— Я боюсь, что вы правы, — веско сказал священник, сбросивший пончо. — Я верю, что он искренен, хотя и склонен думать, что его побудительные мотивы не столь бескорыстны, как он говорит. На самом деле, я думаю, что они не настолько бескорыстны, как он действительно считает. И, конечно, есть все эти другие, более личные, факторы, играющую роль в его мышлении. Но каким бы искренним он ни был, он просто не хочет сталкиваться с тяжёлыми, неприятными фактами.

— Какими фактами? — спросил человек, который задавал вопросы Дейрюсу, и священник поднял руку, отсчитывая количество на пальцах, когда говорил о них.

— Во-первых, я не думаю, что он действительно хочет признать, что она стала врагом Божьим. Ему отчаянно хочется верить, что она лишь временно ошибается. Что, со временем, она возьмётся за ум. А во-вторых, он не хочет признаваться, насколько глубоко и искренне привязано к ней большинство её подданных. Я думаю, он недооценивает важность её поддержки среди простых людей в этом вопросе, вероятно, потому, что он сам не один из них. Это более чем немного иронично, в свете прошлых событий, но я полагаю, что также возможно, что он обманывает себя в этом вопросе потому, что он не хочет сталкиваться с логическими последствиями.

— Но вне зависимости от того что он думает, или почему вообще он думает об этом, правда в том, что она по-настоящему любима. На самом, деле весь его план вращается вокруг использования этой любви в наших собственных целях, и внешне это очень привлекательная концепция. Когда она не только удержалась на троне после смерти своего отца, но и проявила себя как одну из самых сильных правителей в истории Чизхольма, она завоевала их сердца, а также их преданность. Несмотря на то, как глубоко они уважают её, простолюдины также чувствуют себя активно собственническими по отношению к ней, почти как если бы она была их любимой, красивой сестрой или дочерью, а не просто монархом. Наш друг прекрасно осведомлён об этом, но упорно упускает из виду, что огромный процент чизхольмцев последует за ней прямо в отступничество и ересь просто из-за того, как сильно они её любят. Каждая депеша от Зелёной Горы и Королевы-Матери только подчёркивает этот факт. Он просто не хочет признавать этого, так же как, по моему мнению, недооценивает степень, до которой простые чизхольмцы будет автоматически подозрительно относиться ко всему, что содержит хотя бы малейший намёк на какую-то аристократическую кабалу. Все другие схемы, которые он придумал для того, чтобы фактически дискредитировать её, разбились о те же камни, но он искренне верит, что эта сработает, потому что она должна дискредитировать причины её решений, а не сами решения, и сделать это таким образом, что она не может прямо противостоять. К сожалению, я не думаю, что это будет иметь тот эффект, который он предсказывает… а без активной поддержки Зелёной Горы — которую, как даже он понимает, невозможно обеспечить — я ещё больше сомневаюсь в его способности управлять простонародьем достаточно хорошо, чтобы держать ситуацию под контролем в долгосрочной перспективе.

— Так же, как и я, — сказал Хэлком, медленно, и с сожалением, кивая. — И, если он ошибается, если он не может дискредитировать её политику и лишить её возможности противостоять его действиям, тогда у нас не останется другого выбора, кроме как подумать о более… прямых действиях.

— Я понимаю, — сказал человек, задавший первый вопрос. — И всё-таки мне бы хотелось, чтобы был какой-то способ избежать этого.

— Как и все мы, — ответил Хэлком. — Как и все мы.

Несколько секунд он сидел молча, а затем снова обратил своё внимание на священника.

— Я так понимаю, вы получили его ответ на наше последнее встречное предложение?

— Да, получил. Он считает, что то, что вы предложили, должно быть дельным, учитывая условия как в Черис, так и в Чизхольме. Он согласился помочь подтолкнуть события в нужном направлении.

— А он строит какие-нибудь собственные планы, чтобы закрепить положение вещей после этого? — Глаза Хэлкома заострились, когда он задал этот вопрос, и другой человек пожал плечами.

