На кухне становится жарко. С.С.открывает окна, смотрит на часы. Я понимаю его намек, улыбаюсь и направляюсь в коридор.
– А живете-то как теперь?
– Так и живу, как все. Не жалуюсь. Вообще-то, на этой должности долго не работают. Мне говорили, что один до меня, отработав 3 года, психом стал.… После приказ вышел: кто проработал «палачом» пять лет, давали звание полковника. В дома отдыха отправляли, были такие на Черноморье… Я ушел – не выдержал, до пяти лет не выслужился.
Напоследок сказал так грустно-грустно:
– Психиатры говорят, что редкий человек может остаться в своем уме после четвертого по счету убийства…а их знаете сколько у меня за 5 лет было…
О бесстрашии перед смертью.
Смысл слова «никогда» можно понять только в морге. Во всех остальных местах употребление этого слова – явная профанация. Оксана Робски
– Ничего я вам не скажу!, – смеется С.С. и резко открывает дверь горизонтального холодильника в судебно-медицинском морге.
Сейчас вместе со своим ассистентом он положит туда труп женщины лет 45-ти. Ее выдал педикюр – вишневый матовый лак, мозолистая щиколотка и ярко выраженная косточка большого пальца. Выше ног боюсь смотреть.
– Да не бойся ты. Надо бояться живых, а не мертвых, – говорит он мне равнодушно и берет ее за пятку. На коже расползается фиолетовое пятно, он мнет его пальцами, но пятно остается.
– Что это? – брезгливо отклоняюсь я.
– Плазма крови, содержащая гемоглобин выходит из вен и пропитывает ткани, гипостазы превращаются в трупные пятна и уже не исчезают.
Сначала температура женщины стала той же температуры что и воздух. Неясно, сколько времени прошло с момента смерти – может 10 минут, а может 6 часов. Поэтому-то и точное время смерти судмедэкспертам всегда сложно точно определить.
Расследование только началось, подозревают мужа.
– Сунул ее руку в розетку, якобы она от удара тока умерла, сам позвонил в полицию, – говорит С.С.
– И руки не сгибаются?– замечаю я, как они повисают, словно плети со стола.
– Ну-с, конечно. Трупное окоченение. Сначала лицо и шея, потом все мышцы.
С запястья ее свисает бирочка, как у новорожденного с фамилией.
– А в фильмах показывают…
– Что на пальцах ног? Смешно…они слетают. Поэтому вешаем на ноги или руки.
Приходит помощник. Смотрит на тело, ухмыляется. У них какие-то особенные ухмылки.
– Давайте побеседуем, когда вы освободитесь, – решаю я и ухожу.
Он понимающе кивает. Ясное дело, что тут не плюшки пекут, и профессия так скажем у него не очень привлекательная.
Формальдегид пока не чувствую, пахнет по-разному и неприятно – какой-то запах сладкий и душный. Думаю, я его теперь никогда не забуду. Чуть дальше по коридору пахнет кровью вперемешку с таким противным «ароматом общественного туалета». Откуда-то справа несет калом. Поворачиваю голову. На каталке лежит еще один труп. Он раздут, в «позе лягушки» (так мне потом сказал С.С.) – это когда полтела занимает лишь треть кушетки, другие полтела свисают. Широко раскинутые руки, растопыренные пальцы, неестественно разведенные колени, как у пластмассовой куклы, лежащая рядом ступня. Да, отдельная от тела. Ее нашли рядом – от выстрела оторвало, будут пришивать.
Когда С.С. возвращается в маленький кабинет – тут работники морга перекусывают, он наливает мне холодный морс… из пищевого холодильника.
– Напутать с документами – это самое страшное. Может обернуться судом.
– Путали?.
– Нет. Но знаю одного, уволили. И еще одного при мне – он труп отдал…
– Как отдал?
– Приехали люди с пушками… стали требовать тело. Но без документов мы не имеем права отдавать труп. Но, в общем, он испугался и отдал… А кто бы не испугался?
– А что охраны нет?…
– Вырубили его, а камер тогда в той части морга не было, это сейчас все так. А когда устроился, не было.
– Как вырубили? Убили, что ли?
– Да нет же, на артерию надавили на шее – он заснул. Каждый, кто немного знаком с медициной знает такие слабые места у человека.
С.С. говорит, что пускать родных в морг ему всегда страшно. Непонятно как отреагирует человек.
– Ладно, там слезы, а бывает ведь и истерики – начинают крошить все подряд или с тобой в драку лезть. Кто-то падает в обморок, одна женщина, когда свою 13-летнюю дочь увидела с раздробленным лицом, упала замертво. Девочку колотили огнетушителем. Представляете, как выглядело ее лицо – ее мать только по рукам и родимому пятну на шее узнала. Непонятно за что? Я часто себе задаю вопрос, почему умирают люди. Тут такое иногда привозят – кишки наружу, выпавшие глаза, вытекший мозг…
– И как все это потом хоронится?
– Пришивают врачи, а гримеры потом работают над образом! – шутит по-черному С.С.
А потом говорит, что жалко ему до сих пор людей.
– Бывает, такую маску носишь на себе, и она словно прирастает – типа, ты холодный. Доброжелательный, но холодный. А когда видишь мертвых детей, изуродованных педофилами (их в последний год просто тьма) – крышу сносит. Выть хочется!
Признается, что скоро собирается уйти отсюда. Потому что карьеры «тут не видать». Максимум его ждет должность старшего санитара.
– Сколько здесь санитары зарабатывают?…
– Цифру точную не скажу – но средняя зарплата. Хорошо всегда зарабатывали похоронные агенты. Правда, у них конкуренция огромная. Но если выцепил человека, то можешь ему любую цену заломить – тот в горе торговаться не будет. Они у нас тут все ошиваются. Ну, в смысле всегда у моргов – на стреме, чтобы не упустить. Еще знаю, они в хосписе есть. У них там договоренность с врачами. Врачи сообщают им кто, когда умер, они отстегивают процент докторам после.
В коридор привозят еще одного. Уже за полночь. С.С. уходит туда, потом возвращается и советует мне «не смотреть на это кошмарище». Но я, конечно же, смотрю.
Простыня на каталке двигается, из-под нее торчат фиолетово-бурые мужские ноги.
– Он что, живой? Или импульс какой-то, дергается – я слышала, у мертвых бывает…
– Если бы… насекомые…черви, мухи… Труп на мокрой земле пролежал четыре дня. Гниющие трупы, в них всегда заводятся мясные мухи, откладывают яйца во рту, глазах, ушах. Потом черви из всех дыр лезут. Избавиться от них сложно.
В морге даже есть специальная секция для таких, как этот.
– Там на полу всегда хрустит под ногами, – кривится С.С.
Через минут десять к нам в кабинет заходит еще один санитар и демонстрирует позолоченный брелок.
– Смотри, что у меня есть!, – хвастает он перед С.С.
– Это у того, что с огнестрелкой?
– Ага. Зураб Махмедович…, – низко, с кавказским акцентом произносит санитар, хихикает и наливает себе морс.
– Коллекционируем здесь предметы покойных…, – поясняет N.N.
– Просто, как игра – что интересного найдешь. Поверьте, в каждом морге России так делают – повсеместное развлечение! Я читал в интернете, что в 90-ые у трупов находили и драгоценности и деньги. Большие суммы, – говорит другой санитар, С.С.. кидает на него только один взгляд, тот разводит руками и уходит.
– Но и у санитаров бывало, родственники требуют то, чего не было на покойном. Кольца там, цепочки. А выходит, что их и не было – когда кого-то убивают, то всегда обворовывают.
У С.С, кстати, перевязан указательный палец.
– Порезался. Здесь очень плохо заживают раны. Всегда воспаляются, гноятся.
Он рассказал, как один раз подхватил какую-то кожную инфекцию от разлагающейся бабульки.
– Лечил два месяца. Нам на трупоперевозке рассказывали – глаза и язык ее сожрал домашний кот. Она 5 дней пролежала в квартире. Когда котяра приступил к животу, дверь выбили менты. Соседка забеспокоилась, что старушка давно не высовывалась. А так неизвестно, сколько бы она пролежала. Кот бы ее доел через пару месяцев, и сам подох бы… – снова юморит С.С.