Пока не появился император, капитан Атравес тихо разговаривал с капитаном Жирардом. Теперь же сейджин кивнул Жирарду и, пройдя по палубе, встал позади Кайлеба, заложив руки за себя за спиной в позе почтительного ожидания.
Император закончил свой осмотр неба, моря и ветра, затем повернулся к своему личному оруженосцу.
— Всё нормально? — тихо спросил он.
— Нормально, — согласился Мерлин, так же тихо, с лёгким поклоном.
Ни один человек со слухом, менее острым, чем у Мерлина, не смог бы расслышать этот разговор сквозь неизбежные фоновые шумы парусного корабля, идущего по морю. Впрочем, никто не должен был слышать, и каким-то образом, даже нисколько не изменившись, выражение лица Кайлеба, казалось, просветлело.
Выражение лица Мерлина не изменилось, но он уже знал ответ на вопрос Кайлеба. Отправленные на лодках отряды разведчиков-снайперов были тщательно проинструктированы о том, куда именно они должны отправиться, как только они высадятся на берег. Что касается генерала Чермина и его офицеров, они были отправлены на предполагаемые наблюдательные посты — места, в которых, как решил император Кайлеб, он мог бы выставить часовых для наблюдения за своим морским флангом, если бы он был сэром Корином Гарвеем и в особенности чувствовал себя параноиком.
Некоторые морпехи считали, что меры предосторожности императора были чрезмерными. Другие в душе задавались вопросом, достаточно ли у их императора, несмотря на всю его адмиральскую доблесть, намётан глаз сухопутчика, чтобы выбрать по карте настоящие наблюдательные пункты. Однако любая из этих сомневающихся душ была достаточно мудра, чтобы держать своё мнение при себе. А Кайлеб немного прикрыл себя, проведя два дня на борту одной из флотских шхун, взгромоздившись на её фор-марс — к немалому беспокойству её шкипера — и лично обозревая береговую линию сквозь подзорную трубу. Шхуна явно находилась в «обычном патрулировании», без украшенного короной личного штандарта, который официально указывал на присутствие императора на борту, и Кайлеб со всей ответственностью исписал целый блокнот заметок. Никто другой не должен был знать, что содержание этих заметок на самом деле было продиктовано ему сейджином, который сидел рядом с ним (якобы для того, чтобы убедиться, что император не сделает ничего глупого, вроде запутывания в собственных ногах и оставления большого грязного пятна на палубе шхуны).
Как оказалось, Корин Гарвей на самом деле был достаточно «параноиком», чтобы организовать наблюдательные посты. Он слишком хорошо осознавал, на какой риск пошёл, утверждая передовые позиции на Перевале Талбора, и знал, что может произойти, если в его тылу высадится достаточно большой отряд. Однако, он не собирался позволять Кайлебу проделать что-либо подобное и расставил целую сеть взаимосвязанных наблюдательных постов, которая протянулась почти на пятьдесят миль к западу вдоль побережья Менчира от окончания Гор Тёмных Холмов. Каждый из этих постов был оборудован сигнальными флажками, а в центральных точках были установлены семафорные мачты. Он выискивал самые высокие точки господствующих высот, какие только мог найти, чтобы предоставить своим наблюдателям наилучший визуальный контроль над водами Плёса Белой Лошади, и, учитывая относительно низкую скорость даже черисийских галеонов, эти наблюдатели предупредили бы его минимум за шесть часов до начала высадки противника.
Конечно, они зависели от дневного света. Если бы черисийцы были достаточно уверены в себе, чтобы рискнуть высадиться, приблизившись к берегу под покровом темноты и начав высадку с первыми лучами солнца, они могли бы вырвать у часовых Гарвея эту полудюжину часов подходного времени. Но дозорные всё равно были бы в состоянии послать ему предупреждение задолго до того, как первые черисийские морпехи смогли бы добраться до южного конца Перевала Талбора, особенно без кавалерии. Вывести свою собственную пехоту с перевала до того, как черисийцы смогут запечатать его за ним, было бы более рискованным предложением в таких условиях, но он поставил кавалерию графа Разделённого Ветра прикрывать ему спину.
