– Кто этот джентльмен, о котором вы говорите?
– Мистер Каспар Гудвуд из Бостона. Он всегда оказывал Изабелле очень большое внимание… предан ей всей душой. Он приехал сюда вслед за ней и сейчас остановился в Лондоне. Я не знаю его адреса, но, думаю, смогу узнать его.
– Никогда о нем не слышал, – сказал Ральф.
– А почему вы должны были о нем слышать? Он о вас наверняка тоже не слышал, но это не причина, по которой Изабелла не должна выходить за него.
Ральф улыбнулся.
– Да у вас просто страсть женить людей! Помните, как вы на днях убеждали жениться меня?
– Я оставила эту мысль. Вы пока не прониклись подобными идеями. А мистер Гудвуд способен воспринимать советы – именно поэтому он мне нравится. Он отличный человек и настоящий джентльмен. Изабелла это знает.
– Она испытывает к нему нежные чувства?
– Если нет, то нужно этого добиться. Он просто бредит ею.
– И вы хотите, чтобы я пригласил его сюда, – задумчиво произнес Ральф.
– Это был бы акт подлинного радушия.
– Гудвуд[19]… – размышлял Ральф. – Замечательная фамилия.
– Меня не интересует его фамилия. Если бы он был Иезекилем Дженкинсом, я сказала бы то же самое. Это единственный человек, которого я считаю достойным Изабеллы.
– Вы необыкновенно преданный друг, – заметил Ральф.
– Конечно. Если вы сказали это, чтобы посмеяться надо мной, мне все равно.
– Я сказал это вовсе не для того, чтобы посмеяться над вами. Я просто потрясен.
– Вы насмехаетесь еще больше, чем обычно. Но я не советую вам смеяться над мистером Гудвудом.
– Уверяю вас, я абсолютно серьезен. Вы должны мне поверить, – сказал Ральф.
Его собеседница сдалась.
– Я верю вам. Теперь я вижу – вы даже слишком серьезны.
– Вам не угодишь.
– О, вы действительно слишком серьезно все это восприняли. Боюсь, вы не пригласите мистера Гудвуда.
– Не знаю, – ответил Ральф. – Я способен на странные поступки. Расскажите мне немного про этого мистера Гудвуда. Каков он?
– Полная противоположность вам. Руководит прекрасной фабрикой по переработке хлопка.
– Приятные ли у него манеры? – поинтересовался Ральф.
– Он прекрасно воспитан – в американских традициях.
– Легко ли он войдет в наш маленький круг?
– Не думаю, что ему есть дело до нашего маленького круга. Он сконцентрирует внимание на Изабелле.
– А понравится ли это кузине?
– Вполне вероятно, что совсем не понравится. Но это будет для нее полезно. Ее мысли вернутся в прежнее русло.
– Вернутся… откуда?
– Из дальних стран и других чуждых ей мест. Три месяца назад Изабелла давала мистеру Гудвуду множество поводов надеяться на взаимность, и с ее стороны недостойно поворачиваться спиной к настоящему другу только потому, что она переехала на другой континент. Я тоже переехала, но от этого мои старые привязанности стали мне только дороже. Мое глубокое убеждение – чем скорее Изабелла станет прежней, тем лучше. Я достаточно хорошо знаю ее, чтобы понимать, что она никогда не будет здесь по-настоящему счастливой. Я хотела бы, чтобы она укрепила свою связь с Америкой – это стало бы ей защитой.
– А вы не торопитесь? – поинтересовался Ральф. – Вы не думаете, что должны дать ей возможность поискать счастья в доброй старой Англии?
– Возможность разрушить свою прекрасную молодую жизнь? В деле спасения утопающего нет понятия «торопиться»!
– Значит, как я понял, – сказал Ральф, – вы хотели бы, чтобы я бросил ей за борт мистера Гудвуда в качестве спасательного круга. А вы знаете, что при мне она даже ни разу не упомянула его имени?
Генриетта Стэкпол просияла.
– Я восхищена! Это только доказывает, как много Изабелла о нем думает.
Казалось, Ральф признал, что в этом был определенный смысл, и погрузился в раздумья, в то время как собеседница «пожирала» его вопросительным взглядом.
– Боюсь, что если я приглашу мистера Гудвуда, – произнес он, – между нами будут постоянные ссоры.
