20 августа в необитаемом корпусе, где грустил Богдан, зазвенели в общей двери ключи, администраторша пропустила вперёд женщину средних лет, высокого стройного молодого человека и пухлого жизнерадостного подростка. Дежурные объяснения администратора неожиданно завершились её просьбой не заглядывать в крайние комнаты корпуса. Но это нисколько не насторожило нежданных гостей, которым предстояло провести эту ночь одним в пустом корпусе…
Богдан заинтересованно и глубоко втянул бесплотным носом запах гостей. Дух был приятным, дружелюбным, творческим. От женщины и молодого человека веяло творчеством, стихами, словами, причем разноязыкими, но суетный подросток быстро почувствовал неладное: видите ли, его любимый телефон Инет не ловит, игра не идёт, скучно. Ещё и выяснилось, что телевизор не показывает. Мало того, позвонить невозможно, на экранах их любимых телефонов буковки: сети нет, связи нет… Богдашка подхихикнул тихонечко над недовольным подростком.
Троица сходила погулять по окрестностям, они сфотографировались с бюстами героев, ласково потрепали местного толстого кота. Богдан сопровождал их, заинтересованно летя в сторонке, прислушивался к беседе женщины и её сыновей. Ему всё больше и больше нравилось семейство. Вечером, чтобы младшему не было тревожно, ему достали из мешка много разнообразной еды. На некоторое время пухлый притих… На мягких лапах подкралась ночь, в корпусе стало темно-темно, и подросток опять начал тревожиться без привычного светлячка-телефона. «А мне здесь хорошо», – счастливо потянулся старший и уснул крепким здоровым сном. Его ровесники, павшие в боях на этой земле, надёжно стерегли молодой сон, зная, что впереди у него много непростых лет служения Родине…
Женщина предложила было сходить в дальние комнаты, помня, что им запретили туда заглядывать, но видя тревогу младшего, от своей идеи отказалась, легла отдыхать и быстро перешла в мир грёз, где и хотел прийти к ней Богдан. Но коварный подросток подскочил среди ночи с воплями, что в доме приведения. Конечно, он был прав! Но зачем так орать и тревожить старших… Мать пробормотала ему что-то успокоительное, а Богдан решил стеречь его сон от всевозможных видений, чтобы мать его тоже могла выспаться…
Утром посвежевшая женщина бодро разминалась, пробегая по длинному пустому коридору корпуса, напевала песни, декламировала стихи. Имела она полезную привычку – делать зарядку по утрам! Богдан счастливо наблюдал за её действиями. Старший сын тоже сделал разминку и собирался пить кофе, а младший выглядел букой, подъедал остатки ужина и ворчал об отсутствии Интернета и тревожных ночных сновидениях…
Когда в конце очередной пробежки женщина всё-таки заглянула в дальнюю комнату, её смутила промелькнувшая тень. «Здесь кто-то есть?» – осторожно пробормотала она.
Ах, как хотелось Богдану Коноплёву закричать во весь голос: «Я! Я – сын земли Русской, Можайского уезда, Колоцкого стана, сельца Бородино. Я – неразумный Богдашка, отдавший за долги свою половину сельца, во сне убиенный, зверьём растасканный. Я – дух бесплотный. Я – защитник Бородина от французских и немецких иродов. Я – стихотворец, Коноплёв Богдан, сын Дмитриев!» И она бы увидела его. Она чувствовала поэзию, значит могла увидеть.
Ведь был не так давно случай, когда приезжали две художницы, останавливались в этом корпусе, рисовали, читали стихи и пили из чарок воду огненную. Вышел к ним Богдашка – купился дурак! Да бабы те ведьмами оказались. Теперь побаивался Богдашка женщин… Решил по-другому поступить.
«Здесь кто-то есть?» – снова спросила женина, заглядывая в общую душевую в конце коридора. Она не удивилась, увидев из-под загородки ноги в душевой кабине. Конечности показались ей вполне знакомыми, и она стала разговаривать с той частью, которую не видела. Женщина говорила о том, что заканчивается отпуск, о работе, о школе, где работала, о сыне-подростке… Богдан понял, что женщина решила, будто это её старший сын принимает душ и вот – заслушался. Он затаил дыхание, осознав, что она видит его! Как же захотелось в ту минуту бесприютному Богдашке стать сыном этой женщины, он ведь по возрасту, когда прервалась его земная жизнь, как раз годился бы ей в сыновья. Как когда-то в страшные 1930-е хотелось стать ему сыном учительницы Лидии Михайловны. Но та была одинока и запугана…
Тем временем женщина вернулась к младшему, решив не оставлять его надолго одного. Каково же было её удивление, когда она увидела обоих сыновей мирно беседующими в комнате.
– А кого же я видела в душевой? Ты не мылся там сейчас? – обратилась она к старшему.
– Нет, мам. Но мне показалось, что кто-то проходил. Может, администратор.
– Но мы закрыты изнутри!
Втроём они тихонько прокрались к душевой… Богдан думал показаться, но опять тревожной сиреной заголосил младший, от нервов неимоверно проголодавшийся… Быстро покидав пожитки, семейство покинуло загадочный корпус гостиницы. Возвращая ключи, женщина робко спросила администраторшу: «Наверно, это странно, но мне показалось, что мы были там не одни». «Всё может быть, – ответила дама. – Вот к художницам, что пару месяцев назад останавливались здесь, из стены мужчина выходил. Много здесь душ неупокоенных».
«Один я здесь неупокоенный, – сурово подумал Богдан. – Воины земли Русской, в бою павшие, все в Светлых Покоях пребывают за муки, что на земле претерпели, что жизнь отдали за Русь-матушку».
Он долго шелестел в деревьях, смотрел, как очарованно ходила по окрестностям троица так понравившегося ему семейства. Они побывали и у того самого местечка памятного, где впадает ручеёк Стонец в речку Колочь, где когда-то давным-давно сочинял о малой букашке бесприютный Богдашка.
Женщина задумалась. Что-то тревожило её воображение. Задумался и старший сын… Но прошло несколько лет, пока Богдан Коноплёв смог пробиться через суету и суматоху дней, когда женщина наконец поняла, что обязательно должна написать о нём.
– Богдан? Всё ли верно я написала?
– Ну, так… Кратенько получилось. Может, на роман когда сил и времени хватит? Слышал, опять война идёт, снова гибнут воины русские! Честь, Слава им, Покой Светлый… А, ты приезжай как-нибудь. С сыном старшим обязательно приезжай. И пухлого привози. Вырос уж, наверно.
– А я и классу своему десятому о тебе рассказывала. Мы как раз «Войну и мир» изучать начали. Ух, они загорелись. Хотят съездить.
– Ну, привози. Только уж классу-то я целому не покажусь, не обессудь, матушка.
– Давно это ты меня матушкой называть стал?
– Так кто ж ты, если не матушка?! Матушка сыновей русских. И моя тоже.
– Богдашенька, а как назвать-то лучше наше творение? Богдан Коноплёв?
– Нет-нет, матушка! Назовём «Сыновья земли Русской»! Я – сын, Денис Давыдов, князь Багратион, Дениска Васильев, который так и не закончил Литературный институт, ещё сотни тысяч солдат – все сыновья. И твой сын, дай Бог ему здоровья, защитник частички земли Русской.
– Можно тогда, Богдан, стихами закончить. Ведь ты видел всех через призму поэзии? Чтобы мостик сохранился… Как у речки Колочи…
– Конечно, мама…
Той России не знала
В золотых куполах
С широтой величавой
И с душой нараспах!
Или знала – забыла?
Иль привиделась мне
Величайшая сила
В беспредельной стране?
Да по этим просторам,
Что умом не объять,
По тебе ли, Россия,
Буду я тосковать?
От берёз, и от елей,
От глубоких снегов,
От морозов, метелей,
Гор, полей и лугов
Моя сила – по жилам,
От глубоких корней!
Ту Россию забыла
Или помню о ней?
Это сон неизбывный,
Так зачем же опять
О России в России
Русской мне горевать?!
Большая чёрная птица
1 ГЛАВА
Дождливое уральское лето 2022 года…
Надежда умирает последней.
Любовь ушла первой, на улице, неожиданно. Вера ушла, оставшись одна, при весьма загадочных обстоятельствах…