В общем, у него были достаточные основания быть уверенным, что любые черисийцы в ближайшей окрестности будут к востоку от него, и он планировал держать их там. Если им всё же удастся вытеснить его фланговым ударом из Талбора, он намеревался как можно быстрее отступить к Менчиру и обширным оборонительным сооружениям, строительство которых вокруг столицы контролировал его отец. В конечном счёте, любая выжидательная игра была в пользу Корисанда, особенно теперь, когда Каменная Наковальня знал о черисийских ружьях и начал делать их копии. Единственное, чего Корисанд не мог себе позволить — это уничтожение или нейтрализацию полевых войск Гарвея, и Гарвея совершенно не волновала вполне реальная возможность того, что кто-то может усомниться в его храбрости из-за отступления с одной сильно укреплённой позиции на другую перед лицом армии, немногим более чем вдвое превосходящей его собственную.
К несчастью для сэра Корина, он понятия не имел о разведывательных возможностях, которые Мерлин Атравес сделал доступными Кайлебу Армаку. Мерлин присутствовал на его штабных и офицерских собраниях, наблюдал и анализировал каждого из его командиров, изучал их сильные и слабые стороны. Он — и Кайлеб, основываясь на его отчётах — точно знал, почему Гарвей отдал те распоряжения, которые отдал, и, в общем-то, Кайлеб, вероятно, отдал бы такие же в тех же условиях. Но император также знал из отчётов Мерлина, что в структуре командования Гарвея есть потенциально фатальный изъян, и именно по этой причине он приказал Мерлину уточнить позиции каждого из корисандийских наблюдательных постов. Мерлин также вычертил их линии связи и определил расположение семафоров, образующих центральные узлы этих линий. А располагая этой информацией, Кайлеб спланировал ночные высадки, в результате которых сержант Уистан и его товарищи высадились на берег.
Он был очень осторожен при выборе некоторых «потенциальных наблюдательных постов», где, на самом деле, никто никогда не был размещён. И он был столь же осторожен, чтобы не выбрать таких, которые действительно существовали, но которые сообщали через один из центральных узлов, а не имели прямой сигнальной линии с армией Гарвея. Ему одинаково не подходили как безошибочно направленные атаки на каждый наблюдательный пункт, так и атаки один или два раза не увенчавшиеся успехом. Оставалось надеяться, что никто не заметит, что те посты, которые он пропустил, «совершенно случайно» оказались неспособны рассказать кому-либо, что они видели посредством сигналов. Бегуны оставались проблемой, с которой он ничего не мог поделать, но для того, чтобы кто-то из уцелевших позиций смог передать новости Гарвею, требовалось как минимум несколько часов… и это предполагало, что упомянутые бегуны поняли, что случилось, и направились прямо к Перевалу Талбора, вместо того чтобы сначала сбегать и проверить, почему ретрансляционный пост, которому они семафорили, не подтвердил приём их сигналов.
Это не было идеальным решением проблемы. Это было просто решение, которое не мог предвидеть даже самый мудрый и хитрый из вражеских командиров.
«Гарвей достаточно хорош и заслуживает чего-то получше этого», — подумал Кайлеб. — «Это похоже на мошенничество. Но, как говорит Мерлин, если я не жульничаю, то недостаточно сильно стараюсь».
Император повернул голову, чтобы ещё раз окинуть взглядом восточный горизонт. Небеса определённо начинали светлеть, а за кормой «Неустрашимого» стали видны остальные галеоны. Он решил, что к тому времени, как штурмовые лодки доберутся до берега, света будет достаточно, и направился через широкие шканцы к капитану Жирарду. Стук его каблуков по блестящим от росы доскам был единственным звуком, не рождённым ни ветром, ни морем, и флаг-капитан пришёл в почтительное внимание, когда Кайлеб остановился перед ним.
— Очень хорошо, капитан Жирард, — официально произнёс император. — Подайте сигнал.
— Так точно, Ваше Величество. — Жирард коснулся своего плеча в салюте и кивнул лейтенанту Ласалу.
