Слово возникло само собой, и было признано. Так звалась эта крепость.

Едва волоча ноги от удивления, он поднялся по длинному пандусу к высоким деревянным воротам. Частью сознания он прекрасно понимал, что здесь нет и не может быть ни ворот, ни стен, ни улиц, и все же они окружали его со всех сторон. Он мог протянуть руки и коснуться их.

Подойдя к воротам, Джеймс оглянулся через плечо и увидел, что вертолет исчез. Равнина, еще недавно совершенно безлесая, покрылась деревьями. Эмрис и Рис неподвижно замерли у костра на опушке и молча наблюдали за ним. Торопясь проникнуть в смысл происходящего и опасаясь, как бы оно не исчезло вслед за вертолетом, Джеймс торопливо двинулся дальше.

Миновав ворота, он поспешил по узкой, вымощенной каменными плитами улице к центру крепости, мимо деревянных построек — круглых, вытянутых, — но у всех крутые крыши, крытые соломой. Ему пришло в голову, что это склады и мастерские; и как бы в ответ на эту мысль он услышал призрачный лязг молота по железу и конское ржание. Прямо перед ним за голым двориком возвышался большой пиршественный зал — высокое, прямоугольное здание — намного больше любого другого. Четыре грубо обтесанных дубовых столба по углам, ствол, расколотый вдоль, поддерживает арку из резного камня. Стены представляли собой широкие деревянные панели под высокой соломенной крышей. Косяки дверей и притолоку покрасили: деревянные столбы в красный цвет, каменную притолоку — в синий. Джеймс увидел расписной вход и понял, что это большой пиршественный королевский зал.

Даже не заглядывая внутрь, он знал его устройство не хуже собственного дома в Блэр Морвен. Джеймс вошел. После дневного света здесь было темновато, но можно было разглядеть большой очаг, длинные скамьи и столы. В одном углу на плетеной перегородке висело огромное квадратное знамя: извивающийся красный дракон на зелено-белом поле.

Образ на знамени был примитивным и мощным. Едва взглянув на него, Джеймс почувствовал, как заколотилось сердце. Он словно вырастал над собой, кровь забурлила в жилах.

«Я жил здесь. Я ел за этими столами, я спал под этой крышей».

Мысль потянула за собой целую картину: огонь в очаге и люди на скамьях — едят, пьют, громко обсуждают недавно выигранную битву. Среди остальных заметно выделялся один человек: широкоплечий, высокий, наделенный ощутимой силой военного лидера; вождь в багряном плаще с выбеленным щитом с грубо намалеванным красным крестом. Он разговаривал с двумя близнецами, тоже высокими, с коротко стриженными волосами и золотыми браслетами на голых сильных руках.

Джеймс хотел всмотреться в эти лица, но вдруг ощутил, как потяжелели руки: перед ним стояла женщина: на гладких щеках и высоком благородном лбу нанесены синим цветом знаки, легкая кольчуга воина, но не простая, а сделанная из крошечных серебряных колечек, так что кольчужная рубашка переливалась и мерцала, когда она двигалась. Золотой обруч на ее шее выдавал ее королевский сан. Волосы черные, как вороново крыло, глаза голубые, как лед, под ровными черными бровями. Теплые губы приблизились, руки легли ему на грудь. Она шепнула имя, он почувствовал ее теплое дыхание у себя возле уха, и его охватила такое сильное желание, что сердце подкатило к горлу.

«Я хочу ее! Хочу заняться любовью с этой призрачной королевой!»

Не выдержав напряжения, Джеймс повернулся и быстро вышел из зала обратно во двор. Огляделся, и пошел по одной из улиц. Она привела его к той части крепости, где преобладали каменные постройки — очень старые; камень для них явно добывали в каком-то карьере. У двух домов были даже верхние этажи с квадратными окнами. Еще здесь стояла церковь.

Джеймс не мог бы сказать, почему он решил, будто видит церковь, простое каменное строение выделялось разве что черепичной крышей. Грубая деревянная дверь была открыта; он подошел и заглянул внутрь. За дверью в небольшом зале могло разместиться едва ли больше двадцати человек. Пусто. Только высокая свечная стойка, да каменный алтарь из трех больших камней. На стенах высечены маленькие кресты, а между ними выгравированы слова на латыни.

