Он воздел руку и развеял снеговые тучи в небесах. И в просвете между ними узрел кусок темно-синего неба и Солнце, вот только Солнце было черным...
Поверх светила распласталась циклопическая темная фигура. Силуэт ящера закрыл собой солнечный диск!
Затмение!
Крокодил!
Крокодил выключил Солнце, как Чингисхан выключил Луну восемьсот лет назад. Тогда Лунные маги лишились своих сил и стали беззащитны. А теперь сил лишатся маги Солнечные...
И Либератор взревел от ярости. Ибо и сам был солнечным магом, как и все, и в этом мире его сила не работала без Солнца, и даже в адских мирах он всегда опирался на черные солнца адов...
Но сейчас звездная сила таяла, солярис просто исчезал из мира, и Павловск падал вниз все быстрее, прямо в Норильскую тундру.
Планета лишалась магии прямо на глазах.
КАК?
Как Крокодил сделал это? Нагибин не мог полететь к Солнцу, просто не мог, физически...
Но черный силуэт зубастого Крокодила на фоне Солнца говорил сам за себя.
Силы Либератора таяли, он развоплощался...
И он понял, что нужно действовать.
Настало время ПОСЛЕДНЕЙ СПРАВЕДЛИВОСТИ.
Красный ошейник вокруг шеи пленной Алёнки уже почти рассеялся, но богиня была изранена, она соображала с трудом.
Он успеет! Воистину, он успеет!
— СУКА! — взревел Либератор.
Он разорвал Алёну Оборотнич на куски одним ударом, даже не двигаясь с места. Либератор ведь не мог ходить, этот мир сковывал его материей...
В воздух брызнули фонтаны крови, от богини остались лишь колотые в пыль кости, лишь окровавленные ошметки кожи...
Блеснула последняя искорка черно-золотой магии, теплившаяся в девушке, но и она тут же умерла.
С богиней покончено.
Теперь Рюрик...
У Рюрика магия тоже тает!
Так и было. Магический кокон божественного ребёнка задрожал, заметался вихрями, уже через секунду он стал развоплощаться, внутри Либератор узрел черное тельце мальчика, его перепуганные золотые глазки...
— Музиш! Музиш! — закричал в слезах маленький Рюрик.
— ТВОЯ МАТЬ МЕРТВА! — заорал Либератор.
И ударил Рюрика.
Остатки кокона смягчили удар, но последнюю магию Рюрика разорвало в клочья. Черное тельце ребенка полетело в стену дворца, ударилось об неё с такой силой, что на камне осталась вмятина...
Потом Рюрик упал на землю, с переломанными костями, со свернутой шеей...
Но ВРАГ еще попискивал! Враг еще был жив!
Красная вспышка. Еще красная вспышка...
Вспышки были, а вот эффект от них отсутствовал.
Либератор терял магию, его тело начинало превращаться в жидкость, его чакры растворялись, он оплывал, как свечка...
А Павловск все падал и падал вниз, прямо в норильскую тундру, разгоняясь все быстрее.
— УБЕЙТЕ РЮРИКА! — отдал Либератор приказ громовым голосом, — УБЕЙТЕ РЮРИКА! УБЕЙТЕ ВСЕХ ДРУЗЕЙ НАГИБИНА, ВСЕХ ПЛЕННИКОВ! УБИТЬ ЕГО ЖЕН! УБИ-И-И-ИТЬ!
Радикальные масоны уже бежали к Рюрику, выхватывая кинжалы, но и у них больше не было магии...
Вот теперь всё. Последние искры соляриса на планете гасли, Либератор чувствовал это.
А без соляриса он существовать не сможет.
Стражницы освободились от его контроля, обессиленные девушки оседали на землю, ничего не понимая и не соображая.
Как же так?
КАК ЖЕ ТАК?
— Я ХОРОШИЙ! — завизжал Либератор, — Я ХОРОШИЙ! А МОИ ВРАГИ — ПЛОХИЕ! КАК ЖЕ ТАК? НЕСПРАВЕДЛИВО, НЕСПРАВЕДЛИВО!
У него больше не было тела, его каменные сапоги обратились в крошево, а сам он стал лужей дерьма и гноя в снегу...
И Либератор умер.
***
Пушкин просидел в подвале галереи Павловского дворца все последние сутки.
