Забравшись в повозку, я попыталась придать лошади ускорения, но упрямое животное никуда не спешило. Я оглянулась. Всадники тоже не особенно торопились, но лишь потому, что не хотели без нужды понукать лошадей. А зачем? Расстояние между нами неуклонно сокращалось, вокруг не было ни души. Куда я денусь.

Сердце у меня ушло в пятки, и я принялась нещадно хлестать коняшку, как ни было жаль бить бедное животное. Обиженно заржав, та наконец припустила рысью. Повозку затрясло на камнях, а с нею и мои внутренности.

До меня лишь чутка не долетело несколько стрел. Вряд ли они собирались попасть на самом деле – скорее так, припугнуть, и могу сказать, у них получилось. Я стегала и стегала лошадь, покуда не увидела, что она старается изо всех сил и больше мне из нее не выжать. Я начинала понимать, что, скорее всего, наши отчаянные усилия пропадут зря. Верховые догоняли и время от времени постреливали, будто потешаясь надо мной. Стрела свистела то прямо над головой, то мимо уха, одна пришпилила юбку к передку повозки. Оглядываясь, я уже могла разглядеть их одежду: разноцветные рубахи, расшитые жилетки на меху, широкие штаны и короткие сапоги из мягкой кожи. Их злорадные ухмылки не оставляли сомнений, что судьба моя предрешена: меня настигнут и… дальше думать я не хотела.

Мы въехали в редколесье и помчались по неровной дороге, изгибами забирающей вверх. Трясло еще сильнее. Я погоняла и погоняла лошадь, мчалась… куда? Cпрятаться было негде: низкорослые деревья росли редко, а за хилыми кустиками меня враз бы нашли.

Долго ли, коротко ли, я уперлась в стену. Высокая, выше человеческого роста раза в три, стена простиралась влево и вправо, сколь хватало глаз. Я ринулась слезть и чуть не пропахала носом землю, забыв про то, что юбку пригвоздило стрелой. С треском отодрав кусок и освободившись, я заколошматила в крепкие деревянные ворота под каменной башенкой.

– Эй! Есть кто-нибудь?

По ту сторону зашебуршали, завозились и притихли.

– Открывай! – верещала я, повернувшись спиной и дубася ногой в ворота. – Меня тут убьют щас!

– Вы дошли до края света, – сварливо прогнусавили с другой стороны. – Пожалуйста, возвращайтесь. Дальше живут драконы.

– Чего? – растерявшись, спросила я.

Гнусавый голосок охотно повторил про край света и про драконов. Я скоренько поразмыслила и сказала:

– Ты мне не финти. Я знаю, что это Чиньянь. Я сюда через полмира ехала. Поэтому или ты мне сейчас откроешь, или узнаешь, какие драконы бывают в Белолесье. Мало не покажется.

По ту сторону разворчались на тему «ездют тут всякие», но ворота открыли. Как раз в тот момент, когда из-за поворота вынырнули те четверо. Я скоренько втащила лошадь с повозкой и, прежде чем гнусавый человек успел захлопнуть за мной ворота, показала лиходеям язык.

Передо мной стоял крепкий низкорослый мужичок, смуглый, с тонкими длинными усиками, одетый в темный стеганый тулупчик и штаны, заправленные в валенки с загнутыми вверх носами. За спиной у мужичка торчали лук и колчан, а на поясе висела кривая сабля.

Задрав голову, я обнаружила на стене похожих мужичков, которые лениво выпускали стрелы вслед улепетывавшим лиходеям.

– Чего надо? – на плохом чужедольнем спросил мужичок.

Я повторила. Он прищурился, с ног до головы меня озирая: нечесаные патлы, рваное грязное платье, извазюканные Благоухающим дерьмом юбки… Невеста императора, ага.

– Невесты едут там, – он махнул рукой.

– Я не успела на корабль.

Мужичок качал головой и цокал языком до тех пор, пока я не догадалась залезть в кошелек и достать серебряную монетку. Мужичок отвернулся и уставился вдоль стены с нарочито безучастным выражением лица. Я сунула монетку ему за пояс. Мужичок не сдвинулся с места. Я достала золотую монетку, покрутила ею у него перед носом и отправила вслед за серебряной.

Мужичок, насвистывая, повернулся спиной. Я попятилась, вскарабкалась на повозку и дала деру.

Солнце все снижалось и розовело, а мы наяривали меж полей, зелеными ступенечками спускавшихся по горам и порой сменявшихся широкими пастбищами. И те, и другие чередовались с лысоватыми кручами, покоившимися на туманных постелях и утыканными пучками хвойных лесов. Блеснула медленная речка, золотая в закатных лучах, на ней мужик в лодке сидит, рыбу удит.

Поселения ютились на берегах рек и в долинах, теснились на склонах гор, порой встречались кучки торчащих средь полей глинобитных хижин. В одной из них мне удалось сторговаться насчет ночлега, и к исходу следующего дня передо мною наконец нарисовалась императорская столица Шихао: большущий город, опоясанный каменною стеною. Протрюхав через поля, я остановилась у ворот.

– Шихао? – спросила у, судя по грозному виду, стражника – мужика в черном халате с широким поясом и в широких штанах. Тоже у него были сапоги с загнутыми носами. В руках стражник держал нечто вроде копья.

Он кивнул, не взглянув на меня и не изменившись в лице. Я пожала плечами и въехала в город.

Он немного походил на Фуньчо: тоже куча народу на улицах и неба не видать, но порядка все-таки больше. Строения в одно-два этажа, с балконами и загнутыми крышами, стоят плотно. По обеим сторонам улиц – почти везде торговцы с разнообразным товаром: едой, хозяйственной утварью, побрякушками, ленточками. Потише, почище, чем в Фуньчо, да и дела никому до меня нет. Едет себе оборванка, и пусть ее. Я пустила лошадь шагом, размышляя, что делать.

Вдруг поднялась суета. За несколько улиц от меня запели рога, и все стали жаться к стенам. Поскакали чернохалатные стражники на лошадях, разгоняя народ, и мне тоже пришлось затесаться в первый попавшийся уголочек.

А дальше, сопровождаемая стражниками, потянулась вереница открытых повозок, в которых восседали девки всех мастей. Они перекрикивали друг друга и тыкали во все стороны пальцами. Богато и скромно одетые, белые и смуглые, светлоголовые и черненькие, они хихикали, трещали и судачили на все голоса.

Невесты! Я тишком, по шажочку вывела лошадку из закутка и пристроилась со своей убогой повозочкой в хвост, будто тут мне всегда было и место.

– Ты! – черный подъехал и тычет в меня копьем. – Вон! Вон!

Я вспомнила Барбарины уроки. Наморгала слез, глаза вытаращила, губки бантиком сложила, ресницами захлопала.

– Невеста! – тычу себя в грудь. – Камичиро! Опоздала корабль! Ехала сама!

Тот хмурится.

– Подарки! – показываю на сундук. – Подарки для Камичиро!

«Дай ему понять, что он самый сильный, самый важный, – говорила Барбара. – Что он твой герой».

Я сложила ручки и посмотрела стражнику в глаза, вообразив, будто он только что спас меня от трехглавого змея. А сам из себя красавец и в сундуках у него золотище.

Тот фыркнул и унесся куда-то вперед. Уф. Ладно.

– Давай сюда.

С повозки, ехавшей передо мной, ко мне обращалась огромная женщина в кольчуге. Из-под рогатого шлема на могучую грудь спускались две толстые рыжие косы. По веселому лицу щедро рассыпались веснушки. Прочие невесты в повозке делали вид, что меня нет.

– Перелезай, говорю. Во дворец тебя с твоей клячей не пустят.

Богатырша соскочила, без видимых усилий подняла мой сундук и прямо на ходу зашвырнула в повозку под ноги девкам, вызвав тем самым недовольное шипение, на которое не обратила ровно никакого внимания. Потом помогла забраться мне, опять же на ходу, и устроилась рядом.

– Я Брунгильда.

– Малинка. А с лошадью что?

Моя помощница осталась стоять посреди улицы, одинокая и бесхозная. Мне даже показалось, она с тоской смотрит мне вслед. Хотя, может, это был упрек за то, что без всякой жалости гоняла ее по долинам и по взгорьям.

Брунгильда махнула веснушчатой ручищей.

– Не пропадет.

И точно, не успели мы повернуть, а какая-то догадливая старушонка уже выскочила на дорогу чуть не под копыта стражниковым лошадям и давай тянуть клячу за собой. Уронив пару слезинок, я пожелала лошадке хороших хозяев. Все-таки она увезла меня от разбойников. Но и правда, не брать же ее с собой во дворец…