Детство, полное стыда, научило нас в любых обстоятельствах автоматически винить и предавать себя. Хотя эта реакция предсказуема и устойчива, её сложно заметить, пока мы не начнём выздоравливать. Вместо того чтобы подумать о разнообразных вариантах и затем действовать, мы предпочитаем реагировать сразу.

Чувство вины, которое мы испытываем, защищая себя, корнями уходит в детство, когда нам не давали просить о том, что было нужно. Беспощадное осуждение передалось нам от жестоких и гиперкритикующих родителей. В детстве наши потребности не удовлетворяли, мы никогда не слышали похвалы. Мы были уязвимы, но в ответ на выражение самых базовых потребностей нас только стыдили: «Какая ты эгоистка, – говорили родители. – А ты о ком-нибудь кроме себя думаешь? Ты что, решила, что я деньги печатаю?»

Мы выросли, но хорошо запомнили родительскую реакцию. Боль отверженности и стыда снова возвращается, когда мы пытаемся говорить о своих потребностях. Поэтому многие из нас вообще ни о чём не просят, лишь бы избежать этой боли. А другие манипулируют, чтобы обрести желаемое, но всё равно не становятся счастливее. Даже получив что-то, мы понимаем: этого недостаточно.

Восьмая черта:

Мы стали зависимы от эмоционального возбуждения.

Когда один из основателей ВДА, Тони А., писал этот пункт, он изначально сформулировал его так: «Мы стали зависимы от страха». Для большей ясности Тони заменил «страх» «эмоциональным возбуждением». В любом случае взрослые дети пользуются и тем, и другим, чтобы имитировать жизнь, когда на самом деле только воссоздают образы родительской семьи. Сплетни, драматические сцены, ожидание финансового краха, расшатанное здоровье, – в этом клубке хаоса взрослый ребёнок пытается почувствовать жизнь. Хотя подобное поведение редко встречается в чистом виде, именно оно и есть «зависимость» от возбуждения и страха.

Мы выросли в хаосе или наоборот – в среде гиперконтроля, наш внутренний компас размагнитился и теперь постоянно указывает в сторону эмоционального возбуждения, боли и стыда. Наш эмоциональный мир похож на большую аптеку. На одних полках плотными рядами стоят склянки, полные возбуждения, едкого стыда, ненависти к себе, неуверенности и напряжения. На других теснятся канистры похоти, страха и тревоги. Как бы странно это ни звучало, но мы можем специально искать ситуации, в которых испытаем воздействие одного из этих «наркотиков». Мы создаём хаос, чтобы почувствовать возбуждение. Или откладываем работу на последний момент, чтобы погрузиться в стресс. До прихода в Программу мы выбирали отношения, которые заново пробуждали детскую неприкаянность, потому что нормальным нам представлялось только состояние тоски, загнанности и стыда. В те моменты мы будто оживали благодаря возбуждению, но на самом деле так и оставались в своём неисцелённом детстве. Многие чувства, которые мы успешно подавили, теперь превратились во внутренние наркотики; они вынуждают нас вредить себе и окружающим. Без посторонней помощи нам никогда не узнать, что такое душевный покой и истинная безопасность. У нас нет опыта этих состояний, ведь дома никогда не было ни спокойно, ни безопасно. Если у нас не будет ВДА, вполне возможно, что эмоционально здоровые люди покажутся нам странными или скучными.

Десятая черта:

Мы запрятали вглубь себя чувства из травмирующего детства и утратили способность испытывать или выражать их, потому что это причиняет слишком сильную боль (отрицание).

