Литмир - Электронная Библиотека

Школа и ее порядки дали Гарри ощущение сопричастности и цели существования. Дисциплина была суровая, но у него не возникало желания нарушать правила, и он редко получал выговоры, тем более наказание палкой. Он успевал по большинству предметов, особенно по французскому и латыни, – языки давались ему легко. Спортивные занятия тоже доставляли удовольствие, больше других нравился крикет с его размеренностью. В последний год учебы Гарри был капитаном юношеской команды.

Иногда он в одиночестве прогуливался по главному холлу, где висели фотографии выпускников каждого года, останавливался и разглядывал снимок 1902-го, с которого на него из двойного ряда стоящих в задеревенелых позах старшеклассников в шапках с кисточками смотрело мальчишеское лицо отца. Тогда он поворачивался к доске за сценой в память о павших в Первой мировой, имена были выбиты золотыми буквами. Читая имя отца, он ощущал, как слезы пощипывают глаза, и быстро смахивал их, чтобы никто не увидел.

В 1925 году, когда в школу поступил Сэнди Форсайт, Гарри перешел в четвертый класс. Хотя мальчики по-прежнему спали в большой общей спальне, с прошлого года у них появились кабинеты для занятий. Ребята размещались по двое-трое в маленьких комнатах с древними стульями и исцарапанными столами. Друзьями Гарри были в основном тихие серьезные ребята, он с удовольствием делил кабинет с Берни Пайпером, одним из тех, кто учился на стипендию.

Пайпер вошел с дороги, не распаковав вещей, и весело бросил:

– …вет, Бретт. Чую, мне мириться с запахом твоих носков еще год.

Отец Берни был бакалейщик в Ист-Энде, и его сын, когда прибыл в Руквуд, говорил как истинный кокни. Постепенно его прононс изменился и стал ближе к протяжному выговору высшего класса, как у остальных, но лондонская гнусавость всегда поначалу давала о себе знать, когда он возвращался в школу после каникул.

– Хорошо отдохнул?

– Немного скучал. Дядя Джеймс почти все время болел. Рад, что вернулся.

– Надо было тебе побатрачить в лабазе моего отца, тогда б узнал, что такое скука.

В дверях появился еще один тип – крепко сбитый парнишка с черными волосами. Он поставил на пол дорогой с виду чемодан и с высокомерной отрешенностью прислонился к дверному косяку.

– Гарри Бретт? – спросил он.

– Да.

– Я Сэнди Форсайт. Новичок. Я в этом кабинете.

Он подтащил к себе чемодан и стоял, глядя на них. Большие карие глаза смотрели пристально, и было в его лице что-то тяжелое.

– Ты откуда? – поинтересовался Берни.

– Брейлдон. В Хартфордшире. Слышал о таком?

– Да, – сказал Гарри. – Вроде хорошая школа.

– Ага. Так говорят.

– Тут неплохо.

– Правда? Я слышал, дисциплина строгая.

– Отходят палкой, только тебя завидят, – согласился Берни.

– А ты откуда? – спросил Форсайт.

– Уоппинг, – гордо ответил Берни. – Я из тех работяг, которых допускает к себе правящий класс.

В прошлом семестре Берни, ко всеобщему неодобрению, называл себя социалистом. Форсайт вскинул брови:

– Могу поспорить, ты вписался гораздо лучше меня.

– О чем ты?

– Я вроде как плохой парень.

Новичок достал из кармана пачку «Голд флейк» и вытянул из нее сигарету. Берни и Гарри посмотрели на открытую дверь.

– В кабинетах нельзя курить, – быстро проговорил Гарри.

– Мы можем закрыть дверь. Хочешь сигарету?

Берни засмеялся:

– Тебя поколотят палкой за курение в здании. Это того не стоит.

– Ладно. – Форсайт широко улыбнулся Берни, обнажая крупные желтые зубы. – Значит, ты красный?

– Я социалист, если ты это имеешь в виду.

Новичок пожал плечами:

– У нас в Брейлдоне был дискуссионный клуб. В прошлом году один из учеников пятого года выступал за коммунизм. Было довольно шумно. – Он хохотнул.

Берни хмыкнул и посмотрел на него с неприязнью.

– Я хотел возглавить дебаты в защиту атеизма, – продолжил мысль Форсайт. – Но мне не позволили. Потому что мой отец – епископ. Куда здесь ходят курить?

– За спортзал, – холодно ответил Берни.

– Тогда ладно. Увидимся позже.

Форсайт встал и вальяжной походкой вышел из кабинета.

– Придурок, – буркнул Берни, когда новичок удалился.

Позже в тот же день Гарри впервые попросили шпионить за Сэнди. Он сидел один в кабинете, когда появился шестерка с сообщением, что мистер Тейлор хочет его видеть.

В том году Тейлор был руководителем их класса. Он имел репутацию сурового борца за дисциплину, и младшие ученики благоговели перед ним. Видя его высокую худую фигуру, шагающую через двор, его привычное строгое выражение лица, Гарри вспоминал тот день, когда Тейлор приехал в дом к дяде Джеймсу. С тех пор они почти не разговаривали.

Мистер Тейлор находился в своем кабинете, комфортабельной комнате с коврами и портретами прежних директоров на стенах; он чтил историю школы. Большой стол был завален работами учеников, сданными на проверку. Учитель стоял рядом со столом в черной мантии и перебирал бумаги:

– А-а-а… Бретт.

Тон у него был сердечный, он махнул длинной рукой, приглашая Гарри войти. Тот остановился перед столом, заложив руки за спину, как полагалось делать. Волосы у Тейлора быстро редели, вдовий мысок теперь превратился в клочок черных волос на круглой лысине.

– Хорошо провели каникулы? Тетя и дядя в порядке?

– Да, сэр.

Мистер Тейлор кивнул:

– Вы в этом году в моем классе. О вас хорошо отзываются, и я рассчитываю на ваш успех.

– Спасибо, сэр.

Учитель снова кивнул:

– Я хотел поговорить с вами о кабинетах. Мы определили в ваш вместо Пайпера нового ученика. Форсайта. Вы с ним уже познакомились?

– Да, сэр. Кажется, Пайпер не знает.

– Ему сообщат. Как вам показался Форсайт?

– Нормально, сэр, – нейтрально ответил Гарри.

– Вы слышали о его отце, епископе?

– Он упоминал его.

– Форсайт прибыл к нам из Брейлдона. Его родители решили, что Руквуд с его репутацией… э-э-э… в плане дисциплины лучше ему подходит. – Тейлор благожелательно улыбнулся, и на его впалых щеках появились глубокие складки. – Я говорю с вами доверительно. Вы серьезный молодой человек, Бретт. Мы считаем, когда-нибудь вы прекрасно себя проявите. Присматривайте за Форсайтом, хорошо? – Он помолчал. – Не давайте ему сбиться с пути.

Гарри быстро глянул на мистера Тейлора. Это было странное замечание – одна из тех заученных двусмысленностей, которые учителя использовали все чаще по мере взросления учеников, ожидая, что те все поймут. Официально не одобрялось, чтобы мальчики ябедничали, но Гарри знал, что у многих учителей есть «свои люди», информаторы, среди учеников. Не на это ли намекает Тейлор? Просьба вызвала у него инстинктивное отвращение, от одной мысли стало тошно.

– Я, конечно же, покажу ему тут все, сэр, – осторожно ответил Гарри.

Тейлор пристально посмотрел на него:

– И дайте мне знать, если возникнут проблемы. Просто шепните потихоньку. Мы хотим помочь Форсайту развиваться в правильном направлении. Это важно для его отца.

Тут уже сомнений у Гарри не осталось. Он ничего не сказал. Мистер Тейлор слегка нахмурился.

Потом случилось невероятное. Краем глаза Гарри приметил, как на учительском столе среди бумаг закопошилось что-то маленькое. Тейлор вдруг вскрикнул и отскочил. К изумлению Гарри, он весь скривился и отвел глаза от толстого домового паука, который семенил по сукну. Восьминогий гость остановился на учебнике латыни и замер.

Тейлор повернулся к Гарри. Лицо у него покраснело. Он на миг метнул взгляд в сторону стола и тут же отвел глаза с содроганием:

– Бретт, уберите эту тварь! Прошу вас! – В голосе учителя звучала мольба.

Гарри удивился, но послушно вынул платок и потянулся к пауку, взял его и спокойно держал в руке.

– Ах, благодарю вас, Бретт. – Тейлор сглотнул. – Я… ах… В наших кабинетах не должно быть таких… э-э-э… арахнид. Они распространяют болезни. Убейте его, пожалуйста, убейте.

Гарри замялся, потом раздавил паука между большим и указательным пальцем. Раздался едва слышный щелчок, отчего мальчик поморщился.

7
{"b":"822945","o":1}