– Итак, парни, очень рад вам, слышал про вас много хорошего, – заговорила мятая кепка с неприятным лицом при шраме. – И всё же, чем обязаны? Хотите в наши ряды?
– Даа неет, что вы… – ответил сержант, выдавая себя за главного; впрочем, он и был у нас главным, несмотря на то, что это не обсуждалось, так сталось само собой, – мы по другому вопросу. Нам не очень нравится, что вы кормите посетителей наркотиками. Это всё-таки горожане, среди которых есть несовершеннолетние подростки, чьи-то дети…
– Ааа… идейные… – продолжила кепка нагловатым тоном. – Мы тут никого не подсаживаем и не уговариваем, люди сами целенаправленно приходят за дозой. Свинья везде грязь найдёт, не купят у нас, купят где-то ещё, всё равно купят… А нам деньги нужней, чем конкурентам, мы на них покупаем достойные игрушки для фронта. Так что, совесть нас не мучает; и, кстати, служителей закона тоже на нашей стороне, – похвастался неприятный при шраме, акцентируя внимание на том, что у них всё схвачено. – А если, совершенно случайно, кто-то из ваших отпрысков, – продолжала мятая кепка, – приобретает наше снадобье, вы скажите, кто, и они его больше не получат, ни у нас, ни где-либо ещё.
Сержант взглянул на Инокентия, тот молча тупил взгляд; оглядел остальных, энтузиазма в глазах более не было. Согласились с рассуждением кепки молча все, кроме Яроврата, стеклянным, безжизненным взглядом он продолжал внемлить мятую кепку, и лицо его было хладнокровно, жестоко, но всё же оно молчало, как у всех, но, в отличие от остальных, не из страха или подавленности, ему нечего было сказать…
Инцидент был объявлен оконченным, и буйные разошлись по домам, каждый к себе, молча.
Сумрак маленького города сгущался, луна ещё не заняла свой пьедестал, а фонари – явление редкое, обитают лишь на центральных улицах. Яроврат одиноко сидел на скамейке возле своего подъезда и любовался вялой лампочкой. Привычный бумажный пакетик в руках героя настроения не повышал, зато придал красному фитильку лампочки синий нимб; ещё немного времени, и нимб превратится в дымку, а красный фитилёк обычный лампы накаливания, ставший красным, по-видимому, из-за плохой проводки, распустится лучами и превратится в звезду.
Яроврат сидел с бумажным пакетиком в одной руке и играл серебренной монетой в другой. Он не пользовался своим даром уже давно, и вот теперь искал повод остановить африканцев, но повода не было. Единственный пострадавший от наркотиков подросток, о котором знал герой, это сын Инокентия; но одного подростка мало, и потом, может быть, он действительно не очень хороший человек. Африканцы по сути своей такие же заблудшие души, как и он, точно так же они нашли свою нишу в этом бренном мире, сколотив свой клуб, но, в отличие от буйных, африканцы приносили пользу фронту, и одним только этим заслуживали прощенье.
Бумажный пакетик становился всё легче, а мысли героя становились громче в тишине ночного города. Вдруг послышалось неприятное, назойливое жужжание. Муха, в окно первого этажа билась муха, назойливо и упрямо. Она напоминала Иваныча, которого баба Галя не пускала в квартиру, а тот непонятно бормотал, изображая шмеля, на пьяном трёхэтажном и веселил лестничную площадку. Вот и эта, словно под дихлофосом, решила – тут её хозяйство, и, словно озабоченный кот под валерьянкой, жужжала разными тонами и протяжностями, ударяя своим телом о стекло, словно Иваныч кулаком по двери. То ли рыдала, то ли молила, может, бранила, но чего-то важного Яроврат не смог разобрать – не понимал на мухинском.
Раскаты. Могучие раскаты от севера к югу через весь городишко, точно катанный лист металла огромного размера бросили на тучи и ударили по нему, ударили с севера, так что волна пробежалась по листу к югу, изламывая и деформируя его, создавая звуковые искажения и разную громкость раскатав небывалой мощности. Бархатистая глубина их поражала, высыпаясь мурашками по спине и возбуждением мозга. Цифра могла многое, но такое ей не повторить динамиком. Теперь понятно, мухи знают больше людей.
– Как жаль, что я не знаю мухинского. Они могли бы столько мне поведать неизвестного, – произнёс в слух герой.
И вот уже о стекло бьётся не муха, а огромные капли, а муху не видать, муха пропала, нашла другое место, укрылась.
К двери подъезда подошли две женщины, соседки, Яроврат узнал их; одна из них копалась в сумке, по-видимому, в поисках ключей.
– Мой, походу, наркотиками балуется. Пришёл вчера под утро, глаза краснющие, язык вяжет. А я подошла, алкоголем не пахнет. Что, говорю, с тобой? А он мне – устал просто… и спать ушёл.
– Ты знаешь, у моего тоже что-то не то: деньги из дома стали пропадать, шарахается по ночам, а утром никакой приходит, и тоже алкоголем не пахнет.
– Точно тебе говорю, наркотики, и у Зинаиды из второго подъезда тоже Сереженька с ума сходит.
Всех этих ребят Яроврат знал, пацаны, пятнадцати-семнадцати лет, и, что с ними происходит теперь, понял наверняка, и улыбка появилась на его лице. От задуманного подскочил адреналин в крови, отрезвив героя, и синеватая аура лампочки развеялась.
– Повод – достойный, ребята ведь хорошие, – мысленно радовал Яроврат сам себя, направляясь в квартиру следом за соседками. Огнестрельного оружия в квартире не было.
– Нож? Нет, не справлюсь, повяжут они меня; порежу парочку, больше не смогу, обезвредят. Что же делать? Ехать на полигон за оружием? Сержанту придётся всё объяснять, без него не зайду… Ну точно, как же я сразу не до…
Яроврат открыл кухонную полку, достал оттуда жестяную банку из-под чая и поставил её перед собой.
– Вот и пригодился твой новогодний подарочек, спасибо, Шерстяной.
Подарок герой достал, спрятал в карман и направился в Африку. Дождь шёл густой, настоящий, в ботинках захлюпало мгновенно, так что в клуб Яроврат вошёл громко, после них даже дверь не закрыли, забыли, наверное, но всё равно его вход остался незамеченным. Со второго этажа доносился Высоцкий, удары кия и пьяный хохот; герой направился наверх.
– Ооо… Смотрите, кто пожаловал. Ты что-то забыл?
Встретили героя со смехом и сарказмом. Яроврат прошёл в центр комнаты и вещал:
– Да, кое-что забыл. Но не сейчас, а когда в первый раз пришёл сюда.
Африканцы не спеша подходили ближе, взяв героя в кольцо, с ухмылками и довольными лицами, явно желая раскрасить этот дождливый вечер кровью героя, но Яроврату это было только на руку.
– Так вот, когда я приходил в первый раз, я забыл, зачем пришёл. Но теперь вспомнил.
Яроврат достал из кармана гранату и выдернул чеку, теперь оставалось лишь бросить её и пара секунд времени. Лица африканцев перекосило в разные стороны: кто-то удивился, кто-то испугался, но улыбающихся не осталось.
– Ты что, дурак? Зачем тебе это надо? Ну брось шутить! – прозвучал нагловатый тон с хрипотцой из неприятного лица при шраме и в мятой кепке.
После его слов сразу же последовал звон металла, упавшего на плитку, короткий «ах», ещё секунда, бах, и теперь вокруг героя кольцо из дымящихся трупов с оторванными конечностями, и тишина.
Герой взглянул на себя.
– А вот об этом я не подумал.
Он стоял совершенно голый, в копоти и пепле – на одежду дар бессмертия не распространялся. А серебряная монета валялась под ногами, чистая и невредимая.
Густой, хлёсткий дождь выдал взрыв за гром, а маленький город с никаким ночным освещением скрыл обратный путь героя от лишних глаз.
Явление второе
На этом же континенте, но в совершенно другом городе совсем молодой, но весьма талантливый юноша делал большие успехи. Сегодня учитель открыл ему тайну дождя и подробно объяснил, как его вызвать, как сделать его сильнее или слабее, маленьких размеров или огромным по масштабу. Вик в силу своего юношеского максимализма вызвал самый мощный дождь, который только способен был вызвать. Потоп покрыл целый континент и длился двенадцать часов, вызвав яркое внимание прессы. Все новостные каналы шумели, аплодируя стоя столь редкому явлению; потом и вовсе обнаружилось, что явление было единственным в своём роде и статистике не подлежит. Это льстило Вику, он щёлкал телепередачи, восторгаясь своим детищем. По совершенно случайному стечению обстоятельств ливень предотвратил пару-тройку серьёзных пожаров, в том числе лесной.