Кроме того, Жидков знал все шифры.
А в Чуйкине я был уверен на сто процентов, он бы никогда не раскрыл никому шифры ни под какими пытками. И Либератор никогда Чуйкину в голову не лазал, он слишком любил Чуйкина. Кроме того, если бы Чуйкину попытались влезть в голову магией, то он бы просто покончил с собой. А значит — Чуйкин на самом деле доверился Жидкову, зная, что ему можно раскрыть наши шифры...
Я размышлял так мучительно, что даже заскрипел зубами.
А потом вдруг понял, за одну секунду.
А ведь факты подтверждают это письмо, каждую строчку...
Я действительно слышал о какой-то войне в Южной Америке между наместниками-радикалами.
У нас была радиосвязь, мы периодически связывались с радиолюбителями или сбежавшими от Либератора военными в других концах мира...
И они вроде сообщали, что в Амазонии действительно какие-то непонятные бои.
И про то, что Шеф Охранки Коновалова стала расстреливать своих соратников сотнями в последнее время, я тоже слыхал.
Но самое главное — Либератор.
Еще в середине лета он каждый день оглашал всю планету своим мерзким гласом — он запугивал, и стращал, и грозил всем непокорным, что придет и убьет их детей у них на глазах. Его волшебный голос позволял ему пару раз в сутки орать на весь мир, даже мы здесь слышали его речи.
Вот только к концу июля он стал выходить на связь все реже, а в начале августа — совсем пропал...
Что же с ним случилось?
Его Темнейшество заболел, умер, был убит каким-то неведомым героем?
Или раскаялся и ушел в монастырь, а то и покончил с собой?
Но это всё было не столь важно.
Важно было другое — Жидков определенно не лгал.
Я был уверен в этом, сама моя чуйка, интуиция АРИСТО прямо кричала мне, что это письмо — истинное предложение союза.
А значит...
Я так скрипел зубами, что у меня отвалился кусок эмали.
Я поморщился от боли, но мое торжество сейчас было сильнее любой боли.
А тут еще и на лесной дороге появился запыхавшийся Дрочила.
— Барин, родила! Ваша жена родила! Детей родила! Настоящих детей!
— Я бы удивился, если бы Лада родила мне взрослых, — хмыкнул я, — Спасибо, Дормидонт.
Кто там говорил, что хорошие новости не могут идти одна за другой?
Кто бы ни сказал подобное — он был неправ.
Это был лучший день моей жизни. Наконец-то...
***
Я загнал коня обратно на священную скалу с такой скоростью, что животинка чуть не переломала себе ноги о каменную тропу.
На скале на меня тут же набросился ветер вперемешку с мелким дождем, но даже ветер сейчас казался мне не противным, а освежающим.
Этот ветер будто дышал МОЩЬЮ, моей МОЩЬЮ.
Я спешился...
На скале уже собралась моя вся моя семья, в полном составе — здесь теперь были все трое моих жен.
Тая была в джинах и теплой кожаной куртке на меху.
Её волосы были заплетены в длинную косу до пояса. Коса у Таи полиняла, краски для волос было не достать, так что синей Таина коса осталась лишь местами, сквозь синеву проступал каштановый естественный цвет волос моей жены.
А вот Таины глаза сохранили свою небесную синеву, данную ей от рождения...
На бедре у Таи висел хлыст, девушка в последнее время много практиковалась с ним, так что научилась круто рубать хлыстом даже без магии. Другое Таино бедро украшал пистолет в кобуре.
Я любил Таю — она была моим лучшим бойцом и самым верным соратником здесь.
Вот только детей мне Тая так и не родила, хотя мы честно старались их сделать. И, судя по тому, что моя другая жена Лада детей мне родила только что — проблема была не во мне, а в Тае.
Это, конечно, расстраивало Таю, она даже завидовала Ладе. Но не сильно — сказать по правде, я плохо представлял Таю в роли матери, особенно в наших нынешних диких условиях, полных лишений и опасностей. И сама девушка вероятно считала также...
Сюда же на скалу сейчас пришла и моя третья жена — Чакута.
