Ключи работают просто. Ты берешь, запихиваешь их абсолютно в любую замочную скважину, хоть в дверцу шкафа, поворачиваешь ключ три раза, и вуаля. Теперь за дверцей твоего шкафа не четыре отглаженных форменных пиджака, а гулкий зал Вестминстерского аббатства, или какого-нибудь другого храма, куда загадаешь, туда и попадешь.

Перед тем как все-таки толкнуть дверь, я замираю, прислоняясь лбом к теплому дереву. Сегодня могу себе позволить, сегодня никто не дышит мне в спину и не торопит, потому что “я тороплюсь увидеть сына, а ты тут копаешься”. Да и сегодня потряхивает меня совсем не от того, что я боюсь видеть отца и угрызаться совестью от того, как я его подвела. Сегодня я намерена пойти на серьезную авантюру. Ну, по крайней мере, для меня это точно авантюра.

– Все будет хорошо, Агата, – тепло щебечет за моей спиной Молли, и я слабо улыбаюсь. Бывают же такие люди-солнышки, которые пытаются тебя согревать в любое время дня и ночи.

Выдыхаю, толкаю дверь от себя и шагаю в прохладу смертного мира.

В кармане рубашки, у самого сердца лежит сложенная вчетверо кредитная сводка.

Ну что ж, Генрих Хартман, держись.

Я иду по твою душу!

Лететь над смертным Лондоном и не ностальгировать – просто невозможно.

Лондон Чистилищный – это даже не Лондон, там нет ничего привычного, там даже расположение улиц совершенно другое, не говоря о том, что нет никакой привычной архитектуры. Ни тебе Тауэра, ни Биг Бена, ни Лондонского Глаза, хотя это – еще самые поверхностные отличия.

А мне не хватает лондонских улиц, не хватает аллей Сент-Джеймского парка, по которым мы с Ханни гуляли по выходным, не хватает общественного Сада в Сент-Данстане, в котором часто рисовала летом, сбегая с последних пар в академии.

Одно обидно, когда ты оказываешься в смертном мире – он крутится без тебя. И Ханни растет без меня, и подружка по академии, та самая, с которой мы фотографировались на обшарпанной, но такой потрясающе живописной Принслет-стрит – она вышла замуж в прошлом месяце. Я должна была быть подружкой невесты и крестной её ребенка, но мне, увы, – уже не до этого.

Для смертного мира я призрак, причем невидимый. Демоны меня видят, собственно поэтому я приземляюсь, только когда нахожу нужную улочку и нужный ресторан.

Найтсбридж… Ничего себе, в дорогой район занесло Генри. Здесь хорошие виды, хорошие заведения, а я-то думала, что это будет какой-нибудь дешевый ночной клуб и какая-нибудь случайная девица, которая вдруг подвернулась ему под руку, пока он искал, с кем бы ему поразвлечься.

Проходить в ресторан мне нет необходимости. Те, кого я ищу, сидят на летней веранде, за одним из столиков, ближайших к улице.

Генри сложно не заметить с его-то рыжей гривой, пусть и собранной в хвост, а напротив демона сидит брюнетка. Зрелая, вполне привлекательная, кстати, мой придирчивый взгляд не замечает откровенных изъянов, хотя она же из Найтсбриджа, наверняка есть деньги на косметолога и парикмахера. Полновата чуть-чуть, но в том виде, в котором обычно это добавляет женщинам только аппетитности.

А Генри люди видят… Вот эта девушка его точно видит. Хотя, чем сильнее демон, тем дольше он может удерживать себя в видимой и осязаемой смертными форме. Человек не увидит только того, что ему видеть не положено – например, рогов, и прочих демонических меток.

Я стою шагах в семи от Генри и в принципе опознала его только по волосам, хотя ладно, рога у него тоже очень приметные. Он времени не терял, уже где-то прибарахлился. На демоне какая-то черная кожаная куртка, и уже даже это подчеркивает линию его плеч. И джинсы, не пойми откуда взятые, отлично, кстати, сидящие на его бедрах…

Черт, Агата, ты тут не для этого вообще-то…

Но эстетичная картинка же! Ведь я уже говорила – телосложение у Генри такое, что если бы он позировал в художественной академии – с высокой степенью вероятностью, ему пришлось бы отбиваться от орды озабоченных первокурсниц.

Я привыкла смотреть на мир вот этим взглядом, очерчивающим контуры предметов и перекладывающим их на бумагу, отмечать достоинства, думать над тем, как превратить какие-то изъяны картинки в фишечки.

Знаете, сколько раз я срывала Джону обеды? Только из-за того, что меня озарило вдохновением и желанием срочно-срочно набросать его профиль.

Я не слышу, о чем говорит своей собеседнице Генри, он делает это настолько приглушенным и интимным шепотом, что ясно – ничего приличного он там ей не рассказывает. А девушка – девушка вообще ничего не ест, и вообще вот-вот растечется по столику.

Она заворожена, это очевидно. Я отсюда вижу, как она облизывает губы, как пылают её щеки.

И я её самую капельку понимаю.

Всякое движение Генри – плавное, неспешное, в них сквозит этакая ленца, и это действительно гипнотизирует.

Он всего лишь чуть склоняется через столик, подцепляет пальцами прядь волос женщины, а у меня уже ощущение, что я подглядываю за тем, как он её раздевает. Впрочем, я не одна такая, женщина за столиком Генри в этот момент явно близка к обмороку от восторга. Наверное, встреть она Тома Круза, и то меньше была бы впечатлена.

Нет, ну не гад ли, а? Меня отравил, сбежал, подставил под целую кучу неприятностей, и сейчас сидит тут… Развлекается…

Я лишь крепче сжимаю лямку рюкзака на своем плече и шагаю вперед.

В конце концов, я сюда и явилась для того, чтобы “испортить ему малину”. Потому что новые списания по кредиту мне совсем не желательны. И так ушла по уши в долг.

– Лана, я отлучусь ненадолго, – очень многообещающе произносит Генри, хотя мне до него остается еще пара шагов. Это из-за меня? Я настолько громко топаю, что демоны слышат меня за километр?

– Ну, если ненадолго, – томно откликается Лана, Генри же “на прощанье” касается самых кончиков её пальцев губами. Это вроде невинно, но от этого жеста у меня аж дыхание перехватывает. Лана же явно не против, чтобы ей принесли ведерко из-под шампанского, без шампанского, но с горкой льда сверху.

Там, на Холме Исчадий, мне, кажется, совсем не показалось, что этот мужчина прекрасно знает, как задурить голову женщине.

Демон же поднимается из-за стола и неторопливо шагает внутрь ресторана.

Я иду за ним. Ну, не ждать же мне у столика Ланы, так ведь? Она-то мне абсолютно не нужна сейчас. А там, может, мне удастся с ним все-таки заговорить? Окликнуть?

До меня доходит, что я совсем не знаю, что ему сказать сейчас. Что? Не надо, пожалуйста, соблазнять эту женщину, Генри, она замужняя, и вообще ты этим вгоняешь в долги меня.

Ага, так ему и важно, что его грехи теперь аукаются и мне.

Я все равно не успеваю ничего придумать, потому что хлопает дверь за моей спиной. Дверь, которая прячет Генри от глаз смертной, с которой он тут был.

И в эту же секунду демон резко разворачивается и бросается на меня.

Я не успеваю толком испугаться. Движения у Генри слишком быстрые, я просто успеваю заметить какую-то быструю тень, а уже секунду спустя мир замирает снова. Только условия изменились.

Демон прижимает меня к стене – и нет, абсолютно не романтично, как это я видела в фильмах еще при смертной жизни, не грудь к груди. Меня уткнули лицом в шероховатую декоративную штукатурку, руки бы вырвать тому дизайнеру, который разрабатывал проект для этого ресторана.

И я сейчас хорошо ощущаю всю демоническую силу – ну, а может, не всю, но ему достаточно одной ладони, чтобы удерживать вместе мои выкрученные руки.

Вторая ладонь… Вторая ладонь шарится по моим карманам. Я понятия не имею, что он пытается там найти, у меня вообще ощущение, что ничего, и вообще у этого действия совсем другие цели.

И это ужасно бесит.

– Прекрати это делать, – выдыхаю я раздосадованно. – Прекрати меня лапать, черт тебя возьми.

–А то что? – от его яростного тона у меня волосы на спине встают дыбом. – Что ты мне сделаешь, птаха? Помолишься?

На самом деле, я могу. Есть защитные молитвы, только глаза прикрой и начни шептать, вот только на сильных демонов они почти не действуют.