Десятая черта касается телесного аспекта болезни семейной дисфункции. Как мы помним из модели болезни ВДА, дисфункция поражает тело, разум и дух взрослого ребёнка. Медицинские исследования показывают, что последствия травм и пренебрежения, пережитых в детстве, хранятся в теле и психике. Исцеление эмоциональных и физических травм невозможно, если не заниматься их первопричиной. Взрослые дети с помощью диссоциации разрывают связь с телом, за счёт чего могут вполне успешно функционировать в обществе. Однако спрятанные травмы никуда не исчезают, из них формируются депрессия, панические расстройства, гиперактивность или, наоборот, заторможенность и упадок сил. Избегание травмы и диссоциация приводят к тому, что Взрослые дети искренне недоумевают, когда психолог предполагает, что они подавляют или не чувствуют свои чувства.

Двенадцатая черта:

Мы – зависимые личности; мы панически боимся быть брошенными и делаем всё, чтобы удержать отношения, лишь бы не испытывать болезненное чувство покинутости, доставшееся нам от жизни с нездоровыми людьми, которые никогда не были эмоционально с нами.

Четырнадцатая черта:

Параалкоголики (созависимые) скорее реагируют, чем действуют.

Взрослые дети – зависимые люди, которые считают насилие и неподобающее поведение нормой. Даже если они жалуются на насилие, то верят, что никак не могут оградить себя от него. Не получая помощи, взрослые дети не способны отличить любовь от жалости и выбирают партнёров, которых могут жалеть и спасать. Выгода здесь состоит в том, чтобы чувствовать себя нужными и не страдать от одиночества. В таких отношениях мы теряем собственную волю и начинаем считать их безвыходными. Одни используют навыки из Списка, чтобы вырвать хоть кроху внимания. Другие прибегают к описанным чертам, чтобы создать в партнёре удушающее чувство зависимости. Только в выздоровлении мы получаем ту поддержку и информацию, без которых невозможно осознать свою проблему. Проверенное решение мы найдём в ВДА.

Ниже мы приводим вопросы, которые помогут определить, была ли в семье дисфункция. Если ваши родители не пили сами, возможно пили их родители, и это они передали болезнь семейной дисфункциональности вашему отцу или матери. Дом без алкоголя и наркотиков может быть таким же небезопасным, хаотичным и холодным, как дом алкоголика.

Эти вопросы помогут увидеть, как жизнь рядом с алкоголиком сказывается на детях, даже годы спустя после ухода из родительского дома. Они применимы и к тем людям, которые выросли в среде злоупотребления едой, сексом, работой и религией. Приёмные дети также обнаружат, что многие вопросы им близки и понятны.

1. Помните ли Вы, чтобы кто-то в семье пил, употреблял наркотики или имел другие привычки, которые Вы сейчас сочли бы дисфункциональными?

2. Пытались ли Вы не приводить в дом друзей, потому что дома пили или там присутствовала иная дисфункция?

3. Один из родителей оправдывал алкоголизм или другое нездоровое поведение второго?

4. Были ли Ваши родители настолько сосредоточены друг на друге, что не замечали Вас?

5. Родители или родственники часто ругались?

6. Верно ли, что Вас втягивали в скандалы и размолвки, просили принять сторону одного и выступить против другого?

7. Пытались ли Вы ограждать своих братьев и сестёр от пьянства или другой семейной дисфункции?

8. Став взрослым человеком, ощущаете ли Вы себя зрелым? Вам не кажется, что внутри Вы остались ребёнком?

9. Родители по-прежнему обращаются с Вами, как с ребёнком? Продолжаете ли Вы в их присутствии играть свою детскую роль?

10. Вы считаете себя ответственным за чувства и переживания родителей? Верно ли, что другие родственники обращаются к Вам со своими проблемами?

11. Вы боитесь властных фигур или разгневанных людей?

12. Верно ли, что Вы часто ищете одобрения и похвалы, но когда слышите комплимент, не можете его принять?

13. Вы воспринимаете критику как нападение?

14. Случалось ли Вам полностью посвятить себя какому-то делу, а потом сердиться за то, что другие не ценят Вас?

15. Как Вы думаете, Вы должны нести ответственность за чувства или поступки другого человека?