Великий князь играет первую роль в делах Ростовской епископии[138]. Ростовское княжество – лишь особый элемент в составе владимирского великого княжения. Судьба Ярославля, который также входил в состав ростовской отчины Константиновичей и выпал на долю Всеволода Константиновича, а после его гибели в татарское лихолетье перешел к Всеволодичу Василию, сложилась весьма своеобразно в момент кончины этого князя, при владимирском княжении Андрея Ярославича[139]. Василий Всеволодович умер в 1249 г., оставив после себя вдову и дочь. Умер он во Владимире, где тогда же находились у князя Андрея – великий князь Александр и ростовские князья. На этом съезде князей и было, по-видимому, решено оставить Ярославль с волостями за вдовой-княгиней Ксенией и ее дочкой Марией Васильевной. Быть может, тогда же намечено было обручение ярославской княжны с Ростиславичем Федором, который княжил на Можайске[140], а благодаря этому браку «достася ему Ярославль». Это событие навсегда вырвало Ярославль из состава ростовской отчины. При великом князе Александре Ярославиче и долго позже – в Ярославле нет местной княжеской власти, которая играла бы более или менее заметную и самостоятельную роль, но нет и основания говорить о выходе Ярославля из прямой связи с великокняжеской властью[141].
В Угличе сидят третьестепенными князьями сыновья Владимира Константиновича, на которых и угасла эта линия ростовских князей[142]. Владельческое положение самого Александра Ярославича и его братьев было определено предсмертным рядом их отца: Святослав Всеволодович, заняв великое княжение, «сыновци свои посади по городом, якоже бе им отець урядил Ярослав»[143]. Мы не знаем содержания этого Ярославова уряженья, но предполагаем, что с ним совпадает распределение владений между Ярославичами при великом князе Ярославе, и позднее Александр на великом княжении сохраняет свое вотчинное отношение к Переяславлю, которое переходит и на его старшего сына, а на Переяславле он княжил еще при жизни отца. Есть основание признать, что Андрею Ярославичу назначены по «ряду» его отца – Городец Поволжский и Нижний Новгород[144]; в 1256 г. сюда он вернулся, как «в свою отчину», а в следующем получил ханское пожалование, стоившее великому князю Александру немалых даров ордынцу Улавчию и самому хану. Притом соглашение с братом придало к его владениям еще Суздаль. Князь Андрей не играл при брате сколько-нибудь самостоятельной роли, ездил с ним в Орду и в Новгород, исчезая в среде окружающих великого князя Александра князей; он пережил брата лишь на несколько месяцев. То же самое можно сказать и о третьем Ярославиче – Ярославе. После бурных событий начала 50-х гг. XIII в. Ярослав княжит спокойно в Твери, едет в 1258 г. с Александром в Орду, идет в 1262 г. от него в поход на немцев[145]. На Костроме сидел Василий Ярославич, которому в год кончины великого князя Александра лишь исполнилось 22 года; на княжение в Галиче мерянском умер в 1255 г. Константин Ярославич, ездивший от великого князя Ярослава Всеволодовича к великому хану в Монголию, а после него – его сын Давыд, о котором только и знаем, что скончался он в 1280 г., причем летопись называет его князем Галичским и Дмитровским[146]. Существование всех этих княжеских владений по-прежнему не говорит еще о подлинном политическом распаде Владимирского великого княжества. Великий князь Владимирский в эпоху Александра Ярославича Невского единый и бесспорный представитель всей Северной Руси перед ордынской властью, защитник всех ее областей перед напором западных врагов, распорядитель всех ее боевых сил. Но на отдельных «волостях» великого княжества «княжат и владеют» местные князья, которые имеют на то право, не зависящее от воли великого князя, то «семейно-вотчинное» право, которое издревле составляло основной элемент «княжого права в Древней Руси». Это право вотчинное, наследственное, приобретено, в принципе, самим рождением и семейное, так как его существо в праве всех сыновей владетельного князя на отцовское наследие – общую этим сыновьям «отчину». Реализуется оно либо согласно «ряду» отцу, который определяет, какую именно долю получит каждый из сыновей, либо – особенно для сыновей, малолетних в момент отцовской кончины, их наделением по воле дяди или старшего брата, которому они отцом «приказаны» или даны «на руки». Доли князей наследников в общей их отчине будут позднее называться «уделами» (XIII в. этого термина еще не знает), князья станут говорить о долях своих, как об «уделах вотчины своея», но для данного времени ни в терминологии, ни в существе владельческих отношений князей не видно ничего принципиально нового сравнительно с основами «княжого права» в Киевской Руси. Вотчинные тенденции княжого владения еще слишком подчинены силе политического единства Великороссии, которое имело опору во власти владимирского великого князя, чтобы могла развернуться на их основе определенно иная система отношений. Время великого князя Александра Ярославича напоминает, однако, тот момент в истории Киевской Руси, когда во главе ее стояли Владимир Мономах и сын его Мстислав. При значительной силе объединяющей великокняжеской власти, во внутреннем строе земли уже закреплены основы владельческого обособления сложившихся местных вотчинных княжений. Ростовские владения Константиновичей признаны особой наследственной владельческой единицей; определились вотчинные владения для всех князей – Ярославичей и их потомства. И сам великий князь Александр вотчич на Переяславле-Залесском, который один только и составляет отчину, в строгом смысле слова, его сыновей. Великокняжеская власть еще лишена надлежащей территориальной базы, ее главенство – чисто политическое, и в этом причина ее слабости и упадка. Внутренние силы страны организованы вне ее прямого воздействия по поместным княжествам и легко могут стать из опоры общей политики великорусских князей под главенством владимирского великого князя – фактором разрушения этого главенства и всего объединения, в условиях внутренней борьбы. По этому разрушительному пути и пойдет история Владимирского великого княжества после кончины великого князя Александра Ярославича. Давление татарского владычества, установившееся при его правлении с таким напряжением внутренних отношений Руси, несомненно, сыграло крупную роль в развитии упадка великокняжеской власти. Конец ознакомительного фрагмента. Текст предоставлен ООО «ЛитРес». Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес. Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом. вернутьсяТак, например, в деле назначения архимандрита Игнатия в помощь престарелому епископу Кириллу (Лаврентьевская летопись. С. 452); по кончине епископа Игнатий стал его преемником. вернутьсяЭкземплярский А. В. Указ. соч. Т. II. С. 73–75. В Никоновской летописи (ПСРЛ. Т. X. С. 153–154) находим любопытную справку по поводу неожиданного появления под 1277 г. ярославского князя Федора Ярославича: «Подобает же о сем ведати како сей глаголется князь Федор Ростиславич Ярославский». Перед нами, очевидно, не воспроизведение какого-либо источника, а сводка сведений и соображений книжника-летописца, источники коих нам неизвестны и не поддаются проверке. Приемлемыми их можно считать только потому, что ничто в других источниках им не противоречит, а они пополняют пробел в истории Ярославского княжества. Предположительно можно источником этой «справки» считать данные о родословии ярославских князей, собранные в пору составления Никоновской летописи для Государева Родословца. Эта «справка» была, впрочем, известна и составителям Воскресенской летописи, которая дает краткую выписку (т. VII, с. 173) из ее редакции, еще не стилизованной в манере Никоновской летописи. вернутьсяЭтот брак, видимо, связан с западнорусскими отношениями ростовских князей. Василько Константинович был женат на дочери черниговского князя Михаила Всеволодовича; Всеволод Константинович женился в 1227 г. на дочери Олега Святославова, по-видимому князя Курского (ПСРЛ. Т. VII. С. 134; Т. X. С. 94; на с. 157 Никоновская летопись сообщает ее имя – Марина); Всеволодова княгиня надолго пережила мужа (скончалась, по Никоновской летописи, в 1279 г.) и могла играть роль в этом деле. Обручение малолетней четы (Марии было, по весьма вероятному расчету Экземплярского, года четыре, так как ее отец умер 20 лет, едва ли более, от роду; Федор Ростиславич до 1276 г. не выступает в летописных известиях, что дает некоторое основание считать его весьма юным; умер он в 1299 г.) фактически имело, а могло иметь и в намерениях старших князей, политическое значение, быть может, в связи с замыслами князя Андрея Ярославича, который искал объединения русских сил против татар. Вокняжение в Ярославле можайского отчича приводило Можайск в связь с великим княжением Владимирским, а с 1279 или 1280 г. Федор, хоть ненадолго, владел и Смоленском, оставаясь, однако, деятельным участником владимиро-суздальской политической жизни. Связи Федора Ростиславича с обеими половинами Руси закреплены и замужеством его дочерей: одну он выдал за галицкого князя (Давида Константиновича), а другую – за белозерского (Михаила Глебовича). вернутьсяДолгая пассивность князя Федора Ярославича объясняется не только его юностью, но и для дальнейших лет тягостным семейным положением. Его житие, какое составил инок Антоний по поручению великого князя Ивана III и митрополита Филиппа, использовало, по всей видимости, семейные предания ярославских князей; по его рассказу, князь Федор был надолго задержан в Орде, а по смерти жены не мог вернуться в Ярославль, отвергнутый тещей и боярами, которые стали править именем его сына Михаила. Князь Федор вернулся в Орду, где пробыл несколько лет; тут он женился на ханской дочери (во крещении Анне), тут родились два его сына (Давид и Константин); только по смерти сына Михаила (попытка Экземплярского установить дату этой смерти дает 1289 или 1290 г. – т. II, с. 79–80) Федор занял стол ярославского княжения с татарскою помощью. См. житие в «Великих Минеях Четиих» под 19 сентября и в Степенной книге (ПСРЛ. Т. XXI. Ч. 1. С. 307). вернутьсяЛетописи отметили только даты кончины Андрея (1261) и Романа (1283 или 1285) Владимировичей (Лаврентьевская летопись. С. 452 и 458; ПСРЛ. Т. VII. С. 162 и 178). вернутьсяВоскресенская летопись (ПСРЛ. Т. VII. С. 160) замечает при сообщении о бегстве Андрея в 1252 г. из Русской земли, что он, пробыв несколько времени в Швеции, «прииде в свою отчину»; под 1256 г. находим в Лаврентьевской летописи (с. 451) странную запись: «поехаша князи на Городец да в Новгород», и тогда же великий князь Александр послал Бориса Ростовского ублаготворять ордынца Улавчия дарами; и то же повторяет Никоновская летопись, без комментария, но два ее списка дают чтение «князь» (сохраняя, однако, «поехаша», т. X, с. 140). С 1257 г. князь Андрей появляется в ряду русских князей, едет в Орду с великим князем Александром и другими. Никоновская летопись впредь зовет его Суздальским и, по-видимому, права в своем заключении, хотя сама же спутала генеалогию суздальских князей (быть может, следуя родословной передержке князей Шуйских; весь спор об их происхождении от Андрея Ярославича или от Андрея Александровича, сына Невского, считаю разрешенным возражениями A. B. Экземплярского против С. М. Соловьева, см. Великие и удельные князья Северной Руси. Т.П. С. 388); поводом к этой путанице послужили судьбы Суздаля, Городца и Нижнего после смерти Андрея Ярославича. По-видимому, запись под 1256 г. надо действительно понять как известие о приезде Андрея на Городец и Нижний, что Воскресенская летопись и называет его возвращением «в свою отчину» (так понял и В. Н. Татищев: т. IV, с. 27). О кончине его и погребении Воскресенская летопись обобщает: «Преставися князь Андрей Ярославич суждальский, положен бысть в Суждали» (1263; т. VII, с. 164). Родословные материалы Никоновской летописи определенно указывали на происхождение суздальских князей от Андрея Ярославича (см. ПСРЛ. Т. X. С. 144), но под 1365 она дает иную, противоречащую этим материалам, генеалогическую справку (Т. XI. С. 4), руководясь ею и в других «поправках» (например, Т. X. С. 176). Предположение A. B. Экземплярского (Указ. соч. Т. II. С. 387), что князь Андрей Ярославич получил Суздаль вместе с Городцом и Нижним в 1247 г. от дяди Святослава Всеволодовича (стало быть, по «ряду» отца), не вяжется с позднейшими судьбами этих владений, как их сам Экземплярский излагает; не согласованы и указания о том, что произошло по смерти Андрея Ярославича. Причина всей этой путаницы, кроме редакционной работы книжника – составителя Никоновской летописи, не сумевшего преодолеть противоречия своих генеалогических материалов, также в необоснованном представлении, будто исконна связь Городца и Нижнего с Суздалем, как «пригородов» с главным, старейшим городом.\\\У Татищева находим (т. IV, с. 27) любопытное замечание, что Александр Невский, по возвращении Андрея Ярославича «из Немец», «хотяше ему Суздаль дати, но не смеяше Царя». |
