Их были сразу сотни.

Но Либератор опоздал.

Я уже переборол Священное Древо. Ибо никому и никогда нет спасения от Крокодила. Крокодил — та вещь, от которой не спасаются...

Я узрел, что было сокрыто внутри скалы, именно в том месте, о котором говорила Алёна. Она не соврала мне, милая Алёнка, безумная богиня, мать моего сына...

Там в скале был маленький черный шарик. Незаметный. Диаметром в пару сантиметров.

Свернутое подпространство, вроде того, в котором сидел Владимир Соловьев. Вот только это подпространство было сжато уже до практически невозможных размеров и было замаскировано по высшему уровню.

Наверняка его изготовили Схроновы, при участии самого Павла Вечного. Но даже Схроновы были не в курсе, что Император собирается хранить в этом подпространстве само Перводрево, сущность магии...

Мои дальнейшие действия заняли меньше секунды.

Я махнул рукой, ударив по площади телепортацией, и все рыбаки исчезли из залива. Я отправил их вглубь Мальты, прямо на лодках. Мужики, конечно, перепугаются до смерти, зато избегут встречи с ракетами Либератора.

А потом я ринулся вперед, я пробил скалу, внутри которой был сокрыт шарик подпространства, а потом, разломав все защиты, погрузился внутрь шарика...

Ракеты оглушительно ухнули у меня за спиной. Либератор опоздал.

А потом наступила тьма.

И в этой тьме резко проступили очертания огромного зала, без окон и дверей.

Потолок здесь был высоким, как небо. Ввысь возносились белокаменные колонны.

Еще тут было трое Мальтийских рыцарей, последние люди Павла Вечного, верные его приказу сторожить Перводрево даже после смерти Государя...

Рыцари уже хватались за мечи и раздували ауры. У этих рыцарей магический дар, разумеется, сохранился. В этом подпространстве Либератор не мог отключить его, он не имел тут власти.

Я ударил по площади телепортацией и тут же отправил всех рыцарей в ирландский паб в Дублине. Пусть отдохнут...

Моя магия внутри этого подпространства работала безупречно, также как и снаружи.

А в центре зала меня уже ждало ОНО.

Материальное Перводрево. Святая Святых магократии.

Древо оказалось совсем небольшим — оно было, как Алёнка, черным и золотым.

Изящный ствол поднимался на пару метров вверх, кора была черной, как ночь, на Древе шелестели золотые листики, они будто трепетали на невидимом и неощутимом ветру...

На Древе росли золотые плоды — запретные яблоки магократии.

Перводрево издавало мелодичный звон.

Пощады, пощады, пощады...

— Ты знаешь, кто я, — напомнил я Перводреву, — Я не ведаю жалости. То, что должно свершиться — свершится.

Звон золотых листьев вдруг стало тоньше, они затрепетали стремительнее прежнего...

Я дам тебе власть. Власть, власть, власть.

Укуси меня — и получишь всё.

Мой Рюрик...

— Ложь, — бросил я, — Ты отлично знаешь, что Крокодил не способен усвоить твою МОЩЬ. Так что прости меня.

И тогда Перводрево снова заорало, а его аура вспыхнула так ярко, что выжгла мне глаза за мгновение.

Я ослеп, в лицо мне ударил жаркий ветер, состоявший из чистого соляриса, я пошатнулся...

Крики Перводрева терзали мои уши, я чувствовал, как из них капает кровь, одежда на мне вновь загорелась, и теперь я уже не мог её потушить.

Следом за одеждой запылала кожа, она просто плавилась и сходила с меня пластами...

Боль была оглушительной, сводящей с ума.

Но я знал, что делаю. И я двинулся к Древу, преодолевая смертельные потоки соляриса.

Один шаг, второй...

Кости моих ступней уже скребли по полу, мяса и плоти у меня не осталось, я выгорел до голого скелета.

И кости мои почернели и начали крошиться...

Но Словенов научил меня. Он всё знал, он всё предусмотрел. Не зря он заставил меня тогда сожрать мою рябинку в кургане Рюрика. Это был хороший урок, лучший урок, что я получил от моего наставника.