Чакута была настоящей восточной красавицей — черноволосой, черноглазой, низкой ростом, но с потрясающей фигуркой.
Девушка одевалась по-абхазски — сейчас на ней была теплая бурка, яркое платье и сапоги, её длинная черная коса была украшена стальными кольцами. Голову Чакуты венчала огромная овечья шапка.
Чакута постоянно озиралась, как дикий зверек, говорила она в принципе мало, да и русским почти не владела. Так что вела она среди нас предельно осторожно, хотя никакого неудовольствия от нашего брака прямо и не высказывала.
Самым же потрясающим в Чакуте была её улыбка, когда она улыбалась своими белыми зубками — это было просто прекрасно, будто на небе всходило Солнце.
Так что я старался почаще веселить мою самую юную жену, насколько мне позволял это языковой барьер между нами...
Чакута была дочерью князя Гечбы, князь сам вручил мне эту девушку — чтобы осесть здесь и чувствовать себя в безопасности мне требовалось породниться с абхазами.
Мы сыграли пышную свадьбу, где рекой лилось вино, а после свадьбы Чакута по абхазской традиции получила новое имя. Ибо местные кланы считали, что девушка, выйдя замуж, должна поменять не только свой статус, но и имя.
Так что теперь Чакуту звали Амза, что по-абхазски означало «Луна». Я сам выбрал это новое имя для неё, вместе с князем Гечбой и самой девушкой. Мне оно показалось символичным — я же все-таки Лунный маг, так что и мою жену должны звать соответственно.
Впрочем, сам я продолжал путаться и называл девушку то Чакутой, то Амзой.
Что до моего многоженства, то оно у местных было не принято, но и не смущало их. Абхазы исповедовали какую-то странную смесь христианства, ислама и древних шаманских верований, так что в целом полигамия не вызывала у них никакого отвращения...
Я учил мою юную жену русскому языку, а еще стрелять и сражаться.
Последнее вызывало неудовольствие князя Гечба, отца девушки, но поделать он ничего не мог — по местным традициям Амза после свадьбы была в ведении мужа, так что вмешиваться в процесс воспитания моей жены князь больше не мог.
Еще большее неудовольствие Гечбы вызывал тот факт, что Амза так до сих пор и не понесла от меня детей...
Но вот тут я уж точно не собирался идти ни на какие компромиссы.
Ибо, откровенно говоря, Амза была еще слишком юной, так что я даже не делал с ней того, что обычно делает муж с женой. Я полагал, что Амзе нужно еще подрасти, а свой супружеский долг девушка может исполнить и через год, или два, когда полностью расцветет.
И не князю Гечбе решать, когда моей жене рожать детей.
В любом случае, вот эти мальчики, которых мне только что родила Лада — были моими первыми детьми в этом мире, если только забыть про Рюрика. А забыть про него было нужно. Мальчик был мертв уже год, так что нечего терзать себя мыслями о нём.
Особенно сегодня, в этот самый счастливый день моей жизни...
Итак, Тая и Амза были здесь.
Не было только виновницы торжества Лады — девушка все еще не вышла из хибарки. Зато оттуда слышались звонкие детские крики...
— Дайте мне моих сыновей! — проорал я, — Ну, всё, я захожу!
Но зайти мне не пришлось. Из хибарки уже появились шаманки, державшие под руки Ладу.
Принцесса выглядела изможденной, но улыбалась.
На ней была бурка, а в руках она несла сразу двух младенцев, завернутых в теплую овчину.
Ладе явно было тяжко, но шла она гордо...
— Господи! — прокричал я, — Глеб, Павел, Лада. Наконец-то!
Я бросился к принцессе и страстно поцеловал её. На глазах у меня были слезы, и совсем не от ветра.
Новорожденные тихонько кряхтели и повизгивали...
— Глеб и Павел — плохие имена для девочек, — ехидно заметила одна из шаманок.
— А? — до меня ни сразу дошёл смысл слов, я уже осторожно взял у принцессы «Павла», и теперь разглядывал его сморщенное личико, — Девочек? Но вы же говорили...
— Мало ли что они говорили, — улыбнулась принцесса, — Они же шаманки, а не УЗИ-диагносты.