По крайней мере, он сам так думал. Считать время здесь было нелегко, ибо с днем и ночью творилось нечто непонятное.
Пушкин периодически выглядывал наружу через маленькое окошко, но темнота и свет сменяли друг друга на небе совершенно хаотично, без всякого порядка.
Пушкин даже сначала решил, что Либератор поломал сам ход времени. Но потом до него дошло, что дело не в этом. Либератор просто отправил Павловск в полёт, заставив город лететь через кучу разных часов поясов, метаясь туда-сюда над землей, поэтому день с ночью и перепутались.
Это подтверждалось еще и тем, что в Павловске сильно похолодало...
Связи у Пушкина не было, его смартфон погиб еще в бою за Павловский дворец. Порошка телепортации у него тем более не было. Он вообще рассчитывал на то, что они свергнут Павла Стального, а потом он поедет в бордель...
Но не фортануло, все случилось совсем не так.
О том, чтобы шариться по Павловску, который теперь кишел радикальными масонами, не могло быть и речи. Тем более, даже если Пушкин вдруг доберется чудом до края города — не прыгать же ему вниз, в самом деле...
Такого прыжка он явно не переживет. Павловск парил в километре над землей, это тебе не из окошка дворца прыгануть.
Так что Пушкин решил просто сидеть в подвале. Этому решению способствовало два факта.
Во-первых, в этом подвале хранились Императорские запасы сыра и вина. Так что Пушкин последние сутки занимался в основном тем, что слушал громовой глас Либератора, оравшего на вертолётной площадке, да еще вкушал элитные сорта сыра, запивая двухсотлетними винами с лучших виноградников Франции. Пушкин практически не просыхал, но зато был сыт, а еще Либератор своими криками плотно держал потомка поэта в курсе происходящего в мире. Так что Пушкин знал и о том, что мир встал на колени перед Либератором, и об отключении всей связи на планете, и о том, что Нагибин укрылся где-то в Гренландии...
Вторым плюсом подвала было то, что радикальные масоны сюда не заглядывали. Разве что зашли один раз и утащили себе пару сырных голов и еще ящик вина. Но Пушкин, когда она приходили, просто спрятался в пустой бочке из-под сидра.
Так что можно было сказать, что Пушкин неплохо провел время. Только вот у него началась изжога от неумеренного потребления вина и сыра...
В любом случае, сейчас потомок поэта решил наконец вылезти из подвала. Через окошко он видел хмурые небеса, которые свидетельствовали, что на дворе позднее утро. Ну или ранний вечер. Пушкин понятия не имел, в каком часовом поясе сейчас Павловск, он даже не знал, что сейчас на земле под городом. Судя по дубаку — какая-нибудь Антарктида...
Но все это было сейчас и неважно. Важно было иное — Либератор явно сдох, это было очевидно по его бешеным крикам, которые вдруг резко стихли.
Пушкин не знал, отчего скопытилось Его Темнейшество, но и это тоже было второстепенным вопросом. Важно было то, что теперь кто-то должен взять Империю в свои руки и восстановить порядок. И Пушкин, как действительный член Тайного Совета и министр путей сообщения, был готов...
Потомок поэта сунул в карман мундира пару самых дорогих бутылок вина, а потом решительно вылез из подвала.
В лицо ему тут же ударил снегопад, вообще Павловский парк оказался полностью засыпан снегом...
Ну точно Антарктида.
Пушкин двинулся вдоль сгоревшего дворца, вдоль почерневших стен и выбитых окон, но на пути ему попадались лишь припорошенные снегом трупы, оставшиеся еще со времен битвы за дворец.
Через минуту потомок поэта уже достиг вертолётной площадки...
Здесь ему открылось мрачное зрелище.
Вертолетная площадка была вся в крови, кровь стояла здесь целыми лужами, а трупов было, как в морге. Еще здесь же валялись остовы боевых роботов, сгоревшие дотла скелеты вертолётов...
Но Либератор исчез. На том месте, где раньше возвышался гигант, теперь растекалась зловонная бурая лужа, самая большая лужа на площадке, от лужи к серым небесам восходил вонючий пар...
А на берегах этой лужи уже заваривалась заварушка.
Стражницы были грязными и выглядели дико — девушки все перемазались кровью и еще непонятно чем, они едва стояли на ногах, но уже быковали на двух мужиков в балахонах радикальных масонов:
