Подавшись инстинкту защитника, юный казак выскочил из засады: – Сзади! Беги!

Глеб, как загнанный гончий пёс, бегущий не первый круг вокруг лагеря, явственно услышал крик Паши откуда-то из темноты полей и рванул туда. Выскочив со света в ночь, парень остановился, давая привыкнуть глазам и хоть немного отдышаться. Вдруг что-то вспыхнуло справа. Он успел разглядеть, как озаривший поле шаровой белёсый высвет отчётливо вырисовал три силуэта. В воздухе витал едкий запах сырой земли – тяжёлый душок кладбища, который ни с чем нельзя было спутать. Голова закружилась, и юноша потерял сознание.

Оранжевый диск небесного светила степенно возвышался над горизонтом. Бойченко проснулся от пронзительного крика какой-то птицы. Он вздрогнул и открыл глаза. Тело окоченело от холода и неудобной позы. Вокруг колосилась густая зелёная трава с жёлтыми иссушенными солнцем отмирающим травинками. Муравьи строевыми колонами тащили медового цвета соломинки, в разы превышающие размеры этих маленьких трудяг. Мирно ползали по цветам жучки и жужжали пчёлы. Запах утра был наполнен дурманящими пряными ароматами от уже осыпающихся мелких цветочков разнотравья, и нагоняя леность он пробирался в самые глубины сознания. Юноша с трудом поднялся с покрытой росой влажной земли и еле встал на не гнущихся ногах. Растирая себя интенсивными движениями, парень начал восстанавливать в памяти события прошедшей ночи. С каждым мигом тревога всё чётче отбеливала лицо юноши, подталкивая к действиям.

Изучение места, где произошла вспышка, ничего не дало, а только прибавило беспокойства и без того воспалённому разуму: «Три дорожки следов. Одни точно женские. Вторые вроде Степанцева. И какие-то крупные. Они возникают прямо в поле, словно человек выпрыгнул из норки полевой мышки, хозяйка которой явно была величиной с медведя…».

– Надо идти к людям, – словно договариваясь сам с собой, Глеб медленно озвучил вслух, пронёсшуюся стрелой единственную как ему казалось на этот момент правильную мысль, и парень поковылял в уже проснувшийся шумящий многоголосием лагерь.

По дороге его стали одолевать сомнения. Он то ускорял шаг, то останавливался, не понимая в какую сторону ему идти и что делать.

«Может надо вернуться и всё осмотреть? Вдруг Пашка где-то там лежит? Этого могло не случиться, если бы я был рядом!» – ругал себя Бойченко.

И вот природный прагматизм взял верх над эмоциями. Глеб щёлкнул пальцами, прокашлялся и твёрдым шагом пошёл сдаваться к Тимофею. Понимая, что как единственный свидетель, он обязан сообщить старшему их группы о пропаже двух поисковиков. Единственно Бойченко не собирался посвящать кого-либо, как именно пропали молодой казак и юная студентка, полагая, добравшись, домой получить помощь от бессмертных нунтиусов.

На площадке около кострища рыжеволосый студент размахивал папкой, подгоняя ребят к автобусу, когда он заметил Глеба, то тут же ему прокричал: – Ещё один еле плетётся! Где твой друг?

Разговор как-то сразу не задался и юноша автоматически ответил: – С Александрой.

– А-а-а, они первым автобусом уехали. Собирай живо палатку, относи на место хранения и дуй к остальным. Автобус скоро отправляется! – провозгласил Тимофей и, отвернувшись, уткнулся в папку, что-то там чёркая.

В груди парня затеплилась надежда: «Вдруг Пашка и в правду уехал раньше?».

Но он тут же отмёл её как несостоятельную. Товарищ ни за что не оставил бы его одного.

Рассуждая на ходу и, двигая нижней челюстью так, словно во рту был маятник Ньютона, юноша выдвинулся к палаточной стоянке выполнять указание старшего: «А почему бы и нет? Я могу промолчать. У нас график четыре дня и три ночи в поле, четыре дня дома. Уехать должны были вчера, но из-за журналистов пришлось потесниться со сменой других поисковиков. Получается, что сегодня пятница и до утра вторника Степанцева никто не хватится. Его маме можно сказать, что мы решили остаться в лагере на раскопках. Напишу ей смску, что связь плохая и у Пашки батарея мобильника быстро разряжается, так как постоянно находиться в поиске сети. Пусть если что мне звонит. Ага. Тётя Лиза говорила, что Александра живёт одна, значит, там тоже проблем не будет. Так, стоп. Тогда получается, что мне домой идти нельзя иначе будут вопросы».

Юноша, остановил размышления, дав передохнуть мозгу. Он собрал палатку, в которой ночевал с Пашей и так же свернул временное жилище Александры, отнёс всё в камеру хранения и с рюкзаком вихрем понёсся к автобусу. Разгневанный водитель неистово сигнал опаздывающим, и встречал каждого провинившегося бранью, успевая пожаловаться на то, что его на сегодняшнем маршруте ждут, и другие дальние рейсы и кто знает, насколько повезёт там с расторопностью пассажиров, из-за которых ему вечно влетает от начальства по первое число.

В автобусе, примостившись в самом конце, механически приветливо улыбаясь товарищам, Бойченко написал сообщение и отправил его сестре: «Маша, нужна твоя помощь. Срочно найди кого-нибудь из тройки наших особых друзей. Принеси мне чистые вещи и обувь, и поесть на автобусную остановку около дома. Мне домой нельзя. При встрече всё расскажу».

Через четверть часа пришёл ответ: «Домой можно. У папы продлили командировку. У мамы закончилась выставка картин, и она уехала к нему. В холодильнике еды на неделю. Позвала особых друзей в гости. У тёти Лизы заказала на сайте выезд Маги на дом. Вечером обещали быть».

Глеб невольно выдохнул с облегчением, саркастически усмехнувшись – «Вот и пригодилось, наконец, что родители постоянно в разъездах. Так, вопрос со встречей с нунтиусами решён, осталось пригласить Диму».

«Паша в беде. Вечером у меня» – одним пальцем отстучал Бойченко в мобильном телефоне и отправил сообщение юному волхву.

Ответ с подтверждением встречи пришёл незамедлительно.

– Фух, ну хоть связь мобильная у него там, в избушке наставника работает, – радостно пробормотал юноша, потирая обеими ладонями раскрасневшееся и взмокшее лицо.

Паше снилась мама. Он совсем малыш, хохочет и прыгает босиком на ярко-жёлтом батуте посреди детской площадки, а мама с улыбкой ловит его за руки и начинает раскачивать. Вверх-вниз. Вверх-вниз. Солнце ласкает. Становится всё теплее. Ему жарко. Он сбрасывает панамку, продолжает смеяться, раскачиваться и подпрыгивать как проворная обезьянка. Руки ноют, а он всё не останавливается. Но вот раскалившийся батут, будто котелок в камине над горящими поленьями, начинает нестерпимо больно пощипывая, обжигать ступни. Налетевший горячий ветер испепеляет лёгкие. Паша смотрит вниз и это уже не босые ноги малыша. Он видит свои бертцы, у которых потрескавшаяся от суровых поисковых работ кожа, плавиться от жары. И тут Степанцев понял, что не спит. Солнце нещадно печёт и слепит. Он стоит на противно поскрипывающем трясущемся отглаженном временем дощатом полу, ощущая, как затекли мышцы рук и задеревеневшее тело требует незамедлительной смены положения.

Потрескавшиеся губы парня непроизвольно приоткрылись и он с тихим стоном слабым голосом произнёс: – Пить. Пить. Хочу пить.

Откуда-то спереди послышалось злобное шипение Александры: – Степанцев! Очнулся! Признавайся, ты за мной следил и коробку жестяную трогал?!

Закостеневшая шея не слушалась. Панень напрягся, чтобы поднять голову. Сощурившись, примерно в полуметре перед собой он разглядел фигуру археологички с растрёпанными волосами. Она стояла в чёрном балахоне, в длинных разрезах которого ветер обнажал стройные босые ноги, привязанные тонкой верёвкой к разным частям грубо сколоченной повозки. Её руки были таким же способом закреплены наверху деревянных перекладин. От впивающихся в нежную кожу верёвок на растёртых запястьях пленницы кровоточили частично запёкшиеся раны. Повернувшись в пол-оборота, на него изучающе смотрела Александра. Холодные глаза, стреляющие гневом, словно ядовитыми стрелами, делали её схожей с легендарными амазонками.