Латыни Джеймс не знал, но почему-то понимал надписи: «Отец Света, просвети меня», — прошептал он и почувствовал непреодолимое желание войти внутрь.

Он осторожно вошел в помещение. Пахло пчелиным воском и нагаром — как если бы кто-то только что потушил свечу. Он подошел к алтарной плите и встал перед ней, рассматривая глубоко врезанное в камень изображение меча.

Что-то заставило его протянуть руку и коснуться рукояти меча. Под пальцами был холодный камень. Во сне так не бывает! Твердая каменная поверхность не оставляла сомнений. Джеймс отдернул руку, как будто коснулся расплавленного металла.

У двери часовни обозначилось движение, но Джеймс не обернулся. Он знал, что Эмрис последовал за ним в крепость.

— Иногда память может сыграть с человеком злую шутку, — сказал старик.

— Это что, галлюцинация? — спросил Джеймс, не в силах оторвать глаз от меча в камне.

— А ты как думаешь? — спросил Эмрис, входя в часовню.

Неопределенный ответ привел Джеймса в раздражение.

— Да ничего я не думаю! — выкрикнул он. Голос в голом каменном помещении прозвучал странно. Эмрис однако ничего не ответил. Тогда Джеймс сбавил тон и спросил: — Так что со мной происходит?

— Я мог бы сказать тебе, — ответил старик, — но лучше тебе самому догадаться.

— Я не понимаю.

— Вижу. — Он запнулся, и Джеймс понял, что Эмрис едва не произнес имя — его имя.

— Почему вы не хотите сказать?

Изнутри поднималась паника. Джеймсу казалось, что он отчаянно цепляется за отвесную скалу, а опоры под руками крошатся, стоит ухватиться за них. Сделав над собой усилие, он твердо посмотрел Эмрису в глаза и сказал:

— Я был здесь раньше, верно?

— Да.

Больше ни слова, но Джеймсу и не нужны были подтверждения. Все его существо говорило об этом с того момента, когда он ступил на холмистую равнину.

— Боже, помоги мне, — выдохнул он. — Но как это возможно?

Эмрис подошел к нему; Джеймс повернул голову и замер. Силы стремительно оставили его. Старик невероятно изменился.

Глава 15

Да, у этого человека было лицо Эмриса, примерно тот же рост, но он стал намного моложе, и от него исходила дикая, беспокойная энергия, как жар от пляшущего пламени. На голове буйно плескалась грива растрепанных темных волос, а на щеке виднелся слабый след выцветшей татуировки — крошечная спиральная отметина. Джеймс не помнил, чтобы ему хоть когда-нибудь приходилось пользоваться словом «спираль», но тут оно само пришло ему в голову.

Эмрис был одет в длинный плащ в бело-голубую клетку, и пола плаща была перекинута через плечо. Понизу шла оторочка из волчьей шкуры, на плече плащ скрепляла серебряная брошь в виде головы оленя; на шее — массивный торк из чеканного золота. Штаны темно-синие, прошитые серебряной нитью, а на ногах высокие сапоги из мягкой оленьей кожи. В правой руке он держал тот же посох с роговым наконечником, который Джеймс видел в ночь их первой встречи на вершине Уим-Хилл; от Эмриса исходил слабый запах торфяного дыма и свежего зимнего ветра. А глаза… теперь они стали темно-золотыми и ярко светились.

Преображение затронуло не только внешность, это вообще был другой человек. Но Джеймс не сказал бы, что старик принял иной облик, нет, создавалось впечатление, что он наконец-то стал самим собой. Его движения приобрели властный оттенок, но совсем не угрожающий: так один король приветствует другого.

Воздев посох, он протянул другую руку, держа ее ладонью вверх, и отчетливо проговорил:

— Прежде чем вернется Артур, престол Британии станет местом беззакония для нации и позором для народа. — Его голос, богатый и звучный, казалось, доносился из другого мира... или времени? — Но когда Авалон снова поднимется в Лионессе, а Темезида изменит русло, тогда Артур снова станет царствовать над своим народом.