Если и прозвучал шёпот ужаса при упоминании о виновности священников, то это было ничто по сравнению с реакцией, вызванной последним предложением Рейно. Послышались вздохи, удивлённые возгласы, даже одно или два приглушённых проклятия.

Рейно позволил большей их части затихнуть, затем снова кашлянул. Этот звук был не особенно громким, но он вызвал мгновенную тишину, и он продолжил.

— Выводы Трибунала относительно действий отца Стивина и его коллег-инквизиторов, а также относительно того, в какой степени инструкции Великого Инквизитора могли повлиять на них, будут официально доведены до сведения канцелярии Великого Инквизитора и, по его собственному специальному указанию, непосредственно до сведения Канцлера и Великого Викария.

— Однако, помимо установления фактов, касающихся этих действий, этому Трибуналу было дополнительно поручено расследовать смерть инквизиторов, о которых идёт речь. Черисийский адмирал, уничтоживший Фирейд, подтвердил своими собственными словами, что он лично отдал приказ о казни и, более того, сделал это по прямому указанию отлучённых от Церкви Кайлеба и Шарлиен Черисийских. Трибунал не намерен в настоящее время делать какие-либо официальные выводы о разрушениях, гибели и страданиях гражданского населения, причинённых ни в чём не повинным гражданам Фирейда, тем же адмиралом. Эти вопросы выходят за рамки целей, ради которых создавался этот Трибунал, и Трибунал понимает, что король Жамис проводит своё собственное расследование и поделится его выводами с Матерью-Церковью, когда оно будет завершено.

— Тем не менее, этому трибуналу было поручено расследовать и сообщить о фактических обстоятельствах смерти инквизиторов Фирейда. И непреложный вывод Трибунала заключается в том, что, несмотря на вину инквизиторов, о которых идёт речь, их «казнь» фактически представляет собой акты хладнокровного и самого нечестивого убийства. Само Священное Писание, как в книге Лангхорна, так и в книге Шуляра, устанавливает на все времена, что Мать-Церковь, и в особенности Управление Инквизиции, несёт ответственность за оценку действий Божьих священников, за определение вины или невиновности, когда эти священники обвиняются в преступлениях, и за исполнение приговора над ними, если они будут признаны виновными. Эта важная ответственность и долг принадлежат исключительно Матери-Церкви и Управлению Инквизиции. Любой человек, проливший кровь рукоположенного священника по собственной воле или по воле любого смертного существа, виновен перед Шуляром, Лангхорном и самим Богом в убийстве. Не просто в убийстве, но богохульстве. Это акт неповиновения не смертному, подверженному ошибкам человечеству, но Богу и Его Святым Архангелам. Не может быть никакого сомнения, никаких вопросов в том, что так называемая «Церковь Черис» должна нести ответственность за пролитие крови в глазах Матери-Церкви, всех благочестивых людей, и Самого Бога.

Его голос был резок, как кованое железо, и он обвёл комнату холодным, жёстким взглядом.

— Возможно, Шань-вэй соблазнила отца Стивина и его товарищей к греху, взывая к их решимости исполнять волю Божью, как они её понимали, основываясь на указаниях Великого Инквизитора. Без сомнения, их бессмертные души заплатят высокую цену из-за их горькой неудачи, и ни один священник Матери-Церкви не сможет оправдать их действия. Не тогда, когда эти действия привели не просто к смерти самозваных еретиков, но к смерти детей, у которых не было выбора, не было голоса в действиях своих родителей. Кровь таких невинных жертв должна запятнать даже самые набожные души.

— Но даже если всё это правда, люди, убившие тех священников, были виновны в ещё более тёмном и отвратительном преступлении. Они повесили отца Стивина и его товарищей — повесили рукоположенных священников Божьих — в раскалённой добела яростной мести. В пылу своей кощунственной кровожадности они переступили границы, установленные самим Богом для смертных людей. Таким поступкам не может быть прощения, и обязательно настанет день, когда они ответят и перед Матерью-Церковью, и перед Инквизицией, и перед Богом за свои непростительные грехи.

.VII.

