Сердце билось так быстро, словно трепеща, насколько это прекрасно для меня. Ее слова, которые, казалось бы, могли прожечь огромную дыру внутри от чувств, заставляли проявлять интерес.

Мне интересно узнать ее поближе с помощью одной страницы, но я будто узнал что-то большее, чем признаки ее жизни и то, какая она. Строки будто раскрывали понемногу каждую частичку ее души, и она уже привлекала меня настолько, что я готов был броситься в мимолётные ощущения без оглядки.

– Зейн, что ты делаешь?

Быть честным – возможно самое

главное.

Просто перестань плакать, это знамение времени. 

Добро пожаловать на финальное шоу.

Я признался ей в любви, 

но не уверен, услышала ли она.

Только я, она и луна.

– Я-я просто открыл, – признаюсь, честностью от меня так и веяло. Я не знаю почему и с чего вдруг я решил сказать хотя бы часть правды.

Джиджи холодно посмотрела на меня, быстро подходя к столику. Мое сердце билось так сильно, что я не мог даже нормально оправдать свой поступок. Видеть, насколько сейчас глупо все вышло. Хотелось смеяться, но смотря в её глаза желание тут же отпало, как засохшая краска со стены.

Девушка стояла, смотрев на меня, когда я ожидал, что она накричит, убежит и больше никогда не вернётся.

– О, нет, это нормально, Зейн. То, что ты пытался залезть туда, куда не следовало бы. Это нормально, когда ты не держишь себя под контролем. Заметь, я не про свой дневник, – ее взгляд потускнел, голос начинал немного ломаться, будто бы мой поступок оказался грязным.

Отчасти так оно и было, но эмоции в ней были слишком сильные, которые никогда не просыпались даже во мне, более того в Луи, который готов нервничать даже из-за небольшой раны.

Джелена последний раз кинула мне холодный до жути взгляд, пока я стоял, озадаченный тем, что вырвалось из неё.

Ты не умеешь держать себя под контролем. Заметь, я не о дневнике говорю.

Это была правда. Она говорила вовсе не о том, что я просто нагло прочёл целую страницу тайного, и не о том, что решил оправдать свой интерес.

Она, кажется, полностью говорила о сигаретах, каким бы тупым не было предположение. Потому что ничего другое не может идти мне под угрозу, чем то, что ей известно на данный момент обо мне.

Дверь захлопнулась, а я разочарованно посмотрел в окно. На то, как тут же намокли ее волосы, как из прямых они превратились в кудрявые и лезли ей в лицо. На то, как она быстро шагала, желая поскорее убраться от этого места, потому что ей стало неприятно.

Но Джи оставила кое-что, что добавило мне пищи для ума. Упавшая записка, которая залетела под стол.

Я поднял ее, в надежде прочитать что-то весомое, что бы опять привело мои мысли в другой мир. Но, по-моему, маленького листочка было недостаточно.

Одержимости делают нас людьми.

Это полностью противоречило тому, что она пыталась донести до меня минутой ранее, но мне было так приятно знать, что наши мысли каким-то боком совпали. Кажется, что это совсем не то, что случается в обычном мире, но почему-то я здесь, и я вижу этот маленький кусочек бумаги с моими словами из головы. Полностью очарованный тем, что что-то необычное стучится мне в дверь, я почти теряюсь в своей неизвестности.

Что-то оказывает на меня волшебное влияние.

***

Почему мы извиняемся за то, что делаем неприятно кому-то, когда это «что-то» действительно было в нашей голове тогда? Мы ощущаем, что часть нас словно отпадает, когда ближнему плохо. Кажется, что мир застывает в незаконченных красках, как перестают ходить часы, будто тебе даётся время застыть и понять, как это без кого-то.

Порой даже такие мысли вспыхивают в моей голове, когда мне неприятно от собственных поступков. Пусть это и первый раз, потому что прежде мне никогда не было жаль. Мне было плевать на то, что чувствует человек после моих слов, и даже после мелких поступков, которые я совершил несколько минут назад.

Но я не хотел, чтобы в ее глазах она меня видела, как все.

– О, да, Зейн, это очень хорошая шутка, – мелодичный смех полностью очаровал мои уши, и даже суть была не в том, что я неудачно, но смешно пошутил.

Мне нравилось, когда наш смех сливался в единый, словно какая-то музыка. По большей части из-за неё.

Мне нравилось то, что мои глупые слова вызвали на ее лице улыбку до ушей, словно это было всем, что только требовалось. Больше нет тихих ночей с дымом, больше нет одиночества в воздухе, это настолько завораживающее чувство, что я не хочу, чтобы это прекращалось.

Ее смех был необычным. И нет, не как в большинстве книг. Они описывают идеал смеха, но разве хоть раз кто-нибудь встречал «идеальный» смех? Он не может быть идеальным для всех, только для кого-то одного.

Ее смех был искренним, что заполняло каждую частичку внутри моего тела, и так, чтобы там даже не оставалось пустого места. Нигде.

– Я хотел поговорить с тобой, кое-о чем, но тебе может не понравится эта тема, – я посмотрел на кусты, где мы встретились первый раз. Я все ещё чувствовал запах ее сигарет, словно снова оказался в те минуты. Это смешивалось с запахом воспоминаний и новых цветов.

– Говори, Зейн. Если это какая-то душевная тема, я поговорю только с удовольствием, – она снова улыбнулась мне широкой улыбкой, которая внесла лучик света.

– Когда ты уходила… у тебя выпал один листочек из дневника, – мой голос был от части наполнен страхом, потому что мне было жутко разговаривать о том, как она ушла.

Я бы мог заговорить с ней совершенно о другом, но мне нужно был показать ей, что наши мысли совпали точь-в-точь.

Джиджи нахмурилась, видимо вспоминая, что, оказавшись дома, она не застала маленький обрывок. Она могла трясти блокнот так усердно, чтобы морально устать и расстроиться.

– Не поверишь, но те слова полностью совпали с моими, – я ухмыльнулся, волнуясь настолько сильно, что меня начало трясти.

Девушка поняла, о чем я говорю. Ее взгляд все равно выражал то же самое, что и пару минут назад. Счастье.

– Одержимости делают нас людьми, – прошептали в унисон мы, следом звонко смеясь.

Мне хотелось коснуться ее мягкой кожи, взять за руку и увести на берег океана, чтобы после сказать красивые слова. Но я ведь знал, что нахожусь в сказке.

– Какая твоя одержимость? – с насмешкой спросил я, беря в руки какой-то кустик, чтобы сорвать маленький цветочек.