Пока они стояли на дороге в небольшом заторе, он мог не спеша осматривать окрестности. Все действительно находилось поблизости. Справа длинная стена Старого Города, потом резкий спуск, через дорогу по левую руку на склоне горы кладбище и сад, а дальше ее вершина.

– Как все близко, – подумал он.

Все напоминало маленький игрушечный мир, который как на ладони помещался перед его глазами. В этом городе за стеной жили люди, там же проходил Крестный путь, они выходили, гуляли в этих садах, поднимались на гору, возвращались в свои дома за высокую стену, а когда умирали, их хоронили на этом кладбище, всего в сотне метров. Все близко. Маленький уютный мир. Только зачем Он не ушел, когда уже знал, что его предали? Зачем отправился в этот город? Чтобы умереть? Нет, сначала нести Крест, а потом умереть… Кажется, так… Сам ты веришь в это? – подумал он, посмотрев на высокую стену Старого Города. Стена притягивала, она скрывала какую-то тайну, и захотелось быстрее проникнуть туда и пройтись по старинным улочкам.

К вере он относился спокойно. В малолетстве его грудным ребенком отнесли в церковь и окрестили. Возраст был бессознательным, и крещение прошло без его воли, то есть, по воле бабушки. А потом он уже не заходил в храмы, да и креста не носил. Тот хранился где-то. На его глазах менялось время, менялась страна. Он видел, как недавние члены одной партии смело рвали партбилеты и переходили в партии другие, видел, как эти закоренелые атеисты бросились наперегонки в церковь, в один миг превратившись в глубоко верующих людей. “И смех, и грех” – русская поговорка. Учителя, недавно преподававшие научный атеизм, начали обучать истории религий, оставаясь на своих кафедрах. Эти кафедры тоже перекрасились и изменили названия. Все это не удивляло, но стоять с этими людьми рядом в полночь на Святую Пасху в одном Храме не хотелось. Время такое было. Наверное, поэтому спокойно относился к церкви, знал, что был крещеным и не более того.

– Львиные ворота, – вновь услышал он голос таксиста. – Вам сюда.

Он посмотрел на маленький уютный проход в высокой серой стене, и его непреодолимой силой потянуло туда. Едва не забыв расплатиться, вышел из машины и устремился в городок, услышав на прощанье:

– Будьте аккуратны, держите сумку.

– Зачем? – обернулся он.

– Мало ли что, – улыбнулся таксист, – всякое бывает.

– Странно, – подумал он, – неужели в Святом месте такое возможно?

И вошел в стены Старого Города…

Сразу же потерялся. Здесь, на крошечной территории, расположились сотни маленьких улочек без деревьев и тротуаров, покрытые низкими навесами, и временами казалось, что идешь по огромной квартире, почему-то вымощенной полированными булыжниками. Он запомнил, откуда светило солнце, и сумел вернуться назад к воротам.

“Здесь Иисуса ввели в Старый Город”, – вспомнил он слова таксиста. Отсюда он и хотел пройти этот Крестный путь. Зачем хотел – не понимал, но цель такую себе поставил и теперь изучал названия улиц, пытаясь понять, куда идти.

– Потерялся? – спросил здоровенный дядька на неплохом русском языке. – Давай, дадим арапчонка, он покажет тебе дорогу до Их квартала, – весело предложил он.

– Почему арапчонка? – удивился он, разглядывая незнакомца.

– Потому что квартал арабский, – ответил тот, – а ты не знал? – и засмеялся. Да и не был похож этот человек на еврея.

Он огляделся и увидел женщин, закутанных по такой жаре в платки, увидел мужчин, которые были местными – тоже арабами. Арабский квартал, – понял он и спросил:

– А Их квартал чей?

– Их – Христианский. Тебе же в Их Храм?

– Да.

– Ну что, берешь моего парня? Договоримся.

Он сунул мужчине деньги и быстро пошел за мальчиком, все дальше углубляясь в удивительный город-лабиринт.