Плантация хлопкового шёлка,

Баронство Дейрвин,

Лига Корисанда

— Значит, они наконец-то двинулись в путь, — пробормотал сэр Корин Гарвей.

Он стоял на тенистой веранде дома плантатора, выращивающего хлопчатобумажный шёлк, который его штаб реквизировал для своей штаб-квартиры. Дом — очевидно принадлежавший богатому человеку — был прекрасно обставлен, хотя и маловат для штаба целой армии. С другой стороны, в далёком уголке его сознания мелькнула мысль, что его «армия» была маловата для всего, что любое из великих материковых государств, таких как Харчонг или Сиддармарк, могло бы обычно описывать этим конкретным существительным.

«Но, как минимум, армия Кайлеба кажется ещё меньше моей. Во всяком случае, это уже кое-что».

— Насколько достоверны эти сообщения, Алик? — спросил он вслух, глядя на статного, великолепно одетого мужчину, стоявшего рядом с ним.

Гарвей знал сэра Алика Артира, графа Разделённого Ветра с тех пор, как они были мальчишками. Они были хорошими друзьями на протяжении многих лет, и не было никого, кого Гарвей предпочёл бы иметь на своей стороне в бою. К несчастью, несмотря на всю свою драчливость и неоспоримую храбрость, Разделённый Ветер не был самым блестящим человеком, которого когда-либо встречал Гарвей. Он серьёзно относился к своим обязанностям, у него был, казалось, безграничный запас физической энергии, и он был самым великолепным всадником, которого когда-либо видел Гарвей. Дайте ему врага на другом конце открытого поля, саблю в руке и кавалерийский отряд за спиной — и он будет непобедим. Однако он был чуточку не уверенным в том, что касалось аспектов разведки и прикрытия в профессии кавалериста, и его естественным предпочтением, когда он сталкивался с вражеской позицией, было атаковать первым и выяснить, каковы были шансы для его послебоевого отчёта. С другой стороны, он пережил достаточно ударов судьбы, чтобы осознавать свои собственные слабости.

— Я думаю, что они очень надёжны, — сказал он. — Мой головной полк держит их под наблюдением с тех пор, как они покинули Дейрос. С тех пор как они ушли в леса, нам не удаётся поддерживать деятельность разведывательных групп на их флангах, но мы продолжаем медленно отступать при контакте с их авангардом. Судя по маршруту, который они проделали до сих пор, они определённо направляются к Перевалу Талбора. И ты был прав, у них, кажется, не так уж много собственной кавалерии. — Разделённый Ветер фыркнул. — Если бы дело дошло до прямого боя между моими и их солдатами, мы бы закончили ещё до обеда.

— Но ведь этого не произойдёт, правда, Алик? — Спросил Гарвей, и Разделённый Ветер мрачно покачал головой.

— Скорее всего, нет. Хотя, — граф заметно оживился, — если вам с Чарльзом удастся прорвать их боевые порядки, мы с ребятами с удовольствием прикончим их за вас.

Гарвей улыбнулся, но улыбка сменилась хмурым выражением лица, когда он вспомнил одну, конкретную, депешу из тех, что были отправлены ему кавалерийским заслоном Разделённого Ветра.

— Что ты об этом думаешь, Чарльз? — спросил он человека, откинувшегося на спинку стула по другую сторону импровизированного стола с картами. Гарвей постучал указательным пальцем по раздражающей депеше, и тот пожал плечами.

— Практически тоже самое, что и ты, я полагаю, — сказал сэр Чарльз Дойл.

Он был на несколько лет старше Гарвея или Разделённого Ветра, и своим нынешним положением был обязан тому, что был одним из любимцев князя Гектора. С другой стороны, он стал одним из фаворитов князя из-за своей склонности к выполнению сложных задач. Высокий, поджарый, темноволосый Дойл был больше известен своей ленью, чем физической выносливостью, но он обладал всей той интеллектуальной остротой, которой, казалось, часто не хватало Разделённому Ветру. Его вполне устраивала его роль старшего офицера артиллерии Гарвея, и между ними двумя, он и Разделённый Ветер обычно составляли удивительно эффективную группу слушателей для стратегических сессий Гарвея.