Чермин не говоря ни слова кивнул. Практика поднятия церковного вымпела всякий раз, когда судно находилось на службе Церкви, восходила почти к самому Сотворению. Традиционно для этого были очень веские причины, включая тот факт, что только самый отважный — или самый безумный — пират собирался шутить с церковным галеоном. Однако в последнее время, эти традиционные причины были несколько… расшатаны. Казалось, всему остальному миру потребовалось время, чтобы понять, что в наши дни поднятие этого вымпела имеет много общего с размахиванием красным флагом перед великим драконом, по крайней мере в том, что касалось Черис, но Чермин полагал, что старые привычки трудно сломать.

«И если быть честным, даже не каждый черисиец так взбешен этим зрелищем, как Старик», — размышлял он.

На самом деле Чермин был по меньшей мере на несколько лет старше Фитцхью, но ему и в голову не приходило использовать другой эпитет для владельца «Верного сына». Симин Фитцхью казался большинству людей старше своих лет. Отчасти это объяснялось его ростом — он был на голову выше большинства других черисийцев — но в большей степени это объяснялось его бесспорной телесной крепостью. И дело было не только в твёрдости его несомненно мощных мышц и костей. Несмотря на всю свою молодость, Фитцхью был целеустремлённым, дисциплинированным человеком, что помогало объяснить, почему человек его возраста не только капитан, но и владелец собственного галеона.

Но также он был человеком железных убеждений. Никто не мог обвинить его в ограниченности взглядов или в том, что он отказался посмотреть, прежде чем прыгнуть, но как только его убеждения вступали в силу, уже ничто не могло поколебать его. Чермин знал, что Фитцхью поначалу сомневался в разумности раскола между Церковью Черис и Храмовыми Лоялистами. Эти сомнения ослабли со смертью короля Хааральда, и полностью исчезли, когда он увидел, как архиепископ Мейкел и Император Кайлеб превращают свои слова в реальность. Попытка убить архиепископа в его собственном соборе, случившееся с архиепископом Эрайком, ложь, исходящая из Зиона, и Фирейдская Резня заменили эти первоначальные сомнения пламенной приверженностью.

«И Старик ничего не делает наполовину», — сказал себе Чермин. — «Что подходит мне целиком и полностью, когда ты подходишь к этому». — Он оскалил зубы на деснерийский галеон. — «Интересно, достаточно ли у этого парня ума, чтобы понять, как быстро ему лучше снять этот вымпел?»

* * *

— Дерьмо.

Алик Ящероголовый произнёс это единственное слово с тихим напряжением, когда черисийский бриг — а сейчас они были уже достаточно близко, чтобы разглядеть национальное знамя, подтверждавшее, что он черисийский — рассёк воду во вздымающихся всплесках белой пены. Он должен был восхищаться тем, как другой капитан управлял кораблём, но ему было немного трудно вспомнить об этом, когда он увидел семь открытых орудийных портов, ухмыляющихся в его направлении. У него никогда — ещё — не было возможности осмотреть одну из новых черисийских пушек, но он знал, что видел, когда приземистое, короткоствольное орудие тяжело выкатилось вперёд. Его «горокоты» стреляли трёхфунтовыми ядрами; если это было то, о чём он думал, они стреляли по меньшей мере восемнадцатифунтовыми. «Танцующий Ветер» был значительно больше, чем черисийский бриг, но не настолько большим, чтобы быть способным выжить при таком перевесе огневой мощи!

— Сэр? — напряжённо произнёс Хейрейм, и Ящероголовый посмотрел на него.

— Я не думаю, что они особенно обеспокоены стрельбой по деснерийскому кораблю, а ты, Горжа?

— Нет, сэр, не думаю, — сказал Хейрейм через мгновение, но пока он говорил, его взгляд переместился вперёд, туда, где на палубе ждали лейтенант Эйвирс и десять его Храмовых Гвардейцев.

— Да, это проблема, — очень тихо согласился Ящероголовый. Глаза Хейрейма метнулись к нему, и капитан тонко улыбнулся. — Если мы не спустим свой флаг и не ляжем в дрейф, эти пушки превратят нас всех в приманку для кракенов, и чертовски быстро. Или, если уж на то пошло, я уверен, что у них там достаточно людей, чтобы взять нас на абордаж, предполагая, что они каким-то образом знают достаточно о грузе, который мы везём, чтобы беспокоиться о том, чтобы не потопить нас неосторожным пушечным выстрелом. Но лейтенант Эйвирс будет настаивать, чтобы мы не спускали флаг и не ложились в дрейф, и я уверен, что его люди последуют его примеру, если — и когда — он зарубит первого, кто тронет пальцем флагшток. Не говоря уже о том, что если бы мы были неосторожны настолько, чтобы потерять церковные деньги, сдавшись еретическому черисийскому «пирату», его отчёт, несомненно, имел бы… печальные последствия.

— Да, сэр, — согласился Хейрейм ещё более тихим голосом.

— Мы в ловушке между драконом и глубоким синим морем, — пробормотал Ящероголовый. Никто не мог бы услышать его из-за шумов парусного корабля в море, но Хейрейм провёл с ним уже много время. Он знал, о чём думает его шкипер, и выглядел крайне несчастным.

«Ну что же, пусть он выглядит таким несчастным, как ему нравится», — язвительно подумал Ящероголовый. — «Он будет выглядеть таким же чертовски несчастным, когда мы спустимся на дно Марковского моря!»

— Скажи боцману, что мне нужно поговорить с ним, — сказал он вслух, не сводя глаз с Хейрейма. — По-моему, он сейчас наверху раздаёт мушкеты.

На мгновение Хейрейму показалось, что он даже не дышит. Затем он глубоко вздохнул, расправил плечи и кивнул.

— Да, сэр. Я позабочусь об этом.

* * *

«Ну что же, я пока не вижу никаких признаков того, что там может проявиться здравомыслие», — подумал Фитцхью. — «Если только, конечно, все они не слепы как камень и даже не понимают, что мы здесь!»

Он поморщился и поднял свой рупор.

— Мастер Чермин!

— Да, сэр? — крикнул в ответ Тобис Чермин со шкафута.

— Расчехлите поворотное орудие! Кажется, нам нужно привлечь внимание этих людей!

— Так точно, сэр!

* * *

Ящероголовый стоял у поручней кормовой надстройки, неотрывно — можно даже сказать, пристально — глядя на черисийский бриг. Он обсудил свои планы защиты корабля с боцманом, который пробыл с ним даже значительно дольше Хейрейма, и боцман направил всех из двенадцати вооружённых мушкетами матросов «Танцующего Ветра» в середину корабля, что было более удобно для лейтенанта Эйвирса.

У брига была единственная длинная пушка впереди. Она выглядел так, как будто была установлена на каком-то поворотном столе. Хотя Ящероголовый никогда не слышал ни о чём подобном, он мог понять преимущества такого вида крепления, и потому сосредоточился на нём, вместо того чтобы рискнуть взглянуть вперёд на гвардейцев. Теперь в любое время…

* * *

— Огонь!

Четырнадцатифунтовая поворотная пушка «Верного сына» грохнула, выплюнув своё ядро поверх серо-зелёных волн. Оно приземлилось довольно далеко от деснерийского галеона, именно там, где должен был упасть предупредительный выстрел, но его сообщение было кристально ясным, и Фитцхью внимательно наблюдал за другим кораблём. Если бы у капитана этого корабля была хоть капля здравого смысла, церковный вымпел мог бы съехать вниз в любой момент. К несчастью, Фитцхью уже заметил на палубе галеона по меньшей мере нескольких Храмовых Гвардейцев. Они не собирались приветствовать мысль о капитуляции. С другой стороны, их присутствие говорило о том, что это действительно тот самый корабль, которого он ждал. И независимо от того, способны они сдаться или нет, он всё равно должен был как минимум дать им такую возможность. Лично он с таким же успехом мог бы дать каждому из этих гвардейцев по пушечному ядру и вышвырнуть их за борт, но правила есть правила. А, как он достаточно неохотно признал, следование правилам — это единственный способ не дать человеку проснуться и обнаружить, что он стал кем-то, кем ему не очень нравится быть. С другой стороны…