— Замолчи! — крикнул Саша. И еще он добавил что-то, но очередной самолет, яростный, как гнев, заглушил его слова.

До леса они шли молча. Ласточка уже ни о чем не спрашивала. В лесу было грязно и скользко. Мокрые ветки хлестали по лицу. И Саша, и, тем более, Ласточка выбились из сил.

— Не дойдем, к черту! — наконец сказал Саша. — Я растер ногу. Отдохнем?

— Да…

— Здесь поблизости пустующая избушка лесника. Один раз я видел около нее немца. Но это было днем. Ночью они боятся показываться в лесу.

— Как хочешь, Саша.

Добравшись до избушки, они для предосторожности постояли возле минут пять, потом Саша вошел.

В помещении было тепло, сухо. Возле стенки были устроены нары, на которых вполне могли уместиться, не стесняя друг друга, два человека.

Саша и Ласточка поели хлеба и холодного мяса. Ласточка захватила даже соли — умница девушка!

— Ты чутко спишь? — спросил Саша.

— Очень.

— В случае чего, буди. Я прошлую ночь почти не спал. Выскакивать будем вот в это окно.

Это он сказал на всякий случай. Предосторожность в такое время была не лишней.

— Я могу не спать, — сказала Ласточка.

— Если сможешь. Я не смогу.

— Я не буду спать, — сказала Ласточка.

СОН

…Сашу толкнули в бок, он вскочил и, пошарив вокруг себя рукой — автомата не было! — выпрыгнул в окно. Зазвенели, посыпались стекла.

Саша оглянулся: бежит ли за ним Женя?

Но Женя бежала впереди него.

«Она же выскочила первой», — подумал он.

Он слышал голоса Павловского и Юкова. Они гудели над головой. Кричал что-то Фоменко. А Сергей Иванович стоял на холме и показывал на Сашу рукой.

Саша бежал легко, быстро, радостно. Он чувствовал себя невесомым, неуязвимым, бессмертным…

Но это было когда-то давно.

Потом было лето. Цвели цветы. Кружился над цветком мохнатый шмель.

Саша и Женя шли по лесу, взявшись за руки.

— Куда ты меня ведешь? — спрашивала Женя. На ней было легкое, прозрачное платье и сама она, длинноногая, стройная, казалась легкой и прозрачной.

— Узнаешь, — отвечал Саша. — Я давно хотел показать тебе одно место. Там я закончил путь на войне.

— Война, — вздохнула Женя, — как давно это было! Я была совсем маленькой! А теперь я старушка.

— Ты прекрасна! — сказал Саша.

— Да, я прекрасна, потому что я — одна такая на этом свете. И потому я прекрасна.

— Другой, на тебя похожей, нет.

— Я давно это знала.

— Красота делает женщину гордой.

— Это чудесно!

— И изменчивой…

— Это еще чудесней!

— Измена и красота — разные вещи. Я ушел с твердым убеждением, что это так.

— Но жизнь не прекратила свое течение. Жизнь подсказала новые решения.

— Измена есть измена, а красота есть красота! — сказал Саша. — И пусть эти слова напишут вот здесь.

— А что это? Что это за холмик? — спросила Женя. — Здесь растут цветы и летают пчелы. Что это?

— Это могила.

— Чья могила?

— Это могила Александра Никитина.

— Саши Никитина? Саши?

— Да, это я здесь лежу. Я убит осенью тысяча девятьсот сорок первого года.

— Как давно это было!

— Но я помню те дни так же хорошо, как будто это было вчера.

— Ты не знаешь, что было дальше.

— Знаю. Мы победили!

— В этом нет никакого сомнения.

— И покарали отступников.

— Да.

— Покарали Женю Румянцеву.

— Нет. Ее не было в позорных списках.

— Как удалось избежать ей расплаты?

— Она умерла высоко над землей, и глаза ее были подняты к небу.

— Ты напрасно защищаешь ее.

— Я защищаю себя.

— Предоставь эту возможность людям.

— Ты один из них, но ты ведь ошибся.

— Народ не ошибается.

— Народ поставил нам памятник.

— Где же он?

— В сердцах людей.

— В моем сердце — любовь и ненависть.

— Кого ты любишь? Кого ненавидишь?

— Я люблю Женю Румянцеву! Я ненавижу Женю Румянцеву.

— А я люблю, люблю, люблю Сашу Никитина.

— Ты — Женя Румянцева?

— Я — Женя Румянцева.

— Ты не ранена? Тебя не задела пуля?

— Нет, я живая, теплая. Дотронься до меня. Положи свои руки сюда.

— Я дотронулся. Я положил. Но я ничего не чувствую. Женя, где ты?

— Я далеко. Прощай, Саша!

— Женя, где ты? Вернись!

— Прощай, Саша! Мы не встретимся больше. Но я приду на твою могилу.

— Я не умер! Я жив!

— Ты умер, но ты еще не знаешь об этом. Прощай, Саша!

— Ты говоришь «прощай», а сидишь со мной рядом.

— Саша, Саша, Саша!..

У ног Никитина плакала Ласточка.

Саша вскочил, пошарил вокруг рукой — автомата не было!

— Любочка, ты что? В чем дело?

— Саша я, б-боюсь! Ты так страшно… кричишь… так разговариваешь во сне!

— Фу! И в самом деле… что это мне приснилось! — пробормотал Саша. — Ты давно проснулась?

— Я не спала.

— Почему?

— Не знаю… Скажи мне все-таки, Саша, что случилось с Женей?

— Жени нет, нет! — крикнул Саша. — Она изменила!

— Не может быть! Она не такая.

— Не говори мне больше о ней.

Саша вышел.

Ярко горели в небе холодные осенние звезды. В воздухе пахло морозцем. Небо на востоке светлело. Непроницаемая тишина тяжело давила на плечи.

— Светает, — сказал Саша, входя в избушку. — Надо идти. Ребята, наверное, волнуются…

Они пришли на место, когда совсем рассвело.

Не доходя до землянки, Саша остановился. Люба с тревогой взглянула на него.

Саша стоял и, нахмурив брови, смотрел в одну точку, словно увидел что-то недоброе.

Он увидел, что землянка и все, что вокруг нее, — как было, так и осталось. А он сказал, уходя в город, чтобы строили еще одну землянку…

Саша заложил два пальца в рот и ожесточенно свистнул. Из землянки выскочил Сторман. Он увидел Сашу и… заплакал. В руках у него был зажат автомат.

— Саша! Вернулся… А я думал… — прошептал Сторман, смахивая слезы со щек рукавом куртки.

— В чем дело? Где остальные? — спросил Саша.

— Ушли. К Белым Горкам. Увел Борис Щукин.

— Как он посмел? — воскликнул Саша.

— Он передал, чтобы и мы не теряли времени…

— Никогда!

— Он оставил тебе записку.

— Разорви.

Саша опустился на трухлявый пенек, сказал сквозь зубы:

— Спасибо, приготовили сюрприз. Он же погубит отряд!

— Погубит, — подтвердил Сторман. — Я категорически отказался. Они не взяли даже оружия. Один пистолет — и только.

Саша долго сидел на пеньке, обхватив голову руками, думал…

БОЙ

Трое.

Может быть, их станет больше, но пока — трое, из них одна девушка, Ласточка.

Но и трое — отряд. Впрочем, пусть не отряд — группа. Все равно — боевая единица.

К такому выводу пришел Саша, поразмыслив, что же все-таки делать. Возможность уйти вслед за Борисом и другими к Белым Горкам он сразу же отбросил. Он останется в лесах северной части области и докажет, что и здесь можно сражаться. Да, сражаться! Убивать врагов, уничтожать технику. Пока что они только разговаривали об этом. Целую неделю разговаривали, дискутировали. Хватит!

Саша так и сказал Вадиму и Ласточке:

— Хватит, ребята, пора и за дело! Завтра утром пойдем на первое боевое задание. Где фашистов встретим, там и убьем! Это ведь позорно — сидеть в лесу с заряженными автоматами! Нам Родина не простит.

— Да, — подхватил Сторман, — Борька Щукин утверждал, что этот лес — неудобный для партизанской деятельности, нет близко важных дорог, но позавчера, перед уходом ребят, мы с Семеном ходили на север и вот что обнаружили: немцы строят аэродром. Близко, километрах в десяти! А еще ближе у них — хранилище горючего. На усадьбе МТС стоит цистерн тридцать, не меньше.

— Это точно?

— Я сам видел.

— Собирайся, Вадим, пойдем в разведку.

— Саша, возьмите и меня! — взмолилась Люба. — Я же не отсиживаться сюда пришла…

— Приведи в порядок землянку, — сказал Саша. — Не последний раз идем. Еще хватит работы.