— Крокодил всё носит в себе! — заорал я, — Весь мир в нём!

Мой голос стал костяным, у меня больше не было языка, только голый череп. Я жил и говорил только на моих чакрах, против которых Древо отчаянно боролось, но погубить их сразу не могло...

И пожирание свершилось.

Я просто раскинул руки, раскрыл пасть, и Древо издало последний жалобный вой.

А потом оно вошло в меня — целиком, за один миг...

Перводрево обратилось в черно-золотые потоки, и эти потоки вихрем влетели в мой рот.

Мои чакры взрывались одна за другой, внутри меня сейчас сгорали целые вселенные.

Боль была нестерпимой...

Мой череп треснул...

А Перводрево всхлипнуло напоследок.

И больше уже не говорило. Я его съел и переварил. Без остатка.

И теперь собрал полный сет — в моих израненных чакрах плескались оба Древа — и Духовное, и Материальное. Но я отлично понимал, что это состояние продлится лишь миллионную долю секунды.

Что бы сделать за это время?

А вы бы что сделали на моем месте, если бы обрели абсолютную божественность?

Душа моя хотела жить. Как и тело моё. И никто не посмел бы осудить меня за это...

Так что я потратил магию двух Древ на то, чтобы восставить собственное тело и свой истерзанный дух.

И моя чуйка говорила со мной.

Уже покидая меня и мир, магия показала мне...

Смерть Либератора.

Аркариус не соврал. Либератор развоплотился за секунду. Просто исчез, растаял навсегда и без следа. Ибо он был искусственным конструктом, магическим пластилином...

И Павловск, лишенный магии, начал медленно падать вниз, в холодную тундру, над которой он летел.

И магия покинула эту вселенную.

Она никогда больше не вернется, она сама сказала мне...

И где-то далеко на Колыме взорвалась секретная тюрьма Охранки. И Маша Головина умерла под обломками, и её отец, бывший с ней в одной камере, тоже умер.

А в Петербурге тем временем радикальные масоны перепугались, почуяв, что их бати больше нет с ними, и они уже отдавали приказы — и автоматчики расстреляли Ладу Буланову и Таю Кабаневич.

И не стало моих жен.

Я видел...

И я плакал.

Подпространство растаяло, я теперь лежал на Мальтийском каменистом берегу, совершенно голый, как новорожденный, и совершенно обессиленный.

И Солнце слепило мне глаза. Обычное Солнце, магия Либератора больше не подавляла его. Но и соляриса это Солнце больше не источало...

Я принес свои жертвы.

Свершилось.

***

16 мая 2027 года

Республика Ингрия,

Старая Ладога

11:44

День выдался солнечным и теплым, было градусов двадцать.

На небе — ни облачка, и ветер был уже по-летнему жаркий. Май в этом году был отменным, всё, как положено.

На моих изумрудных зеленых лугах уже расцвели колокольчики, среди них лениво летали еще вялые и не до конца проснувшиеся шмели.

Ветер доносил до меня сладкие ароматы весны, сирени и древесины...

На краю моего необъятного поместья вовсю кипела работа — мужики крыли баню. Сама баня была уже почти готова, осталась только крыша. Здесь слышались деловитые крики рабочих, а еще долото стучало по осиновым бревнам...

Баня у меня была запредельно понтовой, построенной по древней русской технологии.

Само здание бани было сложено из циклопических бревен сибирского кедра, так что оно напоминало какой-то пиршественный зал эпохи викингов — большое, приземистое и выглядевшее свирепым.

Думаю, в этой бане вполне можно было бы не только париться, но даже и выдержать небольшую осаду.

Резной наличник окна предбанника был украшен деревянными фигурками крылатых зубастых ящеров. А самый большой ящер, заказанный мною у профессионального резчика, должен был украсить крышу, но пока что стоял на траве, как жуткий древний идол.

Возле бани шла суета — рабочие долбили осиновые бревна, которыми предполагалось покрыть крышу, распилив эти бревна пополам и выдолбив середку. То была старинная норвежская технология, уже почти забытая.