- О господи! - охнула старуха, опускаясь на стул и жалобно глядя на Виталия. - Это за что же такое наказание? Нешто так можно?

- А что делать? - развёл руками Виталий. - Кто-то же должен ответственность нести?

Старуха обернулась к мужу:

- Слышь, Иваныч, проснись! Ну чего зенки-то вылупил на меня? Вон лучше телефон поищи Вовы своего.

Она нисколько не боялась своего грозного на вид супруга и даже, когда было надо, не стеснялась на него прикрикнуть.

Старик тяжело поднялся со стула и, что-то бормоча себе под нос, застучал палкой и протезом, направляясь в соседнюю комнату.

Возился он там долго, выдвигая какие-то ящики, что-то переставляя, даже передвигая, при этом то и дело что-то падало у него из рук. Видимо, телефоном неведомого Вовы пользовались редко, а скорее всего вообще никогда не пользовались и хранили лишь на самый крайний случай.

Между тем это была сейчас единственная ниточка, которая только и могла помочь Виталию в его сложном поиске. И он начинал уже не на шутку опасаться, что старик этот телефон потерял.

Но вот из соседней комнаты донеслось удовлетворённое урчание, и снова тяжело застучали протез и палка. Массивная фигура старика появилась наконец в дверях. Вид у него был гордый и даже заносчивый, нижняя губа выпятилась больше обычного, а взъерошенные волосы вокруг блестящей розовой лысины казались нимбом. В свободной руке он держал листок, небрежно вырванный из тетради.

- Ну вот!.. Ну знал я, туды-сюды!.. На, гляди…

Виталий взял у него листок. На нём размашисто и уверенно был написан номер телефона. Очевидно, написал его сам Владимир Сергеевич.

Тем не менее Виталий решил проверить этот номер, а заодно сделать вид, что и в самом деле собирается уладить по телефону так взволновавший стариков вопрос об их ответственности за неуплату по телефонным счетам. Виталию было ясно, что они и не ведают об афере, которую с ними учинили.

Он набрал номер и, когда откликнулся чей-то женский голос, самым любезным тоном попросил Владимира Сергеевича.

- Он на работе, - ответила женщина.

Виталий, поблагодарив, положил трубку.

Итак, ниточка не оборвалась, она вела дальше, к людям куда более ловким и опасным.

Рассказывая, Софья Георгиевна пылала негодованием и презрением:

- Представляешь? Просто урод какой-то! Столько лет работает в этом своём тресте. Все его там знают. Я ему говорю: «Достань мне голубую и розовую плитку. Не нашу, конечно. Мне для дачи нужно. Ведь на складе у вас есть?» «Есть, - говорит, - но неудобно». Ты слышишь? Ему неудобно! Я ему говорю: «Что значит «неудобно»? Я что, даром прошу? Все же будут довольны». «Может быть, они и будут довольны, - мямлит он, - но мне неудобно». И это мужчина, я тебя спрашиваю? Он и женился-то как последний дурак - на мымре этой. И всю жизнь на одну зарплату жить будет, вот увидишь.

Софья Георгиевна довольно грациозно склонилась над столиком, наливая кофе своей приятельнице, сухой и жёлтой, как мумия, Зое Васильевне, и та не без зависти взглянула в вырез её платья, где колыхались, как два розовых поросёнка, тяжёлые груди.

- Ну и что же у вас с дачей? - спросила Зоя Васильевна, помешивая ложечкой кофе и деликатно, двумя пальцами, беря с тарелочки ломтик кекса.

- Ах, всё строим! Это безумно дорого, ты себе не можешь даже представить! Кроме официальных расходов ведь ещё уйма неофициальных. Ты думаешь, легко было, например, получить разрешение райисполкома? Секретарь говорит: «Я могу без работы остаться с вашей дачей». А Вова ему: «Зато с деньгами - это лучше, чем наоборот».

Приятельницы рассмеялись.

- Твой муж - удивительный человек, - вздохнула Зоя Васильевна. - Это все говорят.

- Да, да. Таким надо родиться. Он просто гений! Я его совершенно боготворю, ты же знаешь.

- Но это тебе не мешало, - язвительно заметила Зоя Васильевна, - иногда развлекаться и без него. Помнишь?

- Господи, когда это было! - умилённо воскликнула Софья Георгиевна, не обижаясь на намёк. - Подумать только, уже Лиза скоро выйдет замуж! И, между нами говоря, скорее бы. В институте у них такие нравы…

- Брось, пожалуйста! Просто ты паникёрша. Уж этого-то по крайней мере не бойся. Современные девицы, знаешь, не нам чета. Это мы, бывало, тряслись перед каждой встречей.