Мальчик иногда останавливался, тыкал в стены, показывая какие-то знаки, маленькие часовни, что-то лопотал на странном английском. Английский его был не совсем понятен, поэтому он шел, словно с завязанными глазами, пытаясь запомнить дорогу. Пока ему это удавалось. Иногда попадались небольшие часовенки, и снова бесконечные стены домов, переходящие одни в другие, и огромные булыжники на мостовой. Мальчик подвел его к столику какого-то араба и знаками показал, что нужно купить сок.

– Джус! Джус! – повторял он. Стало понятно, что придется пить сок, иначе они застрянут здесь надолго. Сок оказался вкусным и терпким на вкус. Араб ловко выдавил пару огромных гранатов, налив ему полный стакан. Расплатившись, они пошли дальше. Потом проводник подвел его к лавке с сувенирами. Пришлось купить магнит на холодильник. Шли дальше. Снова и снова какие-то палатки, сувенирные лавки, магазинчики. Здесь на этой улице был нескончаемый торговый ряд, и можно было идти вечно, если заходить в каждый. Мальчик постоянно советовал что-то, а хозяева лавчонок трепали его по волосам. Подошел какой-то парень и попросил денег. Он протянул ручку, и пришлось положить пару монет… Так продолжалось полчаса. Он ходил и скупал какие-то сувениры или по-русски говорил арапчонку, что ему больше ничего не нужно, и тогда они шли дальше. Арапчонок понимал его, только не мог ничего рассказать. Одно он знал точно – идут они в правильном направлении, по той самой улице, чье название было написано на табличках каждого дома. Виа Долороса – это и был Крестный Путь. В конце какой-то улочки мальчик остановился как вкопанный и замахал руками, давая понять, что дальше он пойдет один, – начинался Их квартал. Махнув на прощанье, мальчик, протянув ладошку и, получив монету, быстро удалился, оставив его одного.

Начинался Христианский квартал. Пока он топтался на месте и думал, мимо прошла странная процессия. Мужчина, а следом женщина, громко разговаривая по-немецки, неустанно веселясь и хохоча, тащили деревянный крест. Он удивился, крест был большим и длинным, но очевидно легким. Они несли его, зажав под мышками, и такой веселой процессией передвигались по узенькой улочке, пока не скрылись из виду. Он понял, что нужно идти за ними, только не знал, зачем они делают это. Зачем крест? Потом его обогнала компания с такими же деревянными крестами. Снова хохот и громкая болтовня на всю улицу. Очевидно, так проходят здесь Крестный Путь. Такой обычай. Не понимал одного – чему эти люди радуются, ведь идут они дорогой, по которой когда-то шел Он, неся свой Крест. И был тот намного тяжелее этих бутафорских. Его допрашивали, избивали, потом осудили, и шел Он окровавленный этой дорогой, останавливаясь и роняя, снова подбирая ношу свою, говорил с людьми, снова шел, понимая, на что идет. А эти смеются…

Наконец, добрался до большого Храма с маленьким прямоугольным проходом и замер, как вкопанный. Здесь, на большой, по меркам этого города, площади стояло множество туристов с крестами и без крестов, в футболках и майках, в джинсах, с платками на головах и без них. Они фотографировали, громко разговаривали, тыча в воздух пальцами, лопотали на многих языках, и тогда он понял, что пришел. Храм гроба Господнего – он помнил это название. Вчера в клинике она рассказывала ему об этом месте, и вот он здесь. Здесь же Голгофа, сам гроб, и плита, на которую Его положили, когда сняли с Креста. Здесь каждый камень помнит и повидал многое, каждый – святыня. По поверью, можно без помощи священника самому приложиться и попросить о чем-то, пожелать… Если, конечно, веришь, …Он снова оглядел праздную толпу, потом уверенно пересек площадь и вошел внутрь.

Он давно не был в Храме, всегда проходил мимо, не замечая этих святых мест там, в далекой Москве. Иногда любовался золотистыми луковицами церквушек, сияющих на солнце, разбросанных по всему городу, но привычно мчался дальше по своим делам, а тут вошел и понял, что идти больше никуда не нужно. Последняя остановка. Вот Гроб под высоким каменным сооружением, откуда раз в году чудесным образом на Пасху выносят Святой Огонь.

– Верить ли в это? – такая мысль почему-то больше в голову не приходила.