка, глаза задорно блестели. И хотелось отразить эту радость и легкость на своем лице.

На ступенях нас ждала вся жреческая верхушка секты, хотя теперь уже не секты, а Храма Всевидящего Ока. Витторино накануне рассказал мне о них, его яркие и меткие замечания помогли теперь узнать главных священнослужителей, или Зрячих, как их еще называли. Глава Храма архиерей Ведотуттор был высоким, худым, узкоплечим мужчиной зрелого возраста, с седыми волосами, стриженными немного хаотично. Катька сказала бы – «парикмахер психанул». Стальные, немного орлиные, круглые глаза выдавали в нем человека, смотрящего на этот мир очень пристально, подмечающего малейшие детали. Этот взгляд впился в меня, едва я вышла из экипажа, и продолжал цепко всматриваться, пока я приближалась. Нос большой, немного крючковатый, но не уродующий, а наоборот, усиливающий впечатление благородной хищной птицы. И тонкие губы, которые чуть улыбнулись, когда архиерей Ведотуттор протянул мне приветственно руки.

Он был одет в золотую сутану, которая играла на солнце металлическими нитями и жемчужной вышивкой. Его руки были в перчатках, а пальцы усеяны перстнями разных цветов.

Я скрепя сердце опустилась перед ним на колени, вложив свои руки в его.

– Принимаем тебя в свое внимание, дочь моя, – сказал он, символически перекладывая мои руки в ладони главы Храма в Эмеральде, которому предстояло смыть с невесты короля прежние религии и обратить ее в новую веру.

Этот храмовник был моложе, но все равно в годах. Его темные волосы были коротко острижены. Глаза были довольно неопределенного цвета, потом я разглядела в них крапинки всех оттенков, отчего глаза его меняли цвет в зависимости от освещения и настроения. Рот очень чувственный, мягкий. Принадлежи он женщине, я бы сказала, зовущий к поцелуям. Епископ Гамас всегда держал его чуть расслабленным, имел привычку облизывать губы. Телосложения он был среднего. Витторино сказал, что именно с ним обычно считается королевский совет, потому что архиерей Ведотуттор больше занимался внешней политикой и распространением веры Храма Всевидящего Ока. Именно с епископом Гамасом предстояло иметь дело мне как королеве, поскольку он общался с королевской семьей напрямую. Епископ был одет в праздничную сутану алого цвета, расшитую золотыми глазами.

Он ласково пожал мне руки, улыбнулся, взял под руку и повел в Храм. Вот тут я и увидела, что этот Храм совершенно другой конструкции, чем наши храмы пяти богов: круглый зал, купол с круглым отверстием, через который видно небо. Он напомнил мне римский Пантеон.

Новообращенные должны были пройти через купель, где символически омывались от прежней веры, а затем переодевались в другие одежды. Я вошла в серебристом платье, выйти должна была в золотом. Обычно омовение происходило публично, но так как речь шла о будущей королеве, да еще о девице, то меня провели в закрытую купель за алтарем с изображением золотого глаза, где после того, как меня раздели до рубашки, остались только я и епископ Гамас.

– Дочь моя, – епископ приблизился и положил мне руки на плечи, – отрекаешься ли ты от старых богов?

– Отрекаюсь, – ответила я.

– Готова ли омыться в чистой воде истинного знания и веры?

– Готова.

И тут епископ Гамас потянул рубашку вниз. Широкий вырез, который и так оставлял плечи открытыми, позволил рубашке предательски соскользнуть чуть ниже.

Я схватилась за него, не давая епископу спустить ее до конца.

– Не бойся, дочь моя, для омовения ты должна быть обнажена.

Он стоял очень близко ко мне и говорил тихо.

Я помотала головой. Еще не хватало! Меня даже мой жених голой не видел. Еле удалось вымолвить:

– Я буду в рубашке.

– Перед истинным богом нужно предстать такой, какой ты пришла на этот свет, дочь моя.

Тут он сильнее потянул рубашку вниз. Послышался треск нитей, ткань сползла с моей груди. Было стыдно. А еще я ощутила абсолютное бессилие. Что я могла сделать? Закричать? И опозорить себя как будущую королеву? Рубашка упала к ногам. Я поспешила залезть в теплую воду. Купель была неглубокая, примерно по пояс. Я присела, чтобы скрыть грудь, и скрестила на ней руки. Хотелось плакать.

Епископ Гамас начал проговаривать текст отречения, далее перечислил мне правила Храма. Зачерпнул золотой чашей, похожей на ладью, воду, вылил мне на голову и начал читать молитвы. Затем вдруг достал губку в пенном мыле и велел встать поближе. Закатав рукава, он провел губкой по моему лбу, и мне пришлось закрыть глаза, чтобы пена не попала в них. Затем по плечам, а потом вдруг прикоснулся к груди.