Друг перевел дыхание и посмотрел на меня.

– Ты же позаботишься о ней, правда?

– Господи, конечно! – заверил я.

– Хорошо, потому что Лея… Она единственное, что у меня осталось.

Я кивнул. Мы понимали друг друга с полувзгляда: Оливер успокоился и понял, что я сделаю все ради благополучия Леи, а я понял, что Оливер доверяет мне, как никому на свете.

Оливер с улыбкой поднял бокал.

– За друзей! – прокричал он.

Мы чокнулись, и я пригубил коктейль. В последнюю субботу перед отъездом Оливера в Сидней мы решили немного развеяться. Точнее, я убедил Оливера. Как всегда, мы заканчивали вечер в Кавванбе, приятном местечке на открытом воздухе, вдалеке от центра и рядом с пляжем. Название на языке аборигенов означало «место встречи» – вполне отражает дух и фирменный стиль Байрон-Бея. Лазурный цвет стойки и немногочисленных столиков сочетался с соломенной крышей, пальмами и сиденьями вокруг барной стойки, которые, как качели, свисали с потолка.

– Не могу поверить, что уезжаю.

Я толкнул Оливера локтем, и он горько усмехнулся.

– Это всего год. И ты будешь приезжать каждый месяц…

– А Лея… Черт, Лея…

– Я о ней позабочусь, – эту фразу я повторял почти каждый день с того момента, как открыл Оливеру дверь и мы придумали план. – Мы же всегда так делали, разве нет? Держаться на плаву, только вперед, в этом весь секрет.

Оливер потер лицо и вздохнул.

– Если бы сейчас все было так же просто.

– Так и есть! Эй, расслабься. – Сделав последний глоток, я встал. – Схожу за коктейлем. Тебе то же самое?

Оливер кивнул, и я направился к бару, обмениваясь приветствиями со знакомыми. Городок маленький, и все мы волей-неволей знали друг друга. Я облокотился на барную стойку и улыбнулся, когда Мэдисон скорчила гримасу.

– Ты за добавкой? Напиться хочешь?

– Не знаю. Возможно. Ты воспользуешься моим беспомощным состоянием?

Мэдисон подавила улыбку и взяла бутылку.

– Ты этого хочешь?

– С тобой всегда, ты же знаешь.

Мэдисон протянула мне бокалы, глядя в глаза.

– Тебя подождать или у тебя планы?

– Я буду тут, когда ты закончишь.

Остаток ночи мы с Оливером выпивали и предавались воспоминаниям. Однажды мы так же напились и позвонили его отцу, чтобы он забрал нас домой. Но он вместо этого зарисовал в своей тетрадке, как мы валяемся на пляже, а потом отксерил и повесил на стенах нашего дома и дома Джонсов в качестве напоминания про двух идиотов. У Дугласа Джонса было своеобразное чувство юмора. Или тот раз, когда мы накосячили в Брисбене: я обкурился травкой и с хохотом выбросил в море ключи от съемной квартиры. Оливер искал их в воде в одежде, абсолютно обдолбанный, пока я ржал на берегу.

Тогда мы пообещали друг другу, что всегда будем так жить, как в том месте, где выросли, – простом, спокойном, непринужденном, существующем на серфинге и контркультуре.

Я посмотрел на Оливера и подавил вздох, прежде чем сделать глоток.

– Я пойду, не хочу оставлять ее надолго одну, – сказал он мне.

– Ладно. – Я засмеялся, увидев, как он поднимается шатаясь. Оливер показал мне средний палец и бросил пару купюр на стол.

– Завтра поговорим.

– Ага, – ответил я.

Я остался в баре. Гавин рассказал нам о своей новой девушке, туристке: она приехала пару месяцев назад, а в итоге решила поселиться тут. Джейк три или четыре раза описал свой новый серф. Том только пил и слушал остальных. А я отпустил все мысли. Ближе к утру бар стал пустеть. Когда ушел последний клиент, я обогнул здание и проскользнул внутрь через заднюю дверь.

– Напомни мне, почему я такой терпеливый.

Мэдисон улыбнулась, опустила рольставни и направилась ко мне с соблазнительной улыбкой на губах. Схватившись за петельку на моих джинсах, она подтянула меня к себе. Наши приоткрытые губы слились в поцелуе.

– Потому что я вознаграждаю тебя за страдания с лихвой… – промурлыкала она.

– Освежи мне немного память.

Я снял с нее крошечный топ. Лифчика на ней не было. Мэдисон потерлась об меня, прежде чем расстегнула пуговицу штанов и медленно опустилась передо мной на колени. Когда она взяла мой член в рот, я прикрыл глаза и уперся руками в стену напротив. Я запустил руку в волосы Мэдисон, заставляя двигаться быстрее и глубже. Перед тем как кончить, я отступил, надел презерватив, прислонил Мэдисон к стене и с силой вошел в нее. Меня жутко возбуждало, как она произносит мое имя и стонет. В тот момент я чувствовал только наслаждение, секс, потребность. Только это и ничего больше. Идеально.

Пока машина ехала по грунтовой дороге, я смотрела на свои переплетенные пальцы. Солнце окрашивало небо в оранжевый цвет. Я не хотела видеть это небо, его цвет, ничего, что напоминало бы мне о воспоминаниях и снах, которые я оставила позади.

– Не усложняй жизнь Акселю, он нас очень выручает. Ладно, Лея? И ешь. Следи за собой. Скажи мне, что ты в порядке.

– Я стараюсь, – ответила я.

Он говорил, пока не остановился перед зданием, окруженным пальмами и хаотичными зарослями кустов. Я была всего пару раз в доме Акселя, и сейчас мне показалось, что там все изменилось. Я изменилась. В течение последнего года Аксель иногда заходил к нам в гости. Я закрыла глаза от внезапного осознания: если бы это произошло раньше, стучало у меня в голове, жить с ним под одной крышей… Одна мысль об этом пробудила бы бабочек в моем животе и сжала горло. Но сейчас я не чувствовала ничего. Это после аварии: она оставила во мне след, бескрайнюю и тревожную пустоту, невозможность что-либо построить, потому что нет фундамента, с которого можно начать. Проще говоря, я уже не чувствовала. И не хотела возвращать чувства. Лучше так, в летаргии, чем с болью. Иногда случались внезапные подъемы, как будто что-то прорывалось изнутри, но я подавляла эти порывы. Это было похоже на тесто для пиццы, полное несовершенств и неровностей, которое ждет, когда его прокатают скалкой и сделают идеально ровным.

– Ты готова? – Брат посмотрел на меня.

– Думаю, что да. – Я пожала плечами.

Я очень хотел вернуться назад во времени и сказать себе из прошлого, что я полный идиот, раз думал, что будет несложно. Дело оказалось чертовски трудным с той минуты, когда Лея переступила порог моего дома и осмотрелась без особого интереса. Да и смотреть было особо не на что: голые стены, деревянный пол, такая же мебель, да еще и вразнобой. Барная стойка отделяла гостиную от кухни. Мать считала, это типично для питейного заведения с островным флером.

Оливер ушел в последний момент, как раз чтобы не опоздать на самолет, а я почувствовал дискомфорт. Лея, кажется, этого не замечала и молча ходила за мной. Я показал ей комнату для гостей.

– Ну вот. Ты можешь переделать ее или…

Я осекся, не успев добавить: «Или что там делают девочки твоего возраста», потому что она не была одной из этих веселых девочек, которые сновали туда-сюда по Байрон-Бею в летних платьицах с серфами под мышкой. Лея удалилась от всего этого, как будто воспоминания возвращали ее в прошлое.

– Тебе что-нибудь нужно?

Она посмотрела на меня огромными голубыми глазами, покачала головой, затем положила чемодан на маленькую кровать и, расстегнув молнию, приготовилась вытаскивать и раскладывать вещи.

– Если что, я на террасе.

Я оставил ее одну и тяжко вздохнул.

Нет, это будет нелегко. Несмотря на внешний хаос, я соблюдал определенный режим. Вставал до рассвета, выпивал чашку кофе и катался на серфе, а если не было волн, купался; затем завтракал и садился за письменный стол, чтобы поработать. Я делал всего понемногу, не особо упорядоченно, если, конечно, сроки не поджимали. Чуть позже наступала очередь второй и последней чашки кофе в день, обычно в это время я разглядывал пейзаж за окном. И хотя я неплохо готовил, делал это редко, скорее из лени. Вечером все повторялось: еще работа, еще серфинг, еще несколько часов в тишине на террасе наедине с собой, еще немного умиротворения. А потом приходило время чая, ночной сигареты и чтения или музыки перед сном.