– Иди, милая, иди. Завтра в девять вечера подойдёшь к «Славянскому», там признаешься Николаю в своих чувствах, и всё у вас будет.
Девушка встала из-за стола, угукнула и, не меняя лица, попятилась к двери. Далее народ осмелел, вошёл во вкус, и у дверей чёрной квартиры сформировалась живая очередь из кого попало. И чего только не случилось в этот день. Женщина в коричневом берете с хвостиком пожелала несчастье тому, кто, по её мнению, был виновен в увязавшихся за ней неудачах и несчастье в личной жизни; глаз упал на подругу, которая была не обделена мужским вниманием и удачей, по-видимому, слизнутой у неё. За ней вошёл крепкий мужчина с блистательной головой и потребовал вернуть ему волосы. Услышав аргументированный отказ, он изменил желание, попросив, раз уж всё равно пришёл, облысеть знакомую – за то, что та не даёт и высмеивает его проблему. Следом переступил порог ещё один, наполнив комнату анархическим видом. Этот изъявил желание нагадить декану – за то, что тот без повода придирается. И пошло-поехало. Народ не скупясь сыпал проклятиями на лево и на право: у ночного подворотного гитариста руки заболели, у злосчастного соседа случился цирроз печени, хроническая вечером наступающая икота у рукастого, частенько сверлящего мужика, недержание у начальника смены, у бригадира пятно на полрыла, зуд в заднем проходе общественной нимфы и ещё много чего увлекательного и интересного. Покосило многих.
Придя домой, Артём ходил по квартире туда-сюда, периодически включал недавно кипевший чайник, затем выходил на балкон, курил, несмотря на то, что голова уже начинала болеть от переизбытка никотина, в общем совершал циклические действия в состоянии автопилота, оттого что мозг направил все свои мощности на решение задачи: как Викентий узнал его имя.
– Предварительного звонка я не совершал, не представлялся… Или представлялся? Нет, вроде. А может, ляпнул автоматически? – Антон погрузился в воспоминания ещё глубже и ничего такого не припомнил, поприветствовали друг друга ментально, а дальше строго по делу.
– Нет, точно не представлялся. Объявление нашёл в газете, так что IP-адрес тоже отпадает, что само по себе и так маловероятно. Ну тогда как же? Угадал?.. Вряд ли, слишком большой риск промахнуться, Викентий наверняка знал, как меня зовут; если бы нет, по имени бы не обратился, и не было бы в этом ничего страшного.
Артём усиленно искал подтверждение того, что Вик – шарлатан, и никакого прекрасного будущего у бывшей жены с обидчиком нет.
– Так, с первого мгновения произвёл на меня сильное впечатление, а значит может быть хорошим психологом, а значит гипноз мог иметь место. Но в таком случае должен был остаться провал в памяти, а я могу вспомнить всё до мельчайших подробностей. Чертовщина.
Артём порвал цикл автономных действий, заварил чай, сел за кухонный стол и теперь завис, пялясь в парящую чашку.
– Точно, как же я сразу недога… Менталист. Составил психологический портрет, исходя из внешности и психотипа, оттуда же взял моё имя и играл на моих чувствах. И вот теперь я сижу, ошарашенный и потрясённый, готовый платить кудеснику сколько он скажет.
Амбивалентность нахлынула на Артёма, восхищение и отвращение в одном флаконе. Задача была решена, и на душе знатно полегчало.
Время прошло сквозь чай в чашке, рассеяв струйки пара, предав жидкости комнатную температуру, и теперь от неё не веяло травами, теперь это не чай, а коричневая жидкость, которую Артём с лёгкостью вылил, оставив чашку в компании таких же, в раковине, удивляясь – сколько же прошло времени, и отправился в спальню. Тело растеклось по постели, приняв удобную форму, погасла бра, испускавшая жёлтый свет, цвета страниц книги надцатилетней давности,
Артём закрыл глаза, почувствовал усталость, и мысли покинули голову. Он уже перестал слышать собственное дыхание, и нервная система еле слышно передавала сигнатуру температуры постели, как вдруг толчок. Какой-то тусклый свет пробился сквозь веки, вытолкнув Артёма из выключающегося состояния. Артём снова начал соображать, понял, что не какой свет бить ему в глаза не может, и спешно раскрыл веки. На шахматном столике, в полутора метрах от его кровати, в вазе, которая пустовала испокон веков, теперь стоял распустившийся тюльпан чёрного цвета, испускающий лёгкое сияние. Адреналин брызнул в сердце и молниеносно пробежал по телу. Теперь, полностью протрезвев, Артём смотрел на прекрасный цветок и не знал, что и думать.
– Чёрный тюльпан, – произнёс испуганный и вспомнил наставление мага.
– И как же ты мне поможешь? – продолжая разговаривать с пустотой, парень переборол страх, встал с постели и, не включая свет, подошёл к столику. Цветок светил несильно, можно сказать, чисто символически, но привыкшим к темноте глазам этого было достаточно, чтобы не включать бра. От сердцевины бутона к краям лепестков тонкими нитями тянулся свет, даже не тянулся, а плыл, как ветерок разносит клочки тумана.
Артём наклонился ниже, чтобы лучше рассмотреть световые нити, и понял – нити не просто так перемещаются, они что-то вырисовывают. Артём сфокусировал внимание на изображении и чётко увидел свою жену, она качала на руках ребёнка. Её губы шевелились, и Артёму казалось – он даже её слышит. Это была колыбельная. У девушки был прекрасный голос и ребёнку нравилось, он засыпал с улыбкой на устах, прижавшись к упругой груди, наслаждаясь мелодией и запахом матери. Глаза девушки излучали великую любовь и настоящее счастье, такое можно увидеть лишь в глазах молодой, еще не уставшей матери, держащей в собственных руках плод любви, сотканный из плоти и крови её и возлюбленного. Девушка нежно уложила дитя в колыбель, полюбовалась им-спящим ещё какое-то время, и на цыпочках ушла из детской в спальню, где её ждал нынешний муж. На белоснежных простынях при лёгком свете старого торшера они предались любви, высокой любви с большими чувствами. Это было неизмеримо нежно и крайне чувственно.
Артём более не мог на это смотреть, его душу грызли обида и зависть; он прервал сеанс, присел на кровать и закрыл лицо ладонями, уперившись локтями ов колени.
– Она никогда не была со мной столь открытой в постели, робела, прячась за вуалью целомудрия; не заводила разговоров о ребёнке. А может, и не хотела. Не любила, не желала, ждала, ждала пока придёт настоящее, по душе, а я посредственность, на случай, если настоящее не придёт. Какая же…
Обида прожигала Артёма насквозь, испепеляя преданное тело. Такова цена полюбить. Как сильный наркотик, любовь дарует эйфорию, погружая влюблённого в нирвану, и как плата за великий дар – однажды вкусив, человек более не в силах отказаться от неё. Морфий. На место обиды пришла ненависть, и теперь Артём точно знал, что ответить колдуну.
Сквозь пальцы пробился свет, сильно ярче, чем от тюльпана. Артём убрал ладони от лица – рассвет вошёл в окно, заполнив собой комнату. Ваза вновь была пуста, как и всю её прежнюю жизнь.
– Приснилось? – отчаянно спросил Артём у пустоты, но пустота не ответила. День Артём провёл в раздумьях и рассуждениях. Сначала он обсуждал со своим внутренним голосом – приснилось ему это или нет, на что тот ему ответил, что это неважно, и предательство в любом случае на лицо. От этого начались дальнейшие рассуждения – предательство получилось случайно, или же оно было запланировано на неопределённую дату?
– Раз ушла, значит не любила, а раз не любила, значит с самого начала обманула. А вот нынешний её, виноват ли он? Знал ли он?
Был уже вечер, когда Артём шёл в чёрную квартиру, примерно половина девятого. Слева от него витражи панорамных окон освещали бульвар, это был свет из ресторана «Славянский», где Артём в одном из окон наблюдал интересную картину: парень ругался с какой-то пышногрудой девицей, весьма смуглой, похожей на цыганку; он жестикулировал и направился к выходу. Артем шёл дальше, а неизвестный шагал практически вровень с ним. Возле входа в ресторан стояла молодая, милая девушка с завидно пушистыми ресницами. Артём прошёл мимо, и только услышал за спиной: «Коля, нам надо поговорить». Больше Артём ничего не услышал, он отдалился уже слишком сильно и двигался дальше.