— Он говорит, что сейчас нет смысла пытаться это делать. Или, скорее, что было бы неоправданно рискованно пытаться вовлечь кого-то ещё в его планы на данном этапе. Как он говорит, его нынешняя база поддержки не особенно сильна, и он не совсем уверен, кто из его очевидных сторонников мог бы оказаться менее восторженным, если бы они знали полный план. Поэтому он намерен ждать, пока не наступит нужный момент, а затем «играть на слух». Я думаю, что у него есть, как минимум, какая-то надежда привлечь новых сторонников, когда чизхольмская делегация в новый Имперский Парламент прибудет в Теллесберг. Даже если он не преуспеет в этом, или решит, что пытаться в итоге слишком рискованно, тот факт, что он единственный во Дворце, кто будет знать заранее время, когда что-то произойдёт, должен позволить ему извлечь выгоду из этого. Во всяком случае, так он говорит, и я в большой степени склонен согласиться, что он говорит нам правду о своих планах и намерениях.

— Что способствует приданию дополнительной достоверности вашим собственным замечаниям о его мотивах, не так ли? — сказал Хэлком немного печально.

— Полагаю, так оно и есть. С другой стороны, не забывайте, что его возражения, его условия, совершенно искренни. По крайней мере, так я их оцениваю. Есть чёткие границы, которые он не готов переступать.

Предупреждающая нотка в голосе священника прозвучала совершенно ясно, и Хэлком кивнул.

— Я это понимаю. И если бы я поверил, что его анализ последствий его собственного предложения был точен, я был бы полностью готов уважать эти границы. К сожалению, он ошибается. То, что он хочет сделать, с большой вероятностью обрушится ему на голову, а если это произойдёт, то обрушится и на нас, и на нашу задачу. На самом деле, я считаю, что, в конечном счёте, его идея, вероятно, ухудшит ситуацию, фактически укрепив власть Шарлиен со временем. Никогда не забывайте, сыновья мои, что наша новая Императрица — грозная, умная и решительная женщина. Та, кто не только пользуется огромной народной поддержкой в Чизхольме, но и непрерывно завоёвывает сердца и преданность всех в Черис. Именно это делает её таким опасным оружием в руках Кайлеба, и выбить её из его рук будет гораздо труднее, чем думает наш друг.

— Я… сожалею об этом, — тихо сказал священник. — Как вы только что сказали, она не злая и никогда не была злой женщиной, несмотря на ужасный грех, в который она впала.

— Зло соблазняет, — почти так же тихо ответил Хэлком. — Оно не может победить силой оружия, если только благочестивые люди не позволят ему сделать это, и если бы его маска не была такой прекрасной и соблазнительной, то в Аду не было бы никого, кроме самой Шань-вэй. Но Ад не пуст, сын мой, и какими бы благими ни были намерения Шарлиен изначально, какой бы доброй она ни была, она продолжает искренне верить в них, и теперь она полностью на службе у Шань-вэй. И поэтому, какой бы привлекательной она не могла быть, независимо от того, насколько она может быть физически или даже духовно привлекательна, она — враг Бога. А с Его врагами не может быть ни пощады, ни компромисса.

Остальные кивнули в торжественном молчании, и он снова переключил своё внимание на священника.

— Очень хорошо. Когда у вас будет возможность поговорить с ним ещё раз, скажите ему, что сделать приготовления с нашей стороны займёт, по крайней мере, некоторое время. Если он будет выражать нетерпение, укажите ему, что трудности, связанные с поиском безопасного и, если необходимо, обороняемого места для нашей базы после фактического удара, далеко не тривиальны. Скажите ему, что мы закончим наши приготовления как можно быстрее и сообщим ему, когда всё будет готово. И так же было бы хорошо предложить ему начать думать о том, как привлечь внимание Императрицы к Святой Агте.

— При всём моём уважении, хотим ли мы, чтобы он сделал это до того, как мы закончим подготовку? — спросил священник.