Ну и пусть, дочка, сегодня перед тем, как уйти в школу, сказала, что в идеализме её главная фишка. А дочке она доверяла точно больше, чем своим коллегам.
Такова была природа общественной жизни Великоруссии, в сложной конструкции которой соединились все самые тяжелые стороны как современного капиталистического строя, так и старинного государственного устройства, где народные массы несут лишь тяжёлую служивую повинность, являясь рабской безличной основой государственного благополучия.
Шум за окном отвлек от мыслей и заставил обратить внимание на площадь. Видно было, что какие-то люди митингуют против закона. ОМОН пытается их оттеснить. «Вот они злонравия достойные плоды» – подумала Наташа. Это ведь происходит ещё до голосования. Что же будет после? Одну «площадь» она видела. Ей она не понравилась. Она и её земляки сделали выбор на вхождение в Великоруссию, чтобы избежать «ужасов площади», которые случились в Борисфене. Может ли тоже самое быть здесь? Наташа не хотела отвечать на этот вопрос. Она знала. Там, где рушится демократия, приходит Директория, а с ней тирания и хаос гражданской войны.
Наташа вздрогнула и оглянулась: в дверь кабинета зашла женщина. Покровская обрушила на себя все мыслимые кары, она совсем забыла, что у неё сегодня прием граждан.
Женщине на вид было под пятьдесят. Одета она была бедненько, но чисто и по всему её поведению видно было, что за собой ухаживала. На её голове был одет беленький платочек, который резко оттенял черные брови и сухое загорелое лицо. На лице её не было написано ни фальши, ни двуличности, никакого бы то ни было ухищрения, а её черные глаза излучали тепло и искренность.
«Детали, – подумала Наташа, – всегда важны детали».
– Здравствуйте! – размеренно произнесла старушка, – Вы Наталья Покровская?
Наташа кивнула.
– Да, это я, – сказала девушка тем размеренным тоном, которым она всегда говорила с посетителями и которого не удостаивался практически ни один чиновник, – у вас что-то случилось?
Женщина поморщилась. Вероятно, ей было трудно говорить.
– Меня зовут Евдокия Козловская. Я живу одна вместе с дочкой, – женщина заплакала, – она у меня такая умница, такая честная, финансист от Бога, поэтому сидит в тюрьме.
«Дело принимает интересный оборот» – подумала Наташа. Она встала с кресла и налила женщине воды из графина, который стоял на сейфе в граненый стакан.
– Успокойтесь-успокойтесь! – сказала она, достав карандаш и блокнот, – Расскажите подробнее, пожалуйста.
Женщина выпила воды и почти украдкой вытерла намокшие от слёз глаза.
– Я Таню растила одна, – начала рассказ женщина, – она закончила международный лицей в Кранцберге, а потом финансовый университет, и сейчас учиться в аспирантуре в Петерштадте, на вечернем, а днем подрабатывает бухгалтером в студии «Скала». У неё всё было хорошо, пока однажды эта студия не стала снимать фильм про последнего Царя. Фильм этот совершенно дикий, я видела рекламу. Он святую семью показывает совершенными сатанистами, но дело не только в этом. Таня, как-то готовила отчёт, смотрела финансовые документы, – глаза женщины снова налились слезами, – ох если бы она ничего не смотрела. Оказалось, что в смете гонораров для съёмочной группы был указан человек, который получил гонорар, хотя он не был членом съемочной группы.
Наташа сдвинула брови и слушала очень внимательно, стараясь не пропускать ни слова из рассказа женщины изредка делая пометки в блокноте.
– Продолжайте, продолжайте, – сказала она, увидев, что женщина запнулась.
– Таня, она такая наивная, – сказала женщина, – она имела неосторожность, указать директору на это.
Наташа кивнула.
– И тут началось… – сказала она.
Женщина скорбно кивнула.
– Началось… – сказала она, – их финансовый директор сделал сверку и по его расчетам получилось, что деньги, которые были выделены на фильм, пропали, – женщина снова заплакала, – и Таню обвинили в присвоении этих денег и арестовали. А она… она сроду чужого не брала. Мы из очень воцерковленной семьи.
Наташа вздохнула. Кажется, ей опять предстоит брать срочный отпуск. Эх и аукнется мне когда-нибудь мое правдоискательство.
– Хорошо, хорошо, – сказала она, – а почему вы решили обратиться ко мне?
Женщина вытерла платком глаза.
– Ну как, – замялась она, – вы же такая смелая, решительная, про вас все по телевизору говорят и про референдум. Вы же та самая прокурор Покровская и про тот случай с таблетками тоже известно. Моя девочка, она же вместе с Катей Кирсановой училась и с другими, которых спасли потом.
Ах вот почему мне знакома эта фамилия, поняла Наташа, должно быть мелькала тогда в деле. Удивительно переплетаются линии судьбы, однако.
– Кто же, как не вы должны прекратить это безобразие и с фильмом, и чтобы Таню оправдали, – сказала женщина, – она ведь ничего не делала я знаю. А вы… вас все послушают.
Наташа сделала глубокий вздох про себя. Да, Наталья Владимировна, популярность, как она есть.
Девушка энергично побарабанила пальцами по столешнице.
– Хорошо, – сказала она – будем считать, что ваша история начинается сначала. Я займусь этим делом.
* * *
Наташа строго для себя решила, что сколько лет бы ей не отпустил Господь Бог, то в любом случае её эпитафией будет «пострадала в борьбе за справедливость».
Еще раз уверившись в этом, Наташа нажала одну из кнопок на своем рабочем столе.
Почти сразу в кабинет вошла её помощница Надя – круглолицая розовощекая девчонка лет двадцати.
– Вызывали, Наталья Владимировна? – спросила она своим тоненьким голоском.
Наташа кивнула.
– Отмени пожалуйста все мои встречи, – сказала Наташа – все вопросы только по телефону.
Надя задумчиво наморщила лоб.
– Я как раз хотела вам доложить, – сказала она, – к вам пришли очень серьезные люди, они вас ждут.
Покровская вопросительно посмотрела на помощницу.
– Военная разведка, – пояснила Надя, – они так представились. Генерал Артамонов и полковник Воротынцев.
Наташа вздохнула.
– И что им от меня нужно? – недовольно пробурчала она.
Надя пожала плечами.
– Не знаю… – честно сказала девушка. – Но они были крайне настойчивы. Поверьте, они это умеют.
Ну в этом то не было сомнений, Наташа устало мотнуло головой. «Весело день начался» – подумала она.
– Пригласи их ко мне, – развела руками девушка.
Надя сделала легкий кивок и ушла. Вернулась она практически сразу, уже вместе с двумя мужчинами. Один был постарше, крупный седой в строгом сером костюме, другой – лет сорока в бежевом костюме и красивых роговых очках.
– Наталья Владимировна, – приветствовал её мужчина в сером костюме, – наслышаны о вас. Большая честь познакомится с вами лично. Генерал Артамонов.
– Полковник Воротынцев, – представился другой.
– Взаимно! – рассеянно сказала Наташа, указывая мужчинам на кресла. – Чем, простите, вызван ваш интерес?
Офицеры сели напротив неё.
– Я надеюсь, что вы понимаете, что всё что здесь будет сказано не должно уйти за пределы этой комнаты.
Ну ещё бы!
– Конечно, – широко улыбнулась Наташа, – только боюсь, что если вы пришли разговаривать со мной о моей позиции по…
– О нет-нет! – замотал головой генерал. – Речь пойдет совсем о другом.
– Ну тогда я слушаю, – сказала Наташа, дипломатично улыбаясь.
Когда уже эти парни перейдут к делу?
– У вас только что была женщина, – сказал Воротынцев, – она приходила к вам просить за свою дочь. Я прав?
Наташа, прищурившись, посмотрела на молодого офицера.
– Никогда не думала, что военная разведка занимается такими делами, как присвоение денег киностудии…
Генерал кивнул.
– Вы совершенно правы, – сказал он, – если бы не одно обстоятельство. Неделю назад наша станция слежения перехватила странную шифровку Секуритаты, это контрразведка Директории, отправленную из Петерштадта. Агент, который писал донесение, по-видимому, считает полученные им сведения крайне важными.