- Ты права. И без этого столько волнений! Но мечта моя сейчас - это дача. А какое райское место, ты бы видела!

- Надеюсь увидеть.

- Непременно! И знаешь, там совсем рядом Дом писателей. Они там работают. А с другой стороны, подальше, там композиторы. У писателей я уже была. Представь себе, всё очень скромно, как заурядный дом отдыха. И сами, я бы сказала, довольно невзрачные люди, уверяю тебя. Одеты как-то так… Кто в чём. Такого костюма, например, как у Вовы, ни у кого не было. И всё больше среди них пожилые почему-то.

- Ой, как интересно! - загорелась Зоя Васильевна. - Ну а кто-нибудь из знаменитых был?

- Конечно, - деланно равнодушно пожала пышными плечами Софья Георгиевна. - Один мне даже книжку свою обещал, с надписью. Ну, этот самый… - Она пощёлкала пальцами. - Я потом вспомню. А вообще вечером они какие-то усталые. Я, конечно, понимаю: творчество - это созидание. Но всё-таки… - И тем же безмятежным тоном, без всякого перехода, добавила: - Кстати, Зоенька, ты можешь наведаться к Вове. Там кое-что есть…

- Что именно?

Зоя Васильевна даже поставила снова на блюдце чашечку, из которой собиралась отпить, и вопросительно поглядела на приятельницу.

- То же, что в прошлый раз, - всё так же равнодушно сказала Софья Георгиевна, но внутренне вся сжалась, ожидая ответа. - Можешь даже завтра.

- Спасибо, не требуется, - раздражённо произнесла Зоя Васильевна. - Сыта по горло.

- Но, Зоенька, пойми…

- Нет, милая, нет. И всё. Я так и твоему супругу скажу.

- Не советую, - многозначительно ответила Софья Георгиевна. - Он может рассердиться.

- Да? Я тоже могу рассердиться. И кому от всего этого будет хуже, ещё вопрос. Ты меня знаешь, Соня.

Софья Георгиевна с трудом сдержалась, чтобы не ответить резкостью. Но она считала себя большим дипломатом и знатоком людских характеров. О, она могла поладить с кем угодно и добиться всего, что ей надо! А уж Зою Васильевну она знала досконально и не первый год. Когда-то она была молоденькой продавщицей в парфюмерном магазине, тоненькой и весьма пикантной, хотя красивой она никогда не была, да и в пикантности, если говорить по правде, конечно, уступала самой Софье Георгиевне. Впрочем, это было неудивительно, ибо с другими Софья Георгиевна и не дружила: ей непременно надо было выделяться и в первую очередь привлекать внимание окружающих. А Зоя Васильевна как-то сразу согласилась на вторые роли.

Дружба эта уже тогда была не бескорыстна. Магазин, где работала Зоя Васильевна, получал время от времени крайне дефицитную французскую парфюмерию - духи, помады, кремы, краски, цветные карандаши, шампуни, - и всё это обычно не попадало на прилавок, а если и попадало, то в количестве таком мизерном, что через пятнадцать минут уже ничего не оставалось, кроме свидетелей, что магазин в такой-то день торговал указанными товарами. Всё, что Зое Васильевне удавалось потом урвать себе лично, шло немедленно к Софье Георгиевне, а от неё, по ценам совершенно несусветным, к её клиенткам.

Этот первый собственный бизнес очень поднял Софью Георгиевну в глазах тогда совсем молодого, энергичного и инициативного Владимира Сергеевича, бросившего к тому времени работу в изрядно осточертевшем ему конструкторском бюро, куда он попал по распределению после окончания института, и с головой окунувшегося в море подпольной коммерции. На первых порах, внимательно изучив конъюнктуру, он за немалую взятку, залезши при этом в долги, всё же купил по рекомендации одного опытного человека должность заведующего промтоварным ларьком на рынке. И вскоре, проявив немалую ловкость и бульдожью хватку, окупил все свои расходы. Разыгрывавшиеся время от времени в этой гнилой заводи бури, каждый раз уносившие на скамью подсудимых кого-то из его окружения, удивительным образом обходили его. Он даже умудрялся наживаться на этих злосчастных для других событиях. Впрочем, в той жалкой палатке Владимир Сергеевич задержался ненадолго.