– Это совершенно ни к чему. Он прекраснейший человек.
– Определенно, вы сделали все, чтобы я его возненавидел! Не думаю, что я могу пригласить его сюда. Боюсь, я буду неучтив с ним.
– Как вам угодно, – сказала Генриетта. – Я понятия не имела, что вы тоже влюблены в нее.
– Вы и вправду так думаете? – спросил молодой человек, подняв брови.
– Конечно – вы ведь впервые даже заговорили человеческим языком! Разумеется, я так думаю, – весело ответила Генриетта.
– Хорошо, – произнес Ральф, – чтобы доказать вам обратное, я приглашу его. Конечно, ради вас.
– Он приедет не ради меня. А пригласите вы его для того, чтобы себе доказать, что вы не влюблены в нее. Не мне.
Последние слова мисс Стэкпол (после которых собеседники расстались) содержали долю правды, которую Ральф Тачетт был вынужден признать. Несмотря на то что молодой человек считал более неразумным сдержать свое слово, чем не сдержать, он все же написал мистеру Гудвуду письмо в шесть строчек, выразив удовольствие, которое тот мог доставить мистеру Тачетту-старшему, присоединившись к их маленькой компании в Гарденкорте, украшенной присутствием мисс Стэкпол. Отправив свое послание на адрес банкира, подсказанный Генриеттой, он стал в некотором беспокойстве ждать. Ральф услышал имя Каспара Гудвуда действительно впервые, но знал о его существовании: мать сразу после приезда упомянула о некоем «воздыхателе» Изабеллы. Вся эта история показалась Ральфу не очень реальной, и он не стал утруждать себя и задавать вопросы, ответы на которые могли только внести дальнейшую неясность или оказаться просто неприятными. И вот теперь этот воздыхатель Изабеллы обрел плоть и кровь, приняв облик молодого человека, который приехал в Лондон вслед за ней, который управлял фабрикой по переработке хлопка и обладал манерами в американском стиле. Ральф имел в отношении его две теории. Или его страсть являлась сентиментальной выдумкой мисс Стэкпол (между особами женского пола всегда существовало молчаливое соглашение, рожденное женской солидарностью, придумывать друг для друга поклонников), и в этом случае мистера Гудвуда не стоило опасаться, поскольку он вряд ли примет приглашение. Если же молодой человек решит приехать, тогда он выкажет себя личностью слишком неразумной, чтобы принимать его всерьез. Последнее соображение Ральфа могло показаться несколько нелогичным, но оно было вызвано убеждением, что если мистера Гудвуда так серьезно интересовала Изабелла, как утверждала мисс Стэкпол, то он не стал бы стремиться приехать в Гарденкорт по вызову Генриетты.
«Если верно второе предположение, – сказал себе Ральф, – то Генриетта для него как бельмо на глазу – он же имеет представление о тактичности этой дамы».
Два дня спустя Ральф получил короткую записку от мистера Гудвуда, в которой с благодарностью и сожалениями сообщалось, что множество дел не позволяет ему нанести визит в Гарденкорт, и расточались множественные комплименты мисс Стэкпол. Ральф протянул записку Генриетте, которая, прочитав, воскликнула:
– Никогда не читала ничего более чопорного!
– Боюсь, он не так уж интересуется кузиной, как вы предполагаете, – заметил Ральф.
– Не в этом дело. Причины гораздо глубже. Он – глубокая натура. Но я намерена узнать все до конца и напишу ему, чтобы узнать, что это значит.
Отказ незнакомца слегка взволновал Ральфа. С того момента, как тот отклонил приглашение в Гарденкорт, он почему-то приобрел в глазах Ральфа гораздо большее значение. Ральф спрашивал себя, какая, собственно, ему разница, к какому стану – «сорвиголов» или «увальней»[20] – относится тот или другой поклонник кузины? Он же не соперник им – пусть творят все, на что способны, ему-то что. Тем не менее Ральфу было любопытно, выяснит ли мисс Стэкпол причины непреклонности мистера Гудвуда. Впрочем, любопытство его так и осталось неудовлетворенным – когда три дня спустя он поинтересовался у мисс Стэкпол, написала ли она в Лондон, та была вынуждена признаться, что не получила никакого ответа. Мистер Гудвуд не счел нужным откликнуться.