Сэр Николос поднял бровь и, выпустив дым, сказал:

— Я с большим удовольствием приму участие в этом действии.

— Ну, до обеда у нас не намечено никаких дел. Можем и сходить. Ты ещё не видел действующий Храм, — ответил отец, согласившись.

— Тогда я пошел одеваться. Вам тоже следует переодеться в ритуальный наряд, — сказал я и пошёл к себе.

Мы, как хранители Храма Огня, носили черные одежды. И только наряд Жрицы на церемонии должен быть из красного шелка. Этого ещё никто из нас не видел. Но из старых записей Храма мы это знали.

Надев черный ритуальный балахон с капюшоном, я спустился вниз. Дав распоряжение, подать нам кареты, стал ждать остальных. Отец с матушкой и братом спустились следом за мной, одетые, как и я. Сэр Николос с Энджи подошли спустя некоторое время.

Друг моего отца был одет как подобает — в чёрный костюм, а вот Энджи разрядилась, как примадонна. На общем черном фоне она выделялась словно попугай. Ее платье было ярко-жёлтого цвета с глубоким декольте, тогда, как накидка была в серо-синих тонах. Даже мама открыла рот от удивления, но ничего не сказала. Энджи не принадлежала к династии Жрецов, и поэтому не была обязана придерживаться наших правил. Но выглядела до отвращения вульгарно.

Тут с лестницы спустились Мия с Таннией. У меня перехватило дыхание от ее вида. На ней был ритуальный костюм Жрицы Огня, который состоял из шелкового длинного платья красного цвета и такого же балахона с капюшоном. Волосы уложены в высокую прическу, спадающими белыми локонами по бокам. На груди виднелся кулон из красного Рубина, который переливался всеми своими гранями. Иероглифы на ее запястьях блистали красными бликами. Казалось, что она как самая яркая звезда, была соткана из огня. Я потерял дар речи. И не только я. Все замерли, поражено на неё смотря.

Она спустилась с лестницы и подошла ко мне. Я, взяв ее руку, нежно поцеловал.

— Вы прекрасны, Жрица! — с восхищением сказал я.

И уже привычным жестом, положил ее руку себе под руку и вышел с ней на крыльцо. Следом за нами вышли все остальные, и, рассевшись по каретам, мы поехали в Храм. В нашу карету сел я с Таннией и Мия.

Подъехав к Храму, мы увидели людей из нашего поселения, которые стояли с обеих сторон у входа и ждали Жрицу. Видимо молва уже дошла, и они не хотели начинать без нее. Увидев Жрицу, они все низко поклонились и застыли в этом положении, ожидая, когда она пройдёт в Храм. Мы посмотрели на купол Храма, он был покрыт тонким слоем снега, что падал всю ночь. Пустыня за нашей спиной также была белой, словно белое покрывало окутало пески на много километров. Красный кристалл на куполе ярко горел, выделяясь на этом белоснежном фоне. Было нереально красиво. Я помог Таннии выйти из кареты и тихонечко сказал:

— Не переживай. Ты только будешь смотреть, как люди приносят приношения, бросая их в пламя и принося благодарность Богам, что послали тебя.

Войдя в Храм, мы взошли на боковую нишу, и я помог Таннии снять плащ. Иероглифы на ее руках вспыхнули, а в чаше загорелся огонь, хотя она даже не подошла к ней. Казалось, воздух в Храме наэлектризовался.

— Слушай себя, — прошептал я, — И ничего не бойся, Здесь все подчиняется твоей силе Огня. Ты только слушай ее.

Она кивнула мне и улыбнулась. Я не видел больше страха в ее глазах.

Следом за нами в Храм вошли все остальные. Моя семья, все в черных одеждах, встали в нишу перед входом в главный зал. Там был высеченный из белого мрамора небольшой пьедестал, на него взошла наша Жрица, а мы остались стоять перед ним, разойдясь по обе стороны. Как только она заняла главное место, руны, что были высечены на нем, загорелись. А потоки лавы из бассейна, по высеченным канавкам, устремились к ногам Таннии. Они замкнули круг вокруг пьедестала у ее ног, как бы загораживая Жрицу от остального народа. Она села на высеченный трон, что находился в центре пьедестала, и процессия началась.

В главный зал стали заходить люди, низко кланяясь Жрице и проходя к бассейнам с переливающейся и кипящей лавой, бросали в нее свои подношения: цветы, фрукты, кто-то выливал в огонь вино, кто-то бросал в него целые туши убитых животных. А горящая лава пожирала эти подношения. Все как когда-то, много веков назад. Кристалл Огня, стоявший в конце зала, сиял красным заревом, отбрасывая блики на стены Храма. Это было волшебно. Такого не видели ни наши жители, ни старые служители Храма, вообще никто за много веков, с тех пор как Боги отняли у нас силу огня.

Я посмотрел на Таннию. Ее руки, лежавшие на каменных подлокотниках, переливались красными всполохами. Иероглифы сияли так сильно, казалось, что под ее кожей течет расплавленная лава, вроде той, что текла под ногами Жрицы. Она, как змея, опутала ее запястья. Народ с благоговейным трепетом смотрел на это чудо. Даже мои родители с братом и нашими гостями, казалось, не ожидали такого эффекта.

Я смотрел на нее и не мог оторвать глаз, настолько она была красива в этом красном шелковом платье с глубоким вырезом. На ее груди лежал красный кулон, словно красная капля крови, блистая и переливаясь своими гранями. Тем временем вереница людей закончилась, и все подношения были отданы священному огню. Люди не выходили из Храма, а вставали напротив своей Жрицы, склонив головы. Все ждали ее дальнейших действий.

Я подошел к ее пьедесталу, и, протянув руку к Жрице, встал, ожидая, когда она спустится. Танния поняла меня. И стала медленно спускаться, протянув мне руку. Пламя с ее руки перекинулось на мою кисть и медленно обвило мое запястье с иероглифами на моей руке. Оно не жгло меня, как и в прошлый раз. Просто образовав браслет вокруг моей руки продолжало гореть, как бы принимая меня. В зале раздались удивленные возгласы. Народ увидел, что сила огня принимала меня, как Хранителя Храма. Но Танния, казалось, сначала испугалась, как и в прошлый раз и хотела уже вырвать свою руку из моей ладони, но я не позволил, удержав ее ладонь в своей. Я посмотрел ей в глаза, она успокоилась. Не разнимая своих рук, мы вышли с ней из Храма. Следом за нами из Храма вышли родители и гости. Мы с Таннией сели в карету и отправились домой.

— Ты хорошо держалась, — сказал я Таннии, так и не отпуская ее руки, заглядывая в ее глаза.

— Мне не было страшно рядом с тобой, — ответила она, посмотрев мне прямо в глаза.

Её глаза, казалось, горели голубым светом. Она не отвела свой взгляд, только опустила его на мои губы, при этом облизнув свои кончиком розового язычка. Я не мог больше сдерживаться, тем более в закрытой карете мы были одни. Я со стоном набросился на ее рот, сминая губы и углубляя свой поцелуй. Одной рукой зарывшись в ее волосы и прижимая ее голову к себе, направляя и руководя. А другой, схватив ее за бедро, пересадил к себе на колени.

— Во…ллонд… — выдохнула она мне в губы, со стоном.

Её пальчики, казалось, жившие своей жизнью, расстегнули пуговицы на моей рубашке, царапая ноготками кожу на моей груди. Мне было чертовски приятно видеть в ее глазах желание. Но нужно было держать себя в руках. Я боялся обидеть ее или оскорбить. Она казалась такой нежной и хрупкой, что хотелось защитить от всех. Даже от себя.

— Это будет намного приятнее в постели…. - сказал я, не открывая глаз и переводя дыхание, — Давай дождемся вечера. Я приду к тебе, если ты позволишь.

— Я буду ждать… — со всхлипом ответила она.

Не удержавшись, я снова нежно ее поцеловал. Ее тело мелко дрожало. Иероглифы на руках вспыхивали яркими всполохами.

— Моя маленькая девочка перенервничала? — спросил я, улыбаясь ей в губы, продолжая уже нежно, без лишнего напора ее целовать, успокаивая.

— Нам следует остановиться. Иначе мы можем сжечь карету, и боюсь, даже не заметим этого. А вот люди на улице не поймут нашего безумия, — продолжил я, лаская ее.

Танния подняла на меня свой затуманенный взгляд, который начал немного проясняться. Я помог поправить одежду и нежно пересадил со своих рук на место рядом, целуя в губы. Хотя это далось мне с трудом. Она отзывалась на мои ласки, со всей страстью, словно была создана для меня. И мое тело реагировало на нее с той же отдачей. Я поправил свою одежду, смотря в окно кареты. Мы как раз подъехали к